Литературная страница

Ужасно шумно в ДОПРе номер первом...

В пачке газетных вырезок из Одессы был лист из «Всемирных одесских новостей», где в небольшой заметке Ян Топоровский сообщил об одной любопытной находке в израильских архивах. Был обнаружен текст песни-пародии на «Дом Шнеерсона» Мирона Ямпольского под названием «Допровская свадьба». Напоминаем, что ДОПР – одна из первых советских аббревиатур: «Дом принудительных работ», так хотели вытравить слово «тюрьма». Место написания пародии – Одесский Губдопр, 1924 год, Политкорпус, камера № 52. Указан и автор текста – Левица Гиммельфарб. Топоровский сетует на невозможность выяснения подробностей об этом авторе и других упоминаемых в тексте сокамерников. Так получилось, что я много лет проработал с братом Левицы Борисом Климентьевичем Гиммельфарбом и знаю многое о его родных и близких.

Лев (Левица – домашнее имя и как бы кличка члена молодежной сионистской организации) действительно был арестован в 1924 году и отбывал наказание в ДОПРе (по-одесски «кичман»). Он и его подельники были выпущены на свободу и через пару дней на специальном пароходе были вывезены вместе с другими активными сионистами в Палестину.

Сообщаю, что для уточнения имеющихся у меня сведений я позвонил в Нью-Йорк кузине Левицы Розалии Абрамовне Векслер (вдовe известного живописца Абрама Иосифовича Векслера и матери ныне живущего в США видного в Одессе художника и графика книги Виталия Абрамовича). Эта весьма пожилая милая дама, дай Бог ей здоровья и долголетия, всё отлично помнит и подтвердила верность имеющихся у меня данных.

Топоровский мог до бесконечности рыться в архивах, так как Левица известен в Израиле как Леви Иерушалми, видный ученый, военный и политический деятель. В Израиле живет, в городе Беершебе, его сестра Белла Кан.

Один из братьев Левицы был репрессирован и погиб в 30-е годы. Его сын, инженер-геолог, был одним из руководителей работ по созданию сооружений антиселевой защиты в районе Алма-Аты. Среди кузенов был Яков Гиммельфарб, доктор медицинских наук, в годы войны полковник, главный эпидемиолог Черноморского флота, награжденный также и за предотвращение эпидемий в Севастополе после изгнания гитлеровских войск.

Интересен факт участия этого человека в борьбе с советской юридической казуистикой. Мать Левицы, Бориса, Беллы Полина Наумовна, жившая во Львове в семье Беллы, горевала, что уйдет из жизни, так и не увидев любимого сына. Было решено добиваться разрешения на выезд. Вспомним, что это происходило до начала массовой эмиграции.

Львовский ОВИР по указанию свыше потребовал предоставить документ, подтверждающий пребывание Полины Наумовны в момент рождения Левицы в законном браке с его отцом. Все родные приуныли, но мудрый Яков сказал, что всё можно подтвердить в суде свидетельскими показаниями. И он, в лучшем своем костюме, со всеми орденами и медалями, поведал в львовском суде незабываемые впечатления о свадьбе дорогих дяди и тети в синагоге, после чего родственники, и он в их числе, на извозчиках ехали в Очаков, где и состоялось шумное и веселое свадебное застолье. Суд и публика от этого красочного рассказа обомлели, решение, что Левица был рожден не в грехе, было получено, Полина Наумовна благополучно улетела.

Сам мой товарищ по работе и учитель антисоветизма Борис Климентьевич в годы войны проявил большую личную храбрость, собрав группу бойцов, во главе которой вошел в горящий вагон и вынес под обстрелом огромную сумму денег, затем доставил ее в целости и сохранности командиру. Тот, генерал, дал команду послать представление на награждение Бориса орденом Боевого Красного Знамени. Пришлось попросить генерала не делать этого, так как при проверке в наградном отделе обязательно бы выяснили, что один брат представляемого – высланный из СССР за сионизм, а другой – репрессированный по статье 58. Генерал обнял Бориса, поблагодарил, шепнул, что и он – сын попа, выпил с ним по стакану трофейного французского коньяка.

Левица в конце 50-х годов сопровождал в качестве администратора футбольную сборную Израиля на чемпионат в Москве. Тогда ему не удалось встретиться с родными, о чем его предупредили соответствующие официальные лица.

В 1966 году он как турист приехал в Одессу и Львов, причем выходил на улицу, в театры в израильской военной форме. Никто не понимал, что это за форма, при этом удивлялись безукоризненному русскому языку (в свое время окончил русскую гимназию с золотой медалью). Интересно, что тогда появилось немало весьма благополучных лиц, русских или украинцев по фамилии и паспорту, просивших Левицу рассказать об их родных, уехавших в 20-е годы в британскую подмандатную Палестину.

Думается, что о Леви Иерушалми Ян Топоровский найдет в Израиле немало ценных материалов и опубликует обширный материал о весьма достойном одессите.

Удовлетворяю интерес читателей: рассказываю о песне «Дом Шнеерсона» и привожу полный текст вышеупомянутой пародии.

Ужасно шумно в доме Шнеерсона.

Си тиц зих хойшех * – прямо дым идет.

Там женят сына Соломона,

Который служит в Губтранот.**

Невеста же – курьерша с финотдела,

Сегодня разоделась в пух и прах.

Она фату мешковую надела,

И деревяшка на ногах.

Потом идет перечисление блюд типа оладий из картофельных очисток, жидкой мамалыги и т.д. Играют сразу три граммофона, каждая пара танцует свое. Вдруг объявляют, что идет преддомкома, тогда очень важная личность.

Сам преддомком – Абраша дер Молочник,

Пришел со свитой – прямо просто царь.

Там был Вайншток – его помочник,

И Хаим Качкес – секретарь.

Эта свита-тройка требует объявить развод и распустить гостей:

Замашки преддомкома были грубы,

И Соломон не смог ему молчать.

Он двинул преддомкома в зубы,

и начали все «фрейлехс» танцевать.

*   шум-гам

** губернский транспортный отдел

Левица ГИММЕЛЬФАРБ

Допровская свадьба

Ужасно шумно в Допре номер первом,

Такой там «хай», что прямо дым идет,

Бьет надзирателей по нервам,

И всё там ходором идет.

Дрожит все в коридоре – двери, окна,

И надзиратель в ужасе свистит.

Куда свистку?! Его не слышно,

То Зяма Горник сапогом стучит.

А староста – высокий и угрюмый –

На лестнице стоит, как капитан.

Улыбкой сжаты его губы.

Он ждет, но придет... Сам.

Уже устали руки у стучащих,

И пущены теперь ботинки в ход.

Суетится отделенный,

От пота свой раскрывший рот.

А Зорин на постели своей мягкой,

Минут пятнадцать спать он... успел.

«Спасайте, убивают, грабят!» –

Гонец взъерошенный влетел.

Позвав из ГПУ себе машину,

Поехал Зорин в ДОПР на беду.

«Что тут случилось, мне скажите?!» –

Кричит он Боре на ходу.

«Все заключенные хотят от Вас прогулок,

хотят, чтоб следствие пошло теперь скорей,

Чтоб надзиратель не ругался,

Чтоб в ДОПРе был режим слабей».

«Что значит – заключенные бунтуют?!

Какие в ДОПРе есть у них права?

Обед дают им и прогулки.

Что тут собралась за шпана?»

Зорина замашки были грубы –

И староста не мог ему молчать.

Он с силой двинул ему в зубы.

И стали все в дверь заключенные стучать.