История

СЛАВА  НЕМЕЦКОЙ  НАУКИ УМЕРЛА  В  НАЦИСТСКОЙ ПОСТЕЛИ

60 лет назад, в конце сентября – начале октября 1946 года, международные судьи на Нюрнбергском процессе зачитывали обвинительный приговор нацистским преступникам.  Речь шла о преступлениях перед человечеством. Но Германия, каким-то образом, в понятие «человечество» тогда не входилa. С тех пор очень редко пишут, каким горем был нацизм для самой Германии. Ярче всего, на наш взгляд, проявилось это на примере немецкой науки. Ибо любая наука, будь то математика или физика, как никакой другой объект человеческой деятельности,  чутко реагирует на насилие и несправедливость.

Первая мировая и первые последствия

После победы Антанты в 1918 году конференция академий стран-победительниц решила наказать Германию, развязавшую эту войну. Было вынесено решение: «Предыдущие войны не подрывали уважение друг к другу ученых враждующих стран, и мирная жизнь в течение нескольких лет могла стереть всякий след прошлых сражений. Сейчас условия стали совсем иными… мы должны оставить прежние международные организации (т.е. те, в которых участвуют немцы – В.Ф.) и создать новые для стран-союзниц при возможном участии нейтралов».

В соответствии с такими тенденциями в 1919 году в Брюсселе был создан Международный математический Союз (М.м.с.). Местом первого послевоенного Международного математического конгресса (М.м.к.) не случайно был выбран Страсбург – город, отторгнутый Германией у Франции в 1871 году и теперь возвращенный ей. Немцев на него, естественно, не пригласили.

Лишь на съезде в Болонье в 1928 году (впервые после конгресса в 1904 году) разрешили участвовать немецким математикам. И только 4 года спустя, в Цюрихе, на очередном М.м.к.,  число участников превысило довоенный уровень: 667 ученых представляли 40 стран. Там же было принято решение создать комиссию для выработки основных положений новой международной организации.

Однако приход к власти Гитлера вновь обострил ситуацию. На съезде в Осло, в 1936 году, собрались лишь 487 участников из 27 стран. Комиссия доложила ученым, что она не смогла выработать общеприемлемых положений. Следующий М.м.к. состоялся лишь после победы над Гитлером и нацизмом, в 1950 году.

Смещение понятий

В начале 19-го столетия ученые-лингвисты доказали, что санскрит, иранский, греческий, германские, романские и некоторые другие языки образуют так называемую индоевропейскую группу  и имеют общее происхождение. Они восходят к пра-языку, на котором говорили племена, называвшие себя «арья». Место первоначального расселения этих племен и пути их миграции до сих пор точно не установлены.

Это важное лингвистическое открытие создатели теории арийского превосходства использовали в своих целях. Отождествление лингвистической общности с расовой и культурной наиболее ярко проявилось в двух фундаментальных источниках нацизма: 4-хтомном «Эссе о неравенстве человеческих рас» (1853) французского графа Жозефа-Артура Гобино и книге англо-американского автора Хьюстона Чемберлена «Устои 19 столетия». Оба они утверждали, что единственным носителем культуры является арийская раса, особенно её северная часть – германцы. Наследие древних цивилизаций досталось двум чистым расам – германцам и евреям. Поэтому они самой историей определены как враждующие нации. Семиты лишены настоящей творческой силы и не способны достигнуть наивысших результатов в науке и в искусстве.

Именно на этих якобы исторических предпосылках основаны расовые законы «Третьего рейха»:

Закон о чиновниках от 7 апреля 1933 года. П.3(1): «Чиновники неарийского происхождения подлежат увольнению».

В исполнительном постановлении к этому закону разъясняется, что «не арийцем считается лицо, происходящее от неарийских, особенно еврейских, родителей или бабушек и дедушек. Достаточно того, чтобы хотя бы один из них был не арийцем».

Закон о гражданстве от 15 сентября 1935 года, П.2 (1): «Гражданином Рейха может быть только лицо германской или родственной ей крови…».

Утверждения расовой теории, что важнейшие духовные особенности людей определяются их антропологией, в корне противоречит учению древних. Конфуций, например, утверждал: «Природа людей одинакова, разделяют же их обычаи». Кстати, арийская общность тоже языковая, а не расовая. Перед Первой мировой войной по приказу кайзера Вильгельма была составлена расовая карта Германии. Но её так и не решились опубликовать, так как она слишком уж явно противоречила арийскому мифу.

«Мекка ученых всего мира»

Ещё со времен Гаусса Геттинген считался истинной Меккой для математиков всего мира. Это положение немецкой науки укрепили такие выдающиеся умы, как Феликс Клейн (1849-1925) и Давид Гильберт (1862-1943). Именно последний на Втором М.м.к. в 1900 году сформулировал 23 проблемы, решение которых считал первоочередной задачей математиков ХХ века.

