Воспоминания
Исполнился 61 год с того сентября, как в конце 2-й Мировой войны под нажимом Союзных войск капитулировала Япония. Так случилось, что я, тогда офицер-артиллерист, служивший в составе Танковой армии, только освободившей Чешскую Прагу, сразу же после войны в Европе был направлен с однополчанами на Дальний Восток для участия в военных операциях против Квантунской армии. Сейчас я пишу воспоминания об этих событиях и предлагаю читателю отрывки из мемуарных записок, которые помогут представить, где и как они происходили.
ПОХОД
….Бои там уже шли, и мы думали, что действующие части готовят нам прорыв, как обычно, чтобы ввести в него танковую колонну для свободных оперативных действий – мы представляли себе, что это будет происходить где-то в направлении знакомых нам Харбина, Порт-Артура… Но за Читой наши эшелоны повернули направо, а через ночь, паровозы, тащившие нас, деловито тутукнули, выпустили, словно выдохнули, пар, и эшелоны остановились.
Мы очутились среди оглушительной тишины, на плоской-плоской земле, абсолютно такой, какой ее изображали, когда не знали, что она круглая.
Вскоре команды, эхом прокатившиеся от эшелона к эшелону, раскололи тишину, привели армию в движение. Показалось, что заворочалось огромное могучее чудовище. Закряхтело. Зарычало. Задышало соляркой и бензином... с грохотом отстегивались борта платформ, к ним приставляли сходы, скаты...
Начальник штаба доложил обстановку, объяснил задачу. Она показалась предельно простой: «Движение начинается немедленно четырьмя колоннами по азимуту строго на юг – 980 километров, на этой отметке по указанию регулировщика на юго-восток – 350 километров. Сосредоточиться в районе населенного пункта со сложным названием, запоминать которое не стоит, так как на карте он обозначен, а воздушной разведкой не обнаружен...»
Кто-то из офицеров попробовал пошутить: «А колышек там хоть есть?» «Отставить разговорчики! – одернул шутника начштаба и добавил. – На этом простом маршруте – без селений, без колодцев (кстати, если встретится – не пользоваться: может быть отравлен…), и без ориентиров – нас может поджидать много неприятностей. Учтите – пустыня! Пустыня Гоби и хребты Большого Хингана!
Ну, что ж: Гоби, так Гоби! Хинган, так Хинган!.. За четыре года мы привыкли ко всяким неожиданностям. Настораживала только необыкновенная закрытость противника, легенды о его коварстве, о ловкости и неуязвимости – Восток все-таки, да еще Дальний?!.. Поэтому дорога, которую мы должны были одолеть, хоть на первый взгляд и простая – могла оказаться ловушкой
………………
Сразу же о ловушке напомнила – пыль.
Признаюсь, ничего связного ни о пустыне Гоби, ни о хребтах Большого Хингана я рассказать не могу. Я их почти не видел. Как только началось движение колонн, вздыбленная сотнями тысяч танковых траков, грубой перфорацией автомобильных шин каменистая жесткая пыль просто обволокла то, что называлось танковой армией, запечатала ее в своеобразный кокон и уже увидеть что-либо изнутри наружу или снаружи разглядеть, что делается внутри Движения – было невозможно. Но командование, конечно, надеялось на нас, доверяло своим подчиненным. А мы в свою очередь знали, что наше Движение направляется и регулируется, что умелые технари следят за работой моторов и способны выдернуть из колонны сломавшуюся машину, отремонтировать ее и водворить на место. Мы знали, что у нас есть боевое охранение, что за небом следят зенитные установки. Мы знали – нас предупреждали, что пустыня и горы живут своей сложной непрекращающейся жизнью, что почва здесь за миллионы лет еще не улеглась и, бывает частенько, её пучит, трясёт, что здесь нередко гуляют самумы, вихри и смерчи... Но об этом мы не задумывались. Мы просто – не могли себе представить, что главным противником на нашем пути станет именно Стихия. Все разделила и поглотила во все проникающая пыль!.. Впрочем, надо сказать, что собственно пылью – пыль была в самом начале Движения, а потом она смешалась с выхлопными газами, нашими испарениями (ведь жара стояла за 40!) и еще черти с чем, превратившись в отвратительное месиво, которое закладывало уши, застилало глаза, затыкало носы и глотки.
