Наш киноклуб

 

Марк АЙЗЕНБЕРГ

кинорежиссер

 

ЖАК ТАТИ, ТАТИЩЕВ…

 

Думаете, а почему многоточие? Не знаю. Но, начиная писать об этом великом комедиографе, я вдруг понял, что так ничего точного о жизни Жака Тати и не знаю. И даже фамилия не точна (есть варианты написания Татищефф, так именует себя его дочь Софи – тоже кинорежиссёр, поставившая картину «Барная стойка»). Два имени: Яков и Жак. И даже происхождение. Приблизительно установлено, что происходил из знатного дворянского рода, того же рода, что и известный российский историк. Дед Жака был послом России во Франции, а отец почему-то уже стал багетчиком. Делал рамы для картин и женился на дочери своего приятеля из Голландии, который был тоже багетчиком и делал рамы самому Ван Гогу. Итак, получается, что Жак полу-русский и полу-француз, полу-голландец и полу-итальянец, но, несомненно, с широкой русской душой, отразившейся в его творчестве. Чтобы снять с себя будущие возможные претензии, я назову эту публикацию – версией, так спокойнее. Версия.

Впервые я услышал о Жаке Тати в самую сложную пору своей жизни. Когда был в чёрных списках, постановки мои запрещались, а работать я мог только на фирме «Мелодия», где и делал как режиссёр грампластинку «Новые приключения в городе поющих светофоров». Музыку написал мой друг Максим Дунаевский. До сих пор помню песенку: «Помни правила движенья как таблицу умноженья»… Хорошо! А на роль «Ведущего» я пригласил Зиновия Ефимовича Гердта. После первого знакомства он предложил перейти на «ты» и называть друг друга по имени. Так я и называл его потом всю жизнь – Зяма. А ведь он сильно рисковал. Я был молод, нахален и зол. Если мне давали палец, то откусывал всю руку. Я сказал Гердту после первой смены звукозаписи: «Зяма, давай сделаем голос без хрипоты. Что же ты хрипишь всё время!» «Марик, так это же специфика у меня такая, характерность». За свои  тогдашние дурацкие слова я всегда потом испытывал чувство вины, а сейчас, когда Зямы нет, эта вина ещё больше. Ну вот. Покаялся.

 

Зяма постоянно во время перерывов что-нибудь интересное рассказывал. И как-то рассказал о том, как известный французский комик Жак Тати во время войны был призван во французскую армию, но фигура у него была нескладная. Худющий он был и длинный, почти два метра, и подобрать ему одежду по размеру никак не удавалось. Ему выдали большие итальянские ботинки, длинные французские штаны, и короткую английскую шинель. А тут началось отступление французов, и Тати отбился от своей части. Долго плутал, и вышел-таки к своим. Но французы его за своего не признали, подумали, что он шпион. И тогда Тати вспомнил своё цирковое прошлое и стал показывать эстрадные комические номера. Он был и  немецким танком, и летящим снарядом, и лошадью, и самолётом, и бомбой. Потом по заказу зрителей превращался в кого и во что угодно. Обвинение в шпионаже было снято. Всё это Зяма не только  рассказывал, но и показывал, занимаясь ещё и звукоподражанием. Это было великолепно. Я заразился Жаком Тати, и как только настало удобное время, пересмотрел почти все  его фильмы, недоумевая, почему их нет на экране.   

 

В 1969 году я уже работал на Московском международном кинофестивале и боролся за присвоение серебряного приза фильму Тати «Плейтайм» («Время развлечений»). Боролся своеобразно. Подговаривал и подпаивал членов жюри. Сам-то я, естественно, голосовать не мог – я был заместителем директора кинофестиваля (это техническая должность). Тати был, наверное, первым антиглобалистом. Он высказывался против губительной общемировой унификации. В фильме группа иностранных туристов прилетает в аэропорт Орли, неотличимый от аэропортов других городов, ходит по современным кварталам Парижа, до одурения похожим на улицы любого другого мегаполиса, и посещает выставку достижений передовой техники, где можно приобрести первую в мире экспериментальную швабру с фарами. Это было очень смешно и современно до сих пор. Приз жюри был вручён этому фильму.

 

Одна из причин отсутствия на широком экране кинематографа Тати это то, что он не делал фильмы конвейером. У него всего шесть полнометражных картин. А снимал он на 70-миллимeтровую киноплёнку, сданную сегодня в утиль, и до бесконечности вылизывал каждый кадр. Сначала его персонаж именовался Франсуа, он боролся с неподвластными ему предметами, например, с велосипедом. А потом, почти везде, он был господином Юло. Благородным, нелепым и неприспособленным к жизни человеком, который чаще, чем кто бы то ни было, попадает в неловкие бытовые ситуации.

 

Показывать его 70-миллиметровые фильмы в современных кинотеатрах было нельзя, а перед смертью Тати завещал своей дочери Софи: «…обязана допускать перевод моих фильмов на 35-миллиметровую плёнку только в исключительных случаях»! Но дочь поступила благоразумно и перевела на общепринятый формат все его фильмы. В 2003 году прошли ретроспективы его восстановленных фильмов по всему миру. Первый показ был на Каннском кинофестивале. Зрителей было больше, чем на ретроспективе Чаплина.

 

В 1975 году его картина «Парад», обращенная к истокам циркового прошлого Тати, получила в Москве (уже по традиции) приз детского фестиваля в рамках Московского международного. Так что в России Тати знают.

 

Мне больше всех других фильмов нравится картина «Мой дядя», другое название «Мой дядюшка». Кстати, понравилась она не только мне, но и членам Американской киноакадемии. За эту картину в 1958 году Тати получает «Оскар» за лучший иноязычный фильм. Хотя язык в фильмах Тати не имеет никакого значения. Зря их дублируют. Ведь Жак Тати считал звук элементом своего юмора. Раньше, чем Антониони, он использовал цвет в драматургии фильма. Комический эффект возникает из-за того, что отвороты пиджака господина Арпеля и попонка его собачки из одинаковой красной шотландки. А архитектура! Она тоже смешит. Современный дом Арпелей, где всё автоматизировано, смешон, как павильон кривых зеркал.

 

Но самый смешной – господин Юло. Это слон в посудной лавке. Это Чеховский Епиходов, при одном приближении которого бильярдный кий ломается сам собой. Это добрый и деликатный Гулливер в стране вздорных и самоуверенных лилипутов. Это ангел безалаберности. Беспорядок, который ему сопутствует, – это беспорядок душевности и свободы. В «Моём дяде» противопоставлен патриархальный Париж Парижу современному, механистическому. И мы умиляемся дворнику, который целый день никак не может подмести кучу мусора, и зеленщику, для которого весы играют чисто декоративную роль, и старичку, которого выводит погулять собачка.

 

Тати в своих фильмах сам является сценаристом, режиссёром и актёром.

 

А жизни его земной было всего 74 года с 9.10.1908 по 5.11.1982. Подумать только. Уже 24 года его нет, а фильмы его идут, книги и статьи о нём пишут. Вот что такое – классик  мировой кинокомедии, как называют Тати во всех энциклопедиях.

 

Побольше бы нам сейчас таких классиков комедийного кино!