Актуальная тема

«Болезнь» под названием ксенофобия

Вот уже несколько лет тема ксенофобии не сходит со страниц российских газет и экранов телевидения. Не проходит и дня, чтобы в российских СМИ не появлялись сообщения о шумных выходках скинхедов, о нападениях на иностранцев, об избиениях и даже убийствах иностранных студентов, о погромах на рынках, где торгуют «лица кавказской национальности». Не говоря уже о потоках той липкой грязи, которая льется на всех «инородцев» из расплодившихся фашистских и фашиствующих газетенок. Как всегда в такой атмосфере не обходится и без антисемитских выпадов.

Что это? Массовый психоз маргинальной толпы, которая требует «хлеба и зрелищ»? Или это рудимент застарелых имперских амбиций, доведенных до полного абсурда? А быть может, инструмент продуманной политики? Для начала попытаемся  разобраться в психологии явления.

Этимология слова «ксенофобия» хорошо известна: xenox – чужой, phobos – страх. Таким образом, ксенофобия означает «страх перед чужим». Понятно, страх этот порождает ненависть к чужому. Человек унаследовал ксенофобию от животного мира. Ксенофобия – это один из законов зоопсихологии: чужой несет опасность, поэтому лучше избегать чужого, замаскироваться, или быть готовым сразиться с ним. У животных ксенофобия вполне оправдана, поскольку опасность реальна.

Первобытные люди не вполне еще отделились от животного мира. Они тоже должны были жить настороже, потому что все чужое, неизвестное в любой момент могло обернуться бедой. И в первую очередь понятие «чужой» относилось к другим племенам, поскольку наибольшая угроза, подлинная или мнимая, исходила именно от них. Они говорили на другом языке, соблюдали другие обычаи, и вполне естественно поэтому демонизировались, их представители расценивались не просто как враги, а как нелюди. Чужого зачастую просто съедали. Каннибализм в первобытном обществе был широко распространен. Людоедство имело под собой религиозно-мистическую основу – веру в то, что сила и свойства жертвы при соблюдении определенных ритуалов переходят к тому, кто ее поедает.

Прошли тысячелетия, но древний инстинкт ксенофобии со всеми ее аксессуарами не исчез. Войны между странами порой начинаются из-за того, что каждая из сторон испытывает страх, что другая сторона нападет первой. Эти опасения сыграли роль, например, в развязывании Первой мировой войны. И, конечно, каждая из сторон демонизирует другую, ее представители рисуются варварами, зверьми, что, впрочем, нередко оказывается правдой по отношению к обеим сторонам. А в коммунистической Камбодже, где за несколько лет было истреблено около трети населения страны, нередкими были случаи, когда палачи съедали печень только что убитых ими людей, чтобы обрести их силу.

В первобытном обществе, в тех племенах, где практиковался каннибализм, чем больше врагов убьет молодой человек, чем больше черепов принесет домой, тем более завидным женихом он считался. Тот же, кто никого не убил и не принес домой ни одного черепа, считался никудышным женихом и ненастоящим мужчиной. Российские скинхеды в этом смысле – тоже охотники за головами. Они еще не перешли к каннибализму, но мораль у них того же сорта: место члена банды в ее иерархии определяется числом его «подвигов». Убийство «чужого» («черного», «инородца») считается у них доблестью, исполнением патриотического долга, заслуживающим награды. Не так давно описан случай, когда «бритоголовый», убив «инородца», тут же побежал покупать белые шнурки к своим армейским ботинкам – знак отличия, знак истинной принадлежности к расистской скинхедской группировке. Теперь собратья будут его уважать, а если убьет еще больше – станет лидером.

