Писатель и общество

Когда писатель становится пророком

Кто только ни заявлял, что творческая личность интересна именно своим прямым делом – книгами, музыкой, картинами, строениями. А личные ее качества – дело десятое. Как у Маяковского: «Я поэт, этим и интересен». Действительно, нечего вспоминать и пенять Некрасову его шулерские выигрыши в карты, Пушкину – наоборот, невыплаченные карточные долги да и любовные приключения. Но как быть с тем, кто умудряется сочетать значительное свое творчество с цепью неприглядных, мягко говоря, поступков и высказываний весьма сомнительного свойства?

Испытавшие в свое время силу первых произведений Александра Солженицына, вызвавших очищающий общество шок, с трудом воспринимают его сегодняшнюю роль лжепророка. Но эта роль не появилась вдруг, она начала вызревать давно, еще до появления его слов на страницах печати. И это всегда сочеталось с потребительским отношением к тем, кто делал ему неоценимое добро.

Командир батареи звуковой разведки, Солженицын во всем полагался на сержанта Соломина, успешно внедрявшего новое, неизвестное дело в повседневную практику. Когда этого командира арестовали после прочтения военной цензурой в его личном письме резких слов о поражениях в 1941 году, Соломин незаметно спрятал архив личных записей своего начальника в ящик из-под снарядов, сохранив среди имущества батареи эти высказывания, нередко антисоветского содержания, спас арестованного от расстрела, а после войны привез эти тетради в Ростов к тогдашней жене Солженицына – Решетовской. Потом, после освобождения из ГУЛАГа Александр Исаевич не спешил поблагодарить Соломина, пока тот не написал ему письмо. Да и особенно теплых слов он для него не нашел.

Оказавшись в «шарашке», т.е. в закрытом научном учреждении, где всю работу выполняли заключенные, наш герой оказался под опекой знаменитого Льва Копелева, который неустанно вводил его во все тонкости выполняемой работы и учил, как себя сохранить в условиях заключения. Когда же из «шарашки» пришлось попасть в казахстанский «Степлаг», его опекали бригадир Семен Бронштейн и зам. командира Мордехай Ротман. Они старались давать ему работу полегче, учили его искусству выживания. Копелев удостоился изображения «В круге первом» в несколько окарикатуренном виде под фамилией Рубин. Ротман получил через много лет книгу Солженицына с дарственной надписью, сделанной секретаршей.

К этим людям мы еще вернемся. Сейчас рассмотрим ряд высказываний Солженицына в 60-70-е годы. Так, в «Письме вождям» (октябрь 1973 г.) он особо выделял страдания и беды в сталинские годы именно русских. Марксизм им определялся как «западное антирелигиозное учение, исказившее здоровую русскую линию развития». В будущем, по его и тогдашнему, да и по нынешнему представлению, должны жить при умеренно авторитарном строе, «сохраняя национальное здоровье».

Еще 30-40 лет назад Солженицын предлагал интенсивное освоение северных и восточных земель России силами только русских. Еще тогда ему возражал Андрей Дмитриевич Сахаров. Решить проблему этих районов возможно только при международном экономическом сотрудничестве. И вообще, страна не может жить в экономической и научно-технической изоляции, без мировой торговли. Существующий в России веками холопский дух с презрением к иноземцам и инородцам – величайшая беда, а не национальное здоровье.

«Триумфальное шествие» «Одного дня Ивана Денисовича» по странам мира сразу сделало Солженицына всемирно известным писателем, что невероятно возвысило его в собственных глазах и как бы освободило от соблюдения нормальных морально-этических норм в человеческих отношениях. Живший в Цюрихе авторитетный адвокат Фриц Хееб стал представлять интересы Солженицына, юридические и литературные, с 1970 года. Он сделал очень много для защиты писателя от нечестных издательств. Тот и поселился в Цюрихе после выдворения из СССР, чтобы быть возле своего адвоката. Но со временем он стал вести себя высокомерно, не слушал рекомендаций Хееба, нередко подставлял его и тот из-за этого терпел убытки. Впоследствии этот адвокат в одном из интервью заявил: «Солженицын великий писатель, но нечестный человек».

Известно, что Мстислав Ростропович подвергался в СССР гонениям именно за то, что предоставил Солженицыну жилье на своей даче. Эти гонения и привели Ростроповича с женой Галиной Вишневской к выезду за границу. Там Солженицын никак не принял участия в делах Ростроповичей, даже отказывался говорить по телефону.

В «Архипелаге ГУЛАГ» 10 страниц посвящено Михаилу Якубовичу, бывшему меньшевику, просидевшему 26 лет в лагерях. В книге описывается, что этот, в прошлом видный меньшевик, потом вступил в РКП(б), был арестован, подвергся пыткам. Генпрокурор Крыленко воззвал к его большевистской совести и уговорил давать нужные следствию показания.

Известно, что Якубович передал Солженицыну многостраничную рукопись, где описывалась эпопея Якубовича. Из нее следует (а также в результате исследования, проведенного впоследствии Жоресом Медведевым), что Якубович никогда к большевикам не примыкал, его именно как бывшего меньшевика арестовали, так как готовился Процесс несуществовавшего Союзного Бюро меньшевиков в 1931 году. Зачем Солженицыну нужно было искажать правду о человеке, который тогда еще был жив? Воспоминания Якубовича были напечатаны в самиздатовском «Веке». В них было прямо заявлено об искажениях Солженицына.

Естественно, что ни в годы, предшествовавшие высылке писателя из СССР, ни во время его пребывания за границей, в страну никаких сведений о неблаговидных его поступках не поступало. Лишь в перестроечные годы и позже такая информация начала публиковаться.

