Он живет в Нюрнберге

Сапер, минер, художник

Однажды в трамвае шестого маршрута к немцу преклонных годов подошел наш соотечественник весьма библейской внешности и на ломаном немецком извинился и спросил, как проехать к такому-то месту. Тот на ломаном русском, но внятно объяснил. Познакомились. Оказалось, что зимой сорок третьего стояли с оружием друг против друга – в Сталинграде. Разговорились, очень тепло распрощались.

Этот уроженец Полтавы 1922 года с очень зорким молодым взглядом и быстрой походкой – Цфан Яковлевич Дунаевский, двоюродный племянник Исаака Дунаевского, ныне живет в Нюрнберге. Помнит всё, что с ним было. А была война, на которую он пошел в сорок первом, закончил в Японии в сентябре сорок пятого, а был демобилизован только в 1947 году.

Никакому специалисту по именам никогда не догадаться до смысла этого имени – Цфан. Незадолго до его рождения умерла бабушка Ципора. По обычаю новорожденный внук должен был получить имя хотя бы с одной буквой умершей бабушки. Родители и вспомнили древнего исторического персонажа Цфания. Потом стало просто – Цфан.

Родом кузены Дунаевские были из городка Лохвица., в детстве были очень дружны, потом Исаак уехал в Харьков, а Яков – в Полтаву, где и создал семью. Но вскоре по состоянию здоровья должен был переехать на юг – в Пятигорск.

Цфан там окончил школу, поехал в Москву и поступил в художественное училище в 1940 году. Но через год, будучи в Пятигорске на каникулах, был призван в армию и отправлен на фронт.

 Цфан Дунаевский

Прежде, чем начать повествование о военной эпопее нашего героя, вспомним, что другой его дядя со стороны матери Розенберг был до революции в Харькове революционером, подпольщиком, нередко его прятали от полиции известные в городе врачи, инженеры, юристы. После установления советской власти Розенберг стал редактором ведущей газеты Украины. Когда начались гонения на старую интеллигенцию, влиятельный редактор стал на ее защиту, но власти так на него ополчились, что, затравленный, он покончил с собой.

Как образованного человека Цфана направили в военное училище в Астрахань. Но он хотел быть художником, считал, что офицер должен служить 25 лет, значит – мечте не сбыться. Да и летом 41-го никто не полагал, что будет такая долгая война – четыре года. Так что Цфан всегда делал все, чтобы оставаться в звании рядового. Попал в саперную часть, минировал, разминировал, взрывал, строил инженерные сооружения.

Умение рисовать не только помогало мгновенно запоминать все особенности местности, но давало возможность выжить. Его рисунки-портреты однополчан уходили в тыл к семьям солдат. А когда часть стояла в деревнях, то за рисунки детей, которые отсылались потом воевавшим отцам, матери платили хлебом, салом, картошкой, которые ело потом всё отделение.

В Сталинграде сутками не уходили с места строительства мостов, понтонов, с площадей разминирования. Был свидетелем вывода из бункера сдавшегося в плен Паулюса со всем своим штабом.

Часть перевели в резерв главного командования и постоянно перебрасывали на разные участки военных действий. Почти всегда шли пешим строем, по 40-50, а то и 100 км в сутки. И это с полной выкладкой – рюкзак, скатка, саперная лопатка, винтовка. Научился спать и стоя, и на ходу, привыкать к миражам.

Во время Курско-Орловской операции строил сооружения для проведения отвлекающего маневра на реке Миусс. Надо было убедить немцев, что именно здесь намечается главный удар. На один километр линии фронта приходилось до 400 орудий, артподготовка длилась четыре часа. Немцы поверили и сняли много частей с других участков, где советские войска смогли продвинуться с боями на 18 километров.

Для успешного форсирования Днепра у Херсона было решено взорвать железнодорожный мост. Цфан был в группе из 10 человек, которая должны была заложить взрывчатку под опоры на левом берегу реки. Сели в лодки на речке Гнилушке, для чего ночью прошли через занятое немцами село. Цфан прекрасно ориентировался в темноте, потому прошли бесшумно. Весла оставили на берегу, отталкивались от воды руками. Соединились с военными разведчиками. Но немцы все время освещали местность осветительными ракетами и диверсионную группу засекли, начали обстрел, операция сорвалась.

Вскоре пришлось стоять в соленой воде Сиваша и строить понтоны для прохода танков под постоянной бомбежкой. Вода побурела от крови. Рядом стояли бочонки с разбавленным спиртом – для согрева. Но никто к спирту не притронулся, такое было физическое и нервное напряжение. Помощник командира саперного батальона, проведший с успехом все работы для обеспечения прохода танков был за это представлен к звезде Героя, поехал в штаб за наградой, но погиб под бомбежкой.

На пути Джанкой – Симферополь – Ялта сутками длилось разминирование. То же самое было и на Сапун-горе у Севастополя. Хотя было ясно, что немцам придется бежать из Крыма, оборона ими Севастополя была невероятно жесткой. Ведь там скопилось огромное количество военной и прочей техники, которая судами перевозилась из Севастополя в Румынию. Цфану и по сей день вспоминаются части человеческих тел, брошенные взрывными волнами на проволочные заграждения Сапун-горы. Бои были страшными, но тут хоть нормально кормили. А в Сталинграде приходилось не раз жевать шкуры погибших коров. Куда шло мясо, солдатам не говорили.

С Черного моря военная судьба бросила к балтийским берегам – Минское направление – Литва – Кенигсберг. Был случай, когда после почти суток разминирования Цфан упал и заснул. Утром увидел, что всю ночь пролежал на трупе.