Лучшие математики из Советской России считали за честь послушать семинары Клейна и Гильберта или напечатать свои работы в знаменитом немецком журнале «Анналы». Перечислим хотя бы имена П.С.Александрова, П.С.Урынсона, А.Н.Колмогорова, О.Ю.Шмидта, А.Г.Куроша, постоянно гостивших в гостеприимном довоенном Геттингене. О тесной (если не более!) дружбе Павла Александрова и Эммы А. Нетер, создателе «Некоммутативной алгебры», и о творческой атмосфере в Геттингенском университете я рассказал в своей книге «Формула жизни».

На стене винного погребка при городской ратуше и сегодня можно прочитать старый девиз «Вне Геттингена жизни нет». Эти безапелляционные слова, с одной стороны, оправдывают знаменитое пушкинское определение личности («с душою чисто геттингенской»), с другой – отвечали положению дел в мировой математической науке. В университете постоянно занимались или читали лекции многочисленные математики из США, Венгрии, Палестины и других стран: датчанин Х.Бор, англичанин Г.Харди, голландцы Л.Брауэр и Б. Ван-Дер-Варден. Создавалось впечатление, что здесь непрерывно действует международный симпозиум.

С 1933 года атмосфера в Геттингене начала стремительно ухудшаться. Досталось даже мертвым. Дело в том, что после смерти Клейна его имя (угораздило же кого-то!) поместили в Еврейскую энциклопедию. Для расследования создали специальную комиссию. В результате было установлено, что «Клейн – великий немецкий математик». Имя Гильберта – Давид – вызывало сильные подозрения. Лишь после того, как математик предоставил документы, подтверждающие принадлежность его семьи к пиетистам (религиозное протестантское направление), математика оставили в покое.

Эмму Нетер в соответствии с приведенной выше статьей о гос.чиновниках (хоть она к ним не относилась!) одной из первых уволили из Геттингена. После её смерти в 1935 году в США А.Эйнштейн писал: «По мнению самых компетентных из ныне здравствующих математиков, г-жа Нетер была самым значительным творческим гением (женского пола) из родившихся до сих пор».

Об Э.Ландау – выдающемся специалисте аналитической теории чисел, ходило множество анекдотов. Математический стиль его был очень абстрактным. На таких же позициях строил он и преподавание: его учебник анализа не содержал ни одного чертежа и реализовал афоризм немецкого математика Л.Кронеккера: «Натуральные числа даны от Бога, всё остальное – дело рук человеческих».

Профессор Ландау подал заявление на увольнение из университета после инцидента, происшедшего весной 1933 года. Группа старших студентов помешала ему войти в аудиторию, где он должен был читать курс анализа для первокурсников. Они говорили: «Мы не возражаем, чтобы вы читали спецкурсы, но это – новички, и мы не хотим, чтобы они учились у еврея». Ландау, солдат Первой мировой войны, умер у себя дома в 1938 году. Так и хочется привести знаменитые строки Галича: «Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели!».

 Эмма Нетер

Математический расизм

Живым примером пагубного влияния расистской теории на человеческое мышление была судьба выдающегося немецкого математика Людвига Бибербаха, участника многих международных конгрессов. В историю нацизма вошла его лекция «Структура личности и математическое творчество» (1934). Он пытался на примере математики доказать «влияние народного духа, происхождения и расовой принадлежности на стиль творчества». «Для национал-социалистов это утверждение, – говорил Л.Бибербах, – вовсе не нуждается в каком-либо доказательстве».

Пользуясь терминологией психологов, он делит математиков на два типа – формалистов и интуитивистов, приписывая им, соответственно, S- и J- типы мышления: «Виртуозное владение техническим аппаратом и жонглирование понятиями… присуще нежизненному и неорганичному S- типу». Здесь Л.Бибербах имеет в виду еврейских и французских математиков. И далее: «мыслители-абстракционисты еврейского происхождения, носители S-типа, так сумели перекроить аксиоматику, что превратили её в… интеллектуальное кабаре». Отсюда вывод: «…ученые неарийского происхождения пытаются оказать своё влияние на немецкий народ и лишить его источника, из которого он черпает свои силы».

Лекция Л.Бибербаха вызвала возмущение многих ученых. Выдающийся английский математик Г.Харди в журнале «Nature» высказался так: «Страх потерять работу, ужас перед повсеместно распространяющейся глупостью, стремление любыми средствами не дать себя обойти – всё это естественные, хотя и не слишком благородные мотивы. Репутация профессора Бибербаха исключает такие объяснения. И я вынужден прийти к значительно менее лестному для него выводу, что он действительно верит в то, что говорит».

Людвиг Бибербах пережил годы нацизма, но уже никогда не создал ничего значительного.

Здесь весьма подходит цитата из выступления великого немецкого математика Давида Гильберта на М.м.к в Болонье: «…любые рамки, в особенности, национального характера, противоречат духу математики. Только абсолютно не понимая нашей науки, можно создавать различия между людьми и расами, а причины, по которым это делалось, являются крайне ничтожными. Математика не знает рас… Для математики весь культурный мир представляет собой единую страну».

«Вы ничего не понимаете в нашей политике!»

Жива легенда, будто лауреат Нобелевской премии (1918) Макс Планк (1858-1947) пришел к Гитлеру с просьбой не преследовать Альберта Эйнштейна. Фюрер едва ли не с кулаками набросился на великого ученого и выставил его за дверь с криками: «Вы ничего не понимаете в нашей политике!».

Примерно так же заканчивались ходатайства Гильберта перед чиновниками из Министерства науки и образования. В 1930 году в Геттингене было 5 полных профессоров математики: Ф.Бернштейн, Г.Вейль, Д.Гильберт, Р.Курант, Э.Ландау. Четверо покинули университет.

Курант, сменивший Клейна на посту директора математического института в Геттингене, подал в отставку и уехал в США. В Нью-Йорке он создал математический институт, который сейчас носит его имя. Новым директором института был назначен «чистый ариец» О.Нейгебауэр. Он занимал этот почетный пост ровно один день, так как отказался подписать подтверждение в лояльности новому режиму. Пост перешел к другому выдающемуся геттингенскому математику Герману Вейлю. Он надеялся, что традиции этой математической Мекки можно ещё спасти при «новом порядке». Однако летом 1933 года и он покинул Германию. Директором стал Гельмут Хассе, первоклассный математик и убежденный нацист.

Однажды на банкете с участием высокопоставленных лиц к Давиду Гильберту подошел рейхс-министр образования и спросил:

– Ну и как же теперь математика в Геттингене, после того, как она освободилась от еврейского влияния?

– Математика в Геттингене? – переспросил Гильберт. – Да она просто не существует!

То, что произошло в Геттингене, повторилось во многих научных центрах Германии. Например, во Франкфурте на Майне в 1935 году прекратил свою работу известный на весь математический мир семинар, на котором (на языке оригинала!) изучались самые выдающиеся математические работы разных эпох – от Евклида и Архимеда до Ферма и Барроу. Душа и руководитель этого семинара Макс Ден (прославившийся решением третьей проблемы Гильберта) был арестован в 1938 году. Из-за переполнения тюрьмы его выпустили. Математику удалось бежать в Норвегию, где в 1940 году  его застала немецкая оккупация. Однако через Финляндию, СССР и Японию он добрался до США, где продолжал работать.

Покончил с собой, чтобы избежать депортации в концентрационный лагерь, известный немецкий математик из Бонна Феликс Хауздорф, с которым дружил и сотрудничал Павел Александров. У входа в математический институт Боннского университета есть мемориальная доска с надписью: «В этом университете с 1921 по 1935 год работал математик Феликс Хауздорф (8.11.1868 – 26.1.1942). Он умер по вине национал-социалистов из-за того, что был евреем. В его лице мы чтим память всех жертв тирании. Пусть никогда не повториться тирания и война».

Наука без рыжеволосых

Среди «жертв тирании», память которых чтит эта и другие мемориальные доски, есть и безымянная жертва – немецкие научные традиции. Ведь помимо перечисленных выше имен страна во времена нацизма потеряла сотни других видных ученых. На огромной выставке в Deutsches Museum (Мюнхен), посвященной 100-летию создания теории относительности и 50-летию со дня смерти Альберта Эйнштейна, список этих фамилий занимал несколько стендов! Среди них были, например, венгерские математики Дж.фон Неймен, Дж.Пойя, Г.Сеге, подолгу работавшие в Германии. Или такие, как К.Гедель или К.Зигель – «100% немцы»; им не угрожали Нюрнбергские законы, однако работать в обстановке расовой дискриминации оказалось для них невозможным. Лишь немногие вернулись в фатерланд.

Математикам, как известно, Нобелевские премии не присуждаются. С физикой и другими дисциплинами проще. За первые 37 лет (с 1901 по 1937 год) немецкие ученые получили 37% Нобелевских премий! Первую послевоенную Нобелевскую премию получил немецкий физик В.Боте (W.W.Bothe)  в 1954 году. За последующие 37 лет (с 1954 по 1991) немецкие ученые и политики получили лишь 6,5% таких премий.

Процитирую отрывок из статьи С.Табачникова «Нацизм и математика» в журнале «Квант» №10 за 1990 г.: «Конечно, математика может развиваться и без участия евреев (как и любой другой достаточно немногочисленной группы, например, рыжеволосых, или, скажем, тех, чьё имя начинается на одну из букв алфавита). Однако такое несправедливое ограничение неизбежно разрушит структуру науки, сложившуюся в нормальных условиях».

Структура математики, как и многих других наук в нацистской Германии, была действительно разрушена. Более того, волею судеб лучшие немецкие умы попали в плен и работали на благо бывших противников Германии. Перечислять их имена здесь нет смысла. Скажем лишь, что былая слава немецкой науки уже никогда более не достигла довоенного уровня. В отличие от Ландау, она, эта слава, умерла в постели, выстеленной главарями нацизма.

О горе, которое принёс нацизм для самой Германии, стоит напомнить членам неофашистских организаций «Германская дивизия Blood and Honour»,  «Alternative Sued-Ost»,  «Kameradschaft Tor Berlin»,  «Maedelgruppe», «Hauptvolk» с боевой группировкой Stirm 22 и других.                                                      

Виктор ФИШМАН,

г. Мюнхен