Литературная страница
Григорий КРОШИН – писатель-сатирик, фельетонист, драматург и карикатурист, член Союзов писателей и журналистов России и Германии, член международного ПЕН-клуба, лауреат премий Союза журналистов СССР, «Крокодила», «Литературной газеты», автор более двух тысяч публикаций в прессе, а также 9 сатирических книг, пьес для радио, эстрады и телевидения, сценариев киножурнала «Фитиль», многолетний (сегодня – единственный из еле живущих в Германии) корреспондент журнала «Крокодил», а с начала горбачёвской перестройки – первый в советской истории парламентский корреспондент... «Крокодила» (такое вот противоестественное сочетание), потом – еженедельников «Столица» и «Итоги», Радио Свобода. Был аккредитован в этом качестве вначале на союзных Съездах народных депутатов и в Верховном Совете СССР, потом – на депутатских и правительственных тусовках России и Москвы. Сейчас живёт в Дюссельдорфе, являясь немецким корреспондентом газет «Культура» (Москва), «Русская мысль» (Париж), «Новое русское слово» (Нью-Йорк) и радио SFB (Берлин). За годы работы парламентским корреспондентом и, следовательно, постоянного (и, к сожалению, весьма близкого) общения с народными избранниками, в блокноте у автора накопилось множество историй – смешных, а значит, по сути, печальных – о нынешних политиках. Из этих историй и собралась книга (полудокументальная, полухудожественная, то есть с неким элементом авторского вымысла, домысла и помысла) под названием «ВЛАСТИ-МОРДАСТИ», из готовящегося к выпуску второго издания которой публикуем две истории. |
«ВЛАСТИ – МОРДАСТИ»
главы из книги
КАК Я ОБМАНУЛ ОХРАНУ ГОРБАЧЕВА
Ну, «обманул» – это, конечно, слишком громко сказано. Просто слегка притупил ее бдительность.
Было это на самом первом съезде народных депутатов России, в мае 1990 года. Как раз в эти дни депутаты должны были избрать председателя Верховного Совета новой России. Все складывалось так, что им должен был стать партийный раскольник и смутьян, а по совместительству народный любимец Борис Ельцин. Естественно, вся партийно-правительственная верхушка тогда еще существовавшего Советского Союза отчаянно не желала такого исхода российских выборов. Кому ж нужен был во главе парламента России неуправляемый Ельцин. И меньше всего, ясное дело, его главному противнику – президенту СССР Горбачеву. Посему в ход были пущены все союзно-коммунистические силы и средства для воспрепятствования нежелательного исхода выборов в российском парламенте: предварительно и неоднократно, поодиночке и целыми группами и фракциями в ЦК КПСС вызывались российские депутаты – члены партии, которых партбонзы всячески натаскивали, как себя вести при голосовании в Верховном Совете России; на ряд потенциальных противников Ельцина из регионов действовали методом «кнута и пряника» – кого обещали повысить в должности, кого – премировать заграницей, кому откровенно грозили неприятностями...
А в самый день предполагаемого голосования в зал Кремлевского дворца, где проходил съезд РСФСР (тогда Россия еще так называлась), прибыло в полном составе все тогдашнее союзное руководство: президент страны Михаил Горбачев, премьер-министр Николай Рыжков, спикер Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, секретари ЦК, зампреды премьера, министры, прочая свита... И, конечно, небывалое число аккредитованной при съезде пишущей и снимающей корреспондентской братии – и нашей, и зарубежной.
В перерыве заседания Горбачев с соратниками и свитой вышел из дверей своей ложи, и вся его команда – свита и охрана – направилась по коридору в фойе. Где президента, само собой, уже поджидала «падкая на сенсации» и «жаждавшая крови» братия журналистов. Поначалу Горбачев воспринимал вопросы корреспондентов внешне спокойно, отвечал многословно, терпеливо и приветливо. Однако вскоре, после настойчивых просьб – исходивших в основном от настырных иностранных журналистов – прокомментировать прошедшие незадолго до съезда трагические события в Литве (со вмешательством в литовские дела советского ОМОНА и с человеческими жертвами), многих уточняющих вопросов по поводу персональной ответственности за эти события, за пролитую кровь невинных людей лично президента СССР, Горбачев явно начал терять выдержку и терпение...
Он вдруг резко, на полуслове оборвал кого-то из журналистов, попытавшихся снова и снова вернуться к событиям в Литве, и сделал знак своим охранникам и сопровождающим начальникам, чтобы уйти наконец из-под опеки прессы, считая импровизированную пресс-конференцию законченной. Однако выйти из плотно окружившей его толпы Горбачеву долго не удавалось.
Я прикинул, что мне самое время покинуть всю эту грустную братию и подстеречь президента на пути его возвращения в ложу зала. Я рассчитал маршрут, по которому вся компания руководителей во главе с президентом будет возвращаться с перерыва. Произойти это должно было с минуты на минуту, так как уже прозвучал первый звонок, приглашавший участников съезда в зал на продолжение заседания.
Я встал с индифферентным видом у стены коридора, по которому, как я рассчитал, должны были возвращаться в зал президент и его люди. Так и вышло. Вскоре я увидел вырвавшихся из лап ненавистных журналистов и появившихся из фойе лидеров страны – раскрасневшегося и с неприятной гримасой (видимо, утомившийся от всей этой литовской тематики) Горбачева, рядом с ним Рыжкова и Лукьянова, а за ними всегдашнюю охрану в лице главного тогдашнего охранника страны генерала Медведева и еще нескольких его плотнотелых сотрудников в штатском...
Получалось так, что коридор, по которому они шли навстречу мне, оказался почему-то в этот момент совершенно пуст с обеих сторон. Только их группа, шедшая прямо на меня, и... я у стены. Я даже не заметил, как вся свита оказалась вдруг рядом со мной. Я, чуть растерявшись от такой неправдоподобной близости всех этих людей ко мне и фантастическую их доступность, не соображая, что делаю, и не думая ни о какой охране, отделился от стены и машинально протянул руку с диктофоном (прямо чуть ли не под нос) проходившему мимо Горбачеву. Президенту Союза Советских Социалистических Республик...
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич, – вылетело из меня. И меня понесло: – Я представляю журнал «Крокодил»...
Группа остановилась, ничего не понимая: откуда возник этот, бородатый?.. Какой еще крокодил?!?.. Охрана тоже онемела, ничего не понимая. Быстрее всех сориентировался в ситуации Горбачев: он вдруг, посмотрев на меня, ка-ак расхохочется на весь коридор. (Потом уже я подумал, что такая реакция его проявилась вовсе даже и не от меня как такового и не от моих безумных слов о «Крокодиле», о просто от... нервной разрядки: этот несчастный «Крокодил» в моем лице помог несчастному президенту СССР вырваться из психологического плена противных вопросов о трагедии в Литве и о его вине в ней).
Генерал Медведев, похоже, опешил, не зная, как на меня реагировать. В обычное-то время он бы поступил так, как следует с непрошеным собеседником президента: охранники обыкновенно в таких случаях незаметно для окружающих резко бьют непрошеного в пах и – дело с концом... А тут – президент сам стал активным участником нашей беседы, остановился со мной и долго ещё хохотал:
– А-а, «Крокодил»! Я знаю его, это вообще мой любимый журнал!
Только тут я – видимо, от растерянности – сообразил, что не включил диктофон, и довольно нахально попросил президента:
– О-о, Михаил Сергеевич, извините, у меня не был включен диктофон, повторите, пожалуйста, эти ваши слова еще раз – для моего редактора, а то ведь не поверит...
– Пожалуйста: «Крокодил» – мой любимый журнал!
– Вы наш подписчик?
– Да, и очень давно, с самого детства! Всегда. Я вообще человек, расположенный к юмору. – Тут он опять расхохотался в голос. Я никогда Горбачева таким, искренне смеющимся, и не видел. При этом он совсем развернулся ко мне одному в этом тесном коридоре, совершенно повернувшись спиной к своим соратникам – Рыжкову и Лукьянову стало явно неуютно: ими никто не интересовался... – Я ваш постоянный читатель. Как-то ваш редактор спросил, какое мое мнение насчет того, чтобы встретиться. Я сказал ему, что вряд ли это получится, хотя я и не исключаю этого...
(Когда я вернулся с этим интервью в редакцию и рассказал редактору о том, что Горбачев со мной побеседовал, эти его слова о редакторе «Крокодила» глубоко оскорбили моего шефа: с ним, главным редактором, Президент страны отказался встретиться, а с рядовым корреспондентом Крошиным, его подчиненным, видите ли, побеседовал... Действительно, кошмар).
Мы всей группой медленно пятились к входу в правительственную ложу. Прозвенели уже все звонки на заседание, а президент Горбачев все еще стоял как ни в чем не бывало с корреспондентом «Крокодила», смеялся и жестикулировал. При этом я заметил, к ужасу своему, что за мной неотрывно следит сбоку главный президентский охранник генерал Медведев. Вернее, уже не столько за мной-чужаком персонально и даже не за Президентом, сколько за... моим диктофоном, находившемся все это время – о, ужас! – рядом с... лицом первого лица в государстве: а вдруг это никакой не диктофон, а вообще часовой механизм, и что если он взорвется?.. Тьфу-тьфу-тьфу...