Одним из видов ксенофобии выступает современный национализм. Чувство принадлежности к нации, к этносу, чувство национальной гордости – нормально и неискоренимо. Другое дело – гипертрофированное, деформированное национальное чувство, составляющее ядро национализма. Национальное отделяет от националистического тонкая, подвижная, не всегда уловимая грань, между ними всегда масса взаимопереходов. Это однако качественно разные явления. Национальное очень близко к понятию патриотизма, это, по сути, синонимы. Национальное, как и истинный патриотизм, открыто и дружелюбно, в них главное – любовь к своему отечеству, к своему народу. Националистическое сплошь и рядом тоже кутается в тогу патриотизма, но его доминанта – ненависть к другим народам, оно закрыто и агрессивно. Стоит вспомнить то, что говорил по этому поводу отец  Александр Мень: «Естественно любить свой народ, свою страну. Это как любить свою мать. И такой патриотизм – святое дело. Но, когда любя свою, ненавидят и презирают чужую, это уже ущербность, это шовинизм, ксенофобия».

В истоках национализма – все та же архаичная социально-психологическая структура: резкое различие между «своими» и «чужими», между «мы» и «они». Как подчеркивал историк Б. Поршнев, «в первобытном обществе "мы" – это всегда люди в полном смысле слова, тогда как "они" – не совсем люди. „Мы“ осознается только через контраст: „мы“ – это те, которые не „они“, не совсем люди». Дальнейшая трансформация этой формулы: «они» – совсем не люди – есть краеугольный камень расистской доктрины. В Германии в свое время по этому поводу использовалось слово Untermensch – недочеловек. Как язвительно заметил известный российский публицист, «если  форма черепа становится его содержанием, то резко начинает расти чувство национального достоинства».

Считается, что ксенофобия всегда возникает на расовой или национальной почве. Дискриминация, а тем более прямое преследование людей по причине их принадлежности к «чужой» религии – это, конечно же, тоже ксенофобия. Классический пример – сербы и хорваты. Это, по сути, один славянский народ, даже язык у них один – сербо-хорватский. Разделяет их только то, что одни – православные, другие – католики, но сколько крови стоила обоим народам их вражда! Достаточно часто в последнее время из России высылают католических священников, не позволяют католикам открывать новые храмы и монастыри. Не так давно члены Союза православных граждан провели в Москве весьма агрессивное «стояние», чтобы помешать кришнаитам строить молельный дом взамен старого.

Ксенофобия может возникнуть и на классовой, идеологической основе, как это было в той же Камбодже или, еще ранее, после  Октябрьского переворота в России. Буржуй, помещик, кулак, священник, офицер – все они были «не наши», «враги народа».

По данным социологических опросов ныне около 60% россиян поддерживают в разной степени лозунг «Россия – для русских». В городах России стены и заборы пестрят надписями: «Бей жидов!», «Мочи хачей!» и опять же «Россия – для русских», а фашистская свастика встречается не реже, чем в свое время пятиконечная звезда. Это и есть будни нынешнего российского «патриотизма», намертво сцепленного с национализмом. Этим «патриотам» всегда необходимо наличие врага, ибо вне его их «патриотизм» просто не проявляется. Враги – это Запад, Америка, либералы, «инородцы», инакомыслящие, инаковерующие, мигранты, евреи, азиаты (список можно продолжить). Вот только один из «образчиков» такого рода высказываний, принадлежащий В. Жириновскому: «Наш главный враг – политическая элита Соединенных Штатов. Она мечтает об уничтожении нашего народа».

У современного российского псевдопатриотизма имеется  еще одна отличительная особенность: он –  любимая маска российской бюрократии, ее идеологическое прикрытие. Для российского чиновника патриотизм – это любовь к государству, с которым он себя отождествляет. На самом деле эта прослойка отстаивает не государственные и общенародные, а свои корпоративные интересы. «Патриотическая» идеология в ее ксенофобско-державническом варианте апеллирует к архаическим ценностям племенного союза, которым, кроме прочего, присущ культ вождя. Именно  из этого источника волна межнациональной ненависти широким потоком разливается по России. Как недавно заметил с горечью один российский публицист «Сегодня мы, возможно, самая расистская страна в мире».