Иной взгляд на этого человека начал формироваться с его возвращением в Россию. Сама эта поездка с востока страны в Москву в специально выделенных вагонах, с остановками-митингами по дороге – это оплаченное Би-Би-Си шоу многим открыло глаза. Тем более что на этих митингах Солженицын высказывался в русско-шовинистическом духе, пренебрежительно отзывался о многих народах страны, ратовал за превращение России в унитарное государство.

После обоснования в столице он сначала регулярно выступал по телевидению, но ничего в его выступлениях сколько-нибудь значительного не было. Эти передачи прекратились.

В это время была издана через много лет после написания и издания за границей книга «Бодался теленок с дубом». Кроме иных тенденциозно освещаемых событий, там много страниц посвящено необоснованным претензиям к журналу «Новый мир». Оказывается, мол, Александр Твардовский, заместители главного редактора В.Лакшин и В.Кондратович недостаточно боролись с Кремлем и Старой площадью за право публикаций новых произведений Солженицына. Эти люди в «Бодался...» выведены как трусы. Тут же принижается и роль журнала как единственного рупора свободного слова в СССР. Но ведь в послехрущевскую эпоху ситуация резко изменилась, публикация таких книг, как, например, «Раковый корпус» стала невозможной. А ведь именно «Новый мир» напечатал «Один день Ивана Денисовича», после чего Солженицын стал мировой знаменитостью. Не забудем, что рукопись этого произведения Лев Копелев принес одному из лучших литературных редакторов страны, сотруднице «Нового мира» Анне Берзер. Именно Берзер сначала дала почитать Лакшину, а потом они оба пришли к Твардовскому и убедили его начать борьбу за печатание. Эти три человека здесь объединены по одному признаку – национальному. К ним следует прибавить также и упомянутых выше Соломина и Ротмана. Эти люди сыграли в жизни и творческой судьбе Александра Исаевича самые главные роли.

Упор на их национальность сделан не случайно, ибо тенденции, ярко выраженные в двухтомнике Солженицына «Двести лет вместе», проявлялись уже задолго до написания этой книги. Речь идет не только об отношении писателя к евреям, но также к другим народам, в частности, казахам и жителям Средней Азии.

С позиций современности видно, что евреи и русские прожили в России и Советском Союзе эти столетия действительно вместе. Не случайно по сей день за пределами «одной шестой» этих бывших советских евреев называют «русскими». И не только за их родной язык и жизнь в русской культуре. За то, что они считали эту страну своей родной и отдавали ей все силы и способности практически во всех отраслях жизни. Что они за это получали – известно. И незачем было Солженицыну наводить «тень на плетень», изворачиваясь в манипуляциях с цифровой информацией, наборами цитат из далеко не объективных источников.

Говоря о Солженицыне как не вспомнить слова Достоевского о Толстом: «возобожал себя человек!» Живя в США, он вел замкнутый образ жизни, не желал контактировать с соотечественниками, давая понять свою сверхзначимость. Разъезжая по разным странам, выступал весьма однообразно. Осуждал любые попытки сближения Запада с СССР, провозглашал монархистские идеи, считал демократические преобразования пагубными для СССР. На критику со стороны западных интеллектуалов, заявлявших, что он просто не знает западных стран, не знает ни одного иностранного языка, исходит из отживших примитивных славянофильских концепций, включающих и «духовную мощь России», не отвечал. Никогда не был склонен и способен к диалогу. Если он и упоминал в писаниях своих оппонентов, то сообщал только их фамилии и никогда не указывал имен или инициалов. Об этом и многом другом сказано в замечательной книге В.Войновича «Портрет на фоне мифа».

Об утопичности предложений Солженицына «Как обустроить Россию» написаны в самом резком стиле десятки критических статей. Его характеристики народов вызвали бурные демонстрации в Казахстане и Средней Азии, а на Украине его портреты публично сжигались.

«Пророк он или не пророк?» – спрашивал один из лучших редакторов и журналистов России Александр Пумпянский. Но пророк – это человек, провидчески видящий свое время и будущее. Но Солженицын постоянно ошибается, вряд ли понимает проблемы третьего тысячелетия. Постоянно погружается в своеобразно понимаемую русскую историю. Что же говорят о нем коллеги, русские писатели, так высоко оценивавшие его приход в родную литературу?

Бенедикт Сарнов: «Оскудение художественного дара. Уныло, убого, скучно. Искусственные персонажи».

Лев Аннинский: «“Колесо“ (“О Красном колесе“) увязло в глине исторического материала».

Владимир Кардин: «Идеологическая пристрастность взяла верх над художником».

Владимир Максимов: «Сокрушительная неудача. Вместо живых характеров ходячие концепции».

Юрий Нагибин: «Затемнение громадного ума. Крушение великого писателя».

Опубликованная в последнее время проза не идет ни в какое сравнение с произведениями Солженицына 50-х – начала 60-х годов.

К 80-летию писателя (1998 год) было подготовлено три больших телефильма о нем, сценарий каждого был дан на одобрение. Получились информационные ленты в стиле «Жития святых». Приходится, конечно, горько сожалеть, что такой писатель, действительно открывший глаза миллионам людей, на завершающем этапе жизненного  и творческого пути превращается в шовинистически мыслящего ретрограда с угасающим некогда таким мощным даром.

Но, очевидно, так неизбежно случается без критического отношения к себе, использования контактов с другими исключительно в свою пользу, взятия на себя роли пророка по любым проблемам мирового развития, нежелания вести творческий диалог. Хотя в наше время истинное место Солженицына в русской литературе и в общественной деятельности выглядит весьма скромно, резкие критические замечания не утихают, он, по сообщениям печати, усиленно готовится к изданию всех своих сочинений в 30 томах.