К 60-летию победы

На наше обращение к читателям прислать свои воспоминания о войне, о военном времени откликнулось несколько человек. Как и следовало ожидать, – это уже не участники войны, а их дети. Леонид Карпис в своем письме рассказал о старшем поколении своей семьи, которое в полном составе – и мужчины, и женщины – приняли участие в борьбе с фашизмом. К сожалению, полностью письмо мы не можем привести – несмотря на свое название, слов в нем на добрую половину газеты. Коротко коснувшись судеб большинства членов семьи, более полный рассказ автора мы приведем только о том из них, судьба которого показалась нам наиболее примечательной. 

НЕМНОГО СЛОВ О ЖИЗНИ И ВОЙНЕ

Мой отец Евсей Карпис, 1913 года рождения, «еврей по маме и по папе», успел в 1939 году защитить диссертацию и получить ученую степень кандидата технических наук, что до войны было редкостью. В 1941 году его призвали в армию, но, учитывая его ученость, направили курсантом в Бронетанковую Академию им. Сталина. Успел повоевать помпотехом танкового батальона, но затем, ввиду показанных им во время учебы выдающихся способностей, был направлен в ту же Академию преподавателем.

Другой член семьи, студент московского Энергетического института Наум Карпис, в 19 лет ушел добровольцем на фронт. Много повоевать не успел: не умея плавать, утонул, когда немцы в районе Керчи сбросили наши войска в море.

Сестра отца Рахиль со студенческой скамьи медицинского института была определена хирургом в полевой передвижной госпиталь. Свой первый орден – «Красной звезды» – заслужила в 1943 году на Брянщине, когда ее госпиталь вместе с другими частями отступил, а ее, девчонку, хоть и в чине капитана, оставили с 56-ю нетранспортабельными тяжелоранеными. Спас случай: рядом с госпиталем по какой-то своей оказии приземлился на У-2 оказавшийся знакомым летчик. Он и пригнал эскадрилью У-2, которая вывезла всех раненых вместе с их врачом. Закончила Рахиль войну на Дальнем Востоке, уже в чине майора.

Другая сестра отца, Эсфирь, ратных подвигов не совершала, но была направлена под Калинин на лесоповал – работу, на которой раньше были заняты только мужчины, в основном, зэки. Дослужилась на лесоповале до высокой должности бригадира.

Моя мать, Людмила Лазарева, русская из города Ефремов Тульской области, с большим изъяном в биографии: она была из семьи «врага народа». Отца, рабочего-передовика, забрали прямо с рабочего места. Решением Особого совещания при НКВД СССР (это значит: никаких адвокатов, никаких апелляций) от 28 июня 1938 года по «политической» статье 58-10 УК РСФСР его упекли на 8 лет в лагерь в Магаданской области, где он, очень крепкий 50-летний мужчина, через три года умер. Несмотря на красивый лозунг «дети за отцов не отвечают», Людмила и два ее брата нигде не могли устроиться на работу. Старший из братьев, Виктор, даже пытался от отчаяния покончить с жизнью, к счастью, неудачно. Людмила помыкалась, спасаясь от голодухи, по разным городам Союза, пока в начале войны не оказалась на строительстве эвакуированного на Урал завода. А уже оттуда сбежала на фронт – не столько из патриотических побуждений, сколько от невыносимых условий жизни. На фронте была  сначала прачкой в медсанбате, потом возила на фронт вагоны с обмундированием, питанием, а с фронта – раненых, бывало и под бомбами.

Старшего брата матери, Виктора, угораздило попасть в штрафбат. Эшелон, в котором следовала на фронт его часть, проходил через родной Ефремов. Виктор отпросился повидаться с матерью, а когда вернулся на вокзал, оказалось, что эшелон отправили раньше времени. Конечно, в такие детали никто вдаваться не стал. В штрафбате «смыл вину кровью», но добровольно остался в нем, уже сержантом. Умер от ран в лазарете, похоронен  на восточной окраине г. Прессбаум в Австрии.  