С большим трудом можно было разглядеть собственные ноги, мутное очертание своих рук, плечо и ухо соседа по кабине... Давил страшно на психику, как теперь говорят, незатихающий грохот Движения. Гудели, рычали, выли, скрипели: танки, автомашины, мотоциклы. Не уступали им – самолеты, подбрасывавшие нам воду, горючее, запчасти... Трудно было привыкнуть к частым взрывам лопающихся от жары скатов и неудачно приземлявшихся баллонов с водой и особенно с горючим...
Но основным было не то, что мы терпели запредельную жару и изнуряющую жажду, не страдание, нет – Работа! Когда я слышу выражение «ратный труд», то всегда вспоминаю этот поход... Мы вели технику и готовились к сражению – мы ведь были не туристами, не путешественниками. Мы были – солдаты... Мы на ходу заправляли машины, да так, чтобы ни одна песчинка не попала в бак... Слепо-глухо-немые, мы ухитрялись следить за тем, чтобы не причинить вред впереди идущим машинам и не дать раздавить себя идущим позади и рядом; следили за механизмами, чтобы они не пострадали ни от песка, ни от ударов, которых все равно нельзя было избежать, следили за тем, чтобы не потекла смазка и не закипала вода в радиаторе, и чистили, чистили свои ненаглядные пушки, чтобы не подвели в бою. Работали, не переставая, плавая в пыльном месиве, как команда Кусто по заиленному дну океана.
Как мы это делали!? Не знаю. Наверно, все-таки с помощью шестого, седьмого, а то и восьмого чувства, которые мы обрели за четыре года войны... Конечно же, нас подстегивало недремлющее ощущение опасности – ведь в любой миг мог грянуть бой!
Но, думается – всегда спасало и держало «на плаву» меня – да всю батарею, весь дивизион – особенное артиллерийское братство. Может быть, не такое яркое, громкое и романтичное, как у моряков, но вполне основательное…
Светлая мгла сменялась темной и наоборот... И что греха таить – были моменты, когда казалось, что еще немного, еще чуть-чуть..., не выдержав нагрузки, откажут двигатели (конечно, раньше нас). А потом мы, вконец расплавленные – ис-те-чем... И иссякнет та сила, которая способна сражаться...
………………
Правда, однажды мы неожиданно испытали облегчение, когда узнали, что в нашем пекле кому-то намного хуже, чем нам... Тогда недобрый случай чуть не навел на нашу колонну большую беду... Солнце, помнится, уже уползло за горизонт, потому что мгла резко потемнела, зачем-то зажглись фары, и их лучи сразу же были разорваны в клочья клубами беснующейся пыли и растасканы по её беспорядочно плавающим слоям – отчего видимый мир казался сущим бредом... Так вот – из этого грохочущего бреда на нашу колонну ринулась какая-то масса чего-то раскалённого, свистящего, ревущего – похожего на космическое тело... Тело это неумолимо приближалось, пугая своей огромностью и непредсказуемостью...
Поразительное чутьё и безотказная реакция наших водителей позволили избежать столкновений и спасти людей, технику... Рычали резко газующие машины, визжали тормоза – нет, надо было слышать (!) эти гладиаторские игрища... Обжигающая своей раскалённостью масса, вклинившись в нашу колонну, вдруг как-то мирно хрюкнула, выплюнула чёрный смолистый моторный выхлоп, отравивший и без того не очень чистый наш пыльный покров... И застыла.
Наступила ужасающая тишина, похожая на черную дыру в общем, непрекращающемся грохоте... Даже стало слышно, как наши люди вылезали из машин и стали медленно приближаться к «массе»...
Когда мгла немного развеялась и «масса» обрела очертания, то в ней без труда можно было узнать наш танк – потерявшую управление тридцатьчетверку... Из её люков выползали черные, будто обуглившиеся, люди и, как обезумевшие, начали заглатывать широко раскрытыми ртами нашу медленно оседавшую зловонную пыль.
– Д-а-а, – раздался короткий и глубокомысленный вывод, произнесенный низким, густым, сиплым голосом, точнее – хрипом. Затем последовал голос помоложе, прокашлявший:
– Так у нас – рай! Парк культуры и отдыