Литературная страница

ПРЕОДОЛЕНИЕ ОТЧАЯНИЯ

«Он умер в январе, в начале года» – писал задолго до кончины Иосиф Бродский. И ушел из жизни 28 января, не дожил четырех лет до окончания ХХ века – зловещего века России.

Звезда русской поэзии в этом веке была особенно трагической. Блок, Мандельштам, Маяковский, Есенин, Цветаева, Ахматова, Пастернак и последний великий подвижник великой поэзии – Бродский. 40 без малого лет он вел диалог со своим дарованием, почти всегда заканчивая его словами о том, что лучше быть неудачником в демократии, чем кем-то значительным в деспотии. Его творчество – памятник стойкости позиции отдельно взятого, «частного» человека, отстаивающего свою личность. Он и в своей нобелевской речи повторил, что всю жизнь старался изо всех сил быть таким человеком, со своим сознанием жизни, со своим поэтическим языком.

Такая позиция никак не совпадала с навязанной всем системой сверхконформизма. Хотя в его творчестве еще начала 60-х годов ХХ века не было ничего явно антисоветского, власть безошибочно увидела чуждое ей миропонимание и поступила по своему обычаю – взяла и сослала его. Но суд над Бродским, при всей его бессмысленной жестокости, не стал устрашающим всех беспощадным актом.

Мир выразил этому действу свое негативное отношение. Даже забитые тяжким трудом и беспросветным бытом крестьяне села Норенское, под Архангельском, смотрели на этого непонятно за что сосланного тихого человека с должным сочувствием, почти как на своего. В письме Якову Гордину из ссылки Бродский писал, что жизнь человека – это его жизнь. Быть независимым. «Нужно привыкнуть видеть картину в целом. Частностей без целого не существует».

Не без влияния общественного мнения срок ссылки был сокращен. Ссылка не изменила его,  он продолжал писать, и его творчество в окружающей действительности могло остаться не реализованным. Выходом стала эмиграция. Титаническим трудом входил он в новую действительность, в англоязычный литературный процесс. Но поджидавшая его смерть от сердечного недуга заглядывала в глаза и определила очень жесткие «тиски времени».

«Разбегаемся все, только смерть нас одна собирает. Значит, нету разлук, существует громадная встреча. Значит, кто-то нас вдруг в темноте обнимает за плечи».

В Бродском все время поэт сливается с человеком, понимающим, что суд искусства, то есть того, без чего его просто нет, – суд, более требовательный, чем Страшный Суд.

Исследователь творчества Бродского Игорь Ларин применяет к Бродскому слова Мераба Мамардашвили: «Живая жизнь», т.е. жизнь, проживаемая ежемоментно и в самой полной мере, что звучит в Евангелии – «Час настал, и это сейчас». Быть здесь сейчас значит: знать, что и прошлое сидит в тебе, возврата к нему нет, нет слова «потом». Ты обязан быть тем, кем определен твоим даром и накопленным опытом. И Бродский каждой строкой показывает внешнее именно через свое – внутреннее.

Недаром поэзия Бродского так близка людям настоящей науки именно своим родством с их поиском ответов на волнующие человечество насущные проблемы. Многие сравнивают его деформацию стиха (его конструкции) с цепной реакцией ядра. Это присуще и размышлениям о судьбах сверстников со школьных лет, и циклам на древнеримские темы, и «Подражаниям сатирам, сочиненных Кантемиром».

Говоря о нашем времени, где протекает трагедия века, Бродский отмечает, что «в настоящей трагедии гибнет не герой – гибнет хор». Так он сказал в нобелевской речи. А потом пошел развивать эту мысль глубже.

В настоящих трагедиях, где занавес –

часть плаща

Умирает не гордый герой,

но, по швам треща

От износу, кулиса.

Под кулисой понимается весь мир в его многообразии. Срывается единая форма мира, унифицирующий всё мундир; поэтом утверждается право на различия.

Почти всё творчество Бродского – оружие художника в столкновении с суррогатами духовности. Вся его жизнь, весь его «образ мира, в слове явленный» (Б.Пастернак) являются не только примером для встающего на путь творчества, но и укором тем, кто изо всех сил тщится компенсировать отсутствие дара угождением самым непритязательным вкусам толпы и сильных мира сего, не брезгует никакими способами для пробивания своих «творений» в печать, на сцену, в средства массовой информации. И как выглядят те, кто способствует этому псевдоторжеству суррогатов духовности?

А строки Бродского полны силой его чувств и мыслей, зоркостью его взгляда, ведут к полноте жизни, к тому, что он называл «новой эстетической реальностью».

Выдающийся русский философ Отец Павел Флоренский в своих языковедческих изысканиях, в размышлениях о Бытие и Небытие, о Жизни и Смерти обращался к словам «Рок» и «Время» и выстраивал такую цепочку слов в разных языках:

РОК – РЕЧЬ – СУД – УЧАСТЬ – СУДЬБА – ВРЕМЯ – ВЕК.

Разве это не формула жизни и творчества Иосифа Бродского?

Но хочется завершить размышления о поэте его словами о том, что он «входил вместо дикого зверя в клетку», т.е. выставлялся на позорный неправедный суд, попадал в самые невероятные, порой смертельные ситуации, был тяжело болен, но за свою судьбу поэта он жизни выражает только благодарность.