Самый младший вояка в нашей семье, Владимир Лазарев, с детства был отчаянным пацаном, этаким цыганистым красавцем с роскошной черной шевелюрой, гонял голубей, дрался из-за них и тоже, разумеется, стал сыном врага народа с урезанным пайком питания. Почему в 17 лет и пошел добровольно на фронт, провоевав всю войну в разведроте, став полным кавалером ордена «Слава», участником парада Победы в Москве, и получив за войну 14 (!) ранений и укороченную на 2 см ногу. Смотреть на него в бане было страшно, живого места не было на теле. Долго ему не давали инвалидность первой группы, вот если бы еще пол сантиметра отхватила война…

Один из своих орденов он получил за форсирование Днепра. В войсках был зачитан приказ: первый, кто ступит на тот берег, будет удостоен звания Героя Советского Союза. И солдатики поплыли. Кто на чем. Поднял над водой Владимир руку для очередного гребка, а осколок ему средний палец и пробил. Боль, грести нету мочи, а назад не повернешь, сзади загрядотряд, смерть верная. Ну, а впереди… надо еще посмотреть! Бросил он на дно автомат, парабеллум, шик разведчика, гранаты, ремень с подсумком патронов и поплыл безоружным к вражескому берегу. Так налегке и выбрался, орден свой в бою заслужив. А я, мальчик, воспитанный на патриотической литературе, после его рассказа тревожно спросил, что же с ним сделали за то, что он бросил личное оружие? А он с мягкой усмешкой, как несмышленышу, ответил: «Э, милый, на том берегу мертвяков и этого оружия столько валялось, что было б кому только его подобрать и воевать дальше».

Один из орденов он получил за то, что штурмовали они под Кенигсбергом одним своим разведвзводом «неприступную крепость-конюшню». Так он только этот объект всегда и называл. Перед этим их полк три раза поротно ходил в атаку, в лоб, потеряв очень много людей. Чего, чего, а людей не считали: умри, но приказ выполни. Немцы укрепились в большой риге, сложенной из огромных валунов. Перед ригой были вырыты окопы с пулеметными ячейками, где, после удачно отбитой атаки, оставались только наблюдатели, а остальные славно потрудившиеся немецкие солдаты заслуженно отдыхали в риге. Разведчики прикинули: в лоб «неприступную крепость-конюшню» не возьмешь, сплавились скрытно, замаскировавшись пучками травы, по речке в тыл риги. Дядя со товарищи подползли к окопам, без шума ножами зарезали дозорных. А затем подобрались к окошкам риги и забросали немцев гранатами. В закрытом, с непробиваемыми стенами помещении, осколки гранат, многократно ударяясь о стены, превратили людей в месиво. Смотреть потом было страшно.

А вот история получения им третьего ордена была менее страшной и кровавой. Их полк попал в окружение в прусском лесу в конце войны. Разведчики получили приказ спасать знамя полка. Содрал он знамя с древка, намотал его на израненное тело под гимнастерку, и бросились они бежать в тыл, прячась по мере возможности по-за кустами и деревьями. Выбежали на шоссе, а по нему бауэр на повозке едет. Дали ему по уху, вскочили в телегу и ходу в направлении тыла. Прискакали в какой-то брошенный хозяевами отдельно стоящий крестьянский двор, а там подвал-келлер, запасливо набитый окороками, сырами и самодельным шнапсом. Выставили часового и стали пить и закусывать непайковыми продуктами питания. Пили так два дня. А на третий изрядно пьяный часовой наблюдает трусящего на лошади замкомандира полка. Соскочил он с коня и бросился к разведчикам с одним надрывным вопросом, цело ли знамя? Предъявил дядя, расстегнув ворот гимнастерки, спасенное знамя, а замкомандира полка расслабился и замученно, но удовлетворенно проронил: «Продолжайте,.. бойцы!»

В мирной жизни Владимиру пришлось поначалу туго. Ведь он, в 17 лет уйдя на фронт, ничего не умел и ничему не научился, кроме как убивать и не дать убить себя. Ему еще и не везло. Как только вернулся с фронта в Ефремов, получил на улице сабельный удар по голове, пятнадцатая, теперь мирная, рана. Посчитались с ним еще из-за довоенных голубей. Выучился на электрика, тянул по деревням провода к «лампочкам Ильича», но однажды рухнул с электрическим столбом на землю. При этом столб упал на него, поломав несколько ребер. Шестнадцатое ранение! Стал помощником машиниста паровоза, попал под выброс пара, получил ожоги…

Воевал он и в мирной жизни. Когда ему, при реабилитации отца, показали донос соседки, по которому отца упекли «куда Макар телят не гонял», он пришел к ней и предложил, во избежание смертельных для нее осложнений, в 24 часа покинуть славный город Ефремов. Та предпочла, бросив хозяйство, покинуть город в установленный ультиматумом срок. Нашел себя Владимир Петрович лишь в конце жизни, рассказывая школьникам «как это было» и, наконец-то, получив признание земляков и известность в своей Тульской области.

Вот так и отвоевалась моя интернациональная семейка. Сегодня, к 60-летию Победы, в живых остались только две моих тетушки, остальных моих защитников Родины уже нет в живых. ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ!

Леонид Карпис