Наиболее яркий пример из множества известных – постоянные призывы губернатора Краснодарского края Ткачева к депортации национальных меньшинств, прежде всего турок-месхетинцев, грузин и армян. И это не только призывы, но и практическая политика, ведущая к погромам и этническим чисткам. Ответом кремлевской администрации являются открыто выражаемые симпатии Ткачеву.

В России любят кивать на европейские страны, на Германию: дескать, там тоже проходят марши неонацистов. Однако, здесь каждая вылазка неонацистов сопровождается мощной контрдемонстрацией антифашистов, по численности многократно превышающей неонацистское сборище, причем во главе контрдемонстрации, как правило, идут представители власти и всех приверженных демократическим ценностям партий – от левых до правых. Кучка неонацистов при этом имеет весьма жалкий вид. А в Москве власти разрешают фашистские митинги и не разрешает антифашистские.

Неонацизм в Германии остается идеологией очень узкой прослойки населения. Налицо – отсутствие эффекта массового заражения общества ксенофобией. При том высоком проценте населяющих страну иностранцев, в том числе с разным цветом кожи, эпизодов, подобных российским, в стране практически не наблюдается. Даже после известных событий во Франции и серий терактов в Лондоне напряженность в межэтнических отношениях  ничем себя особо не проявила. Кстати, вы можете себе представить, чтобы, например, «лица кавказской национальности» устроили в Москве нечто подобное тому, что «лица арабской национальности» устроили в Париже? И что случилось бы после этого с первыми из названных «лиц»? Сравнивать – так сравнивать.

Словом, диагноз известен, вопрос в том, поддается ли болезнь лечению?

Александр МАЛКИН

Небольшое дополнение

Я бы немного «сдвинул» терминологию. То, что Малкин называет «национальным», я бы назвал «национализмом», а тому, что он называет «национализмом», на мой взгляд, больше подходит термин «шовинизм». Мне представляется, что такая терминология более традиционна и лучше отражает суть дела. Не зря же Александр Мень противопоставлял патриотизм не национализму (в моем понимании они практически синонимы), а шовинизму и ксенофобии. Именно эти два понятия он писал через запятую как родственные.

Приведу на этот счет еще мнение другого весьма достойного человека, русского писателя Фридриха Горенштейна. Он писал: национализм – это реализм, шовинизм – это романтизм (я бы добавил сюда еще и утопизм). Политический романтизм очень дорого обошелся человечеству. Франкофилы, тевтонофилы, славянофилы – все они были романтиками, утопистами и пролили реки крови. И ведь нацисты и коммунисты были из того же теста. Националист же, если только за этим словом не прячется мурло шовиниста, – это тот, кто болеет за свой народ, не посягая на достоинство других народов.

На состоявшейся 21 января встрече читателей с авторским коллективом газеты один из присутствующих попенял нам на то, что мы пишем только о ксенофобии в России, не замечая аналогичных явлений в Украине. И в качестве примера привел письмо ректора Академии управления персоналом Щекина в ООН с требованием отменить резолюцию о создании государства Израиль. Но о юдофобских выходках этого деятеля мы писали, правда, очень коротко (в колонке «Новости СНГ» в предыдущем номере). В одном из следующих номеров мы предполагаем обратиться к теме антисемитизма в Украине более основательно, но будет это, очевидно, уже после тамошних мартовских выборов.

К сожалению, ксенофобия, как справедливо отмечает Александр Малкин, заложена в человеке на биологическом уровне. Что это так, подтверждает информация, пришедшая 25 января по интернету из Израиля. В городе Реховот группа подростков зверски избила своего сверстника. Поводом для конфликта послужил «русский» акцент пострадавшего. Все участники происшествия – евреи. Пострадавший в данном случае оказался «чужим» по стране происхождения…

И. З.