Был, конечно, и менее тяжелый период, но краткий. Лучший друг военных лет москвич Миронов был, что называется, парень ушлый, хорошо ориентировавшийся в советском военном беспорядке. Убедил политотдел, что Дунаевский – отличный фотограф, хотя тот и аппарата до того в руках не держал. Пришлось усиленно учиться и вскоре выполнять любые сложные задания. Но уж очень гнусным типом оказался начальник политотдела; взъелся, что на фото были очень рельефными все его многочисленные морщины. Добился отправки Цфана обратно в часть – на минные поля, в мерзлые окопы под бомбежки и артобстрелы.

Шли в Восточной Пруссии бои, а часть Цфана в теплушках в апреле сорок пятого повезли на Дальний Восток, в район Владивостока. Там он попал в инженерно-саперную разведроту. Пригодилось и то, что в Литве он прошел курсы радистов. Одно время был личным радистом начальника инженерных войск армии. Участвовал в подготовке операции по захвату японского аэродрома и превращения его в базу снабжения советских танков.

Вся граница с Манчжурией была закамуфлирована в сплошные лесные и кустарниковые массивы. Ничто вроде бы не выдавало грядущего развертывания военных действий. Но вот за несколько дней до наступления в войска на востоке прибыли прошедшие бои на германском фронте ведущие военачальники во главе с Г.К.Жуковым.

По условному тихому сигналу началось наступление. Японцы его «проморгали». Цфан рассказывает, как через пару часов движения уже по китайской территории они увидели трех японских солдат, спящих у дерева. Наши стали стрелять в воздух и кричать «Банзай!» («Ура!» – по-японски). Те проснулись, один мгновенно выхватил нож и сделал себе харакири – разрезал живот. Другие захотели последовать примеру, но советские солдаты их разоружили и взяли в плен.

Военные действия здесь были несравнимы с тем, что пришлось испытать раньше. Но и тут нередко попадали в переделку. В одном районе было два китайских села с названием Мурин. В одном уже были наши, а в другом еще нет. Самолеты с красными звездами бомбили своих, а на радиосигналы отвечали: «Молчите, самураи!»

Дошел до Харбина. К этому моменту после атомного взрыва в Нагасаки над советскими войсками появились японские самолеты, сбрасывавшие листовки на русском языке с сообщением о капитуляции и просьбой прекратить военные действия. Пришлось прослужить еще два года там же, на Дальнем Востоке, в бухте Славянка, в расформированной в общевойсковую части. Продолжить учебу в Художественном училище не пришлось. Обстоятельства привели в Свердловск, где много лет был фотокорреспондентом газет и преподавателем фотодела в Доме пионеров.

Однажды приехал в гости к фронтовому другу в Одессу. Зашел в знаменитый «Пассаж» на углу Дерибасовской и Преображенской. Там он увидел мастера, вырезавшего силуэты людей. Цфан попробовал вырезать силуэт двоюродного брата, и все поразились уникальному сходству. Дунаевский поехал в Москву, нашел лучшего мастера, вырезавшего еще силуэты Маяковского, Ахматовой, Гумилева, и попросил дать несколько уроков. «Вырежьте мой профиль», – сказал мастер. Через две минуты силуэт был готов. Мастер посмотрел и сказал, что Дунаевскому уже не нужно учиться. 

К этому времени Цфан перебрался в Краснодар. Делал силуэты и там, и в Железноводске, куда уезжал каждое лето. Тысячи портретов не только знаменитостей (Иосиф Кобзон, Анне Вески, Джордже Марьянович), но и самых обычных людей. Нередко он отмечал в профиле и незаметные простым взглядом черты характера.

В 1949 году он познакомился в Пятигорске с московской студенткой Анной, приехавшей с мужем и грудным сыном к матери. Они знакомы уже более полувека. Тот малыш ныне стал знаменитым телеведущим Львом Новоженовым.

Глядя на сегодняшнего Цфана, сразу понимаешь, какую роль в его жизни играли женщины. Он давно разошелся с женой. Сам вырастил сына, ныне живущего в Свердловске и работающего в бизнесе. Со всеми знакомыми (в разной степени) женщинами Цфан сохраняет самые теплые отношения.

Однажды он приехал в Москву не только к Анне Новоженовой, но и к своей возлюбенной Наташе, лечившейся в больнице. Каждый день он приносил ей цветы и фрукты. После окончания вуза она уехала к себе на родину в Великие Луки, где вышла замуж, но много лет писала Цфану письма, полные тоски по их отношениям.

 Портрет молодого Кобзона

В 15 лет он был восхищен рассказом о том, как знаменитой артистке Чарской поклонники сделали ванну из шампанского. Уже в сорокапятилетнем возрасте Цфан покорил 20-летнюю Риту, убегавшую к нему на свидания от нелюбимого мужа. Однажды она вошла и увидела, что ее ждет ванна, в которую Цфан налил сто литров этого игристого напитка. Правда, на нее это особого впечатления не произвело.

Молоденькая Таня пила и принимала наркотики, несколько раз пыталась уйти из жизни. Любовь Цфана излечила ее, он так красочно описывал Москву, что она уехала туда, выучилась на водителя троллейбуса. Цфан каждый месяц в период ее учебы приезжал в столицу, прилетел и на ее первый самостоятельный рейс. Теперь она замужем за крупным бизнесменом, живет в Голландии, звонит Цфану, приглашает его жить в своем большом пустующем доме в Испании.

С конца 2002 года наш герой живет в Нюрнберге. Его небольшая двухкомнатная квартира на третьем (он же второй) этаже старого дома полна произведениями искусства, разными растениями в кадках. Сам для себя продолжает рисовать, делать силуэты.

И смотрит на мир так, будто впереди еще целая жизнь. Да будет так!