И еще одно мое любопытное открытие: стоило мне сделать попытку хоть на миллиметр придвинуться со своим диктофоном к президенту, мое тело непреодолимо упиралось во что-то железное, не дававшее двигаться ближе. Потом только я понял, что это была... «железная» рука генерала Медведева, упершаяся мне в бедро и находившаяся там, оказывается, в течение всего времени моего блиц-интервью с Горбачевым... Который, впрочем, тем временем развивал тему значения юмора в жизни советского человека:
– Пока человек может воспринимать жизнь с юмором, – сказал мне Горбачев, – он человек, верно?.. В юморе проявляется духовность человека. А ведь это тот стержень, на котором человек держится. Юмор должен присутствовать обязательно, верно ведь?
– И тем более, сейчас, – я решил подыграть президенту, автору перестройки, – в условиях плюрализма мнений...
– Да! – вдохновился президент СССР. – И представляете, как будет интересно – показать сатирически, допустим... две партии, а?! – И опять громко и заразительно расхохотался, видимо, впервые представив себе такую небывальщину.
Михаил Горбачев мая 1990-го – тогда еще полновластный хозяин страны под названием СССР, лидер единственной направляющей коммунистической силы в обществе, – кажется, и в страшном сне не смог бы себе вообразить такой разнузданный плюрализм, при котором партий у нас может быть больше двух...
А НУ, ПРЕЗИДЕНТ, ДЫХНИ !
До того октября 1993-го, когда российский Верховный Совет был за ненадобностью ликвидирован выстрелами в упор из танков, там кипели страсти. Страсти увлекательной борьбы на уничтожение между спикером всея Руси и президентом России. В омут политических разборок с удовольствием ринулись и председатель Конституционного суда, и вице-президент, и все депутаты разом, хотя и по разные стороны баррикад...
И вот последний, как потом оказалось, съезд народных депутатов. Ехидные обвинения спикера в адрес главы государства, мгновенные хлёсткие ответы на публике литературно подкованного президентского пресс-секретаря Костикова, «чемоданы с компроматом» вице-президента, «миротворческие» пассы судьи Зорькина, нервные ёрзанья тогдашнего спикерского зама Рябова то в одну, то в другую сторону между воюющими, улюлюканье коммунистической оппозиции от всех микрофонов сразу...
Вдруг, как снег на голову для заседантов, увлекшихся борьбой с отсутствовавшим противником, – в зал после перерыва входит... Президент России Борис Ельцин и просит внеочередного слова. А как не дашь? По регламенту положено. Дают.
Президент по-хозяйски выходит на трибуну и начинает активно, без всякой бумажки, выговаривать избранникам за их несговорчивость и склонность к интригам. В зале – шок, мёртвая тишина.
Но постепенно, по мере выступления Хозяина по рядам начинается сначала лёгкий шумок, потом гул, недоумённые перешёптывания, злорадные усмешки... Причина? Непривычный внешний вид главы государства на трибуне. В самом деле: где его прекрасно сидящий костюм? Почему сбит набок галстук? Где всемирно знаменитая укладка седой президентской шевелюры? Почему вместо неё – растрёпанные, спадающие то и дело на лоб волосы? Почему, наконец, у президента такое красное лицо?.. Да и речь-то, если внимательно прислушаться, какая-то... сбивчивая, негладкая...
«А-а, всё я-а-а-асно!» – моментально догадалась обрадованная оппозиция, потирая руки от предвкушения грядущего скандала и окончательного загнания Хозяина в угол...
...Тем временем Хозяин завершил короткую эмоциональную речь и решительно покинул зал: разбирайтесь, мол, сами, а я своё сказал.
А в коридоре, у дверей зала, президента, естественно, уже караулила вездесущая пресса. Мы кинулись к Ельцину, вытягивая ему навстречу свои диктофоны. Наши вопросы – его ответы. Один из коллег-газетчиков набрался смелости:
– Борис Николаевич, извините, но... Тут такое дело... Скажите, почему вы вдруг так неожиданно пришли на съезд, хотя вроде не собирались? Вон даже Костиков, говорит, ничего не знал... И вообще, вы сегодня как-то...
– Ну, вы же журналист! – говорит ему Ельцин. – Четвёртая власть! Чего ж вы не спросите прямо: Борис Николаевич, а ты не пьян? А? Вы ведь именно это хотите узнать, да? Ну, подходите ближе, а я – дыхну! Подходите, что же вы! – повторил он к ужасу охраны.
Что ж, подошли мы. Президент дыхнул. И, представьте... ничего плохого не выдохнул!
А просто, оказывается, до этого был в бане, и ни на какой съезд действительно не собирался. Но вдруг услышал по своему транзистору, какую депутаты на него «бочку катят», не выдержал, наскоро прибрал себя и – на высокую трибуну.
Какая уж тут причёска, когда такие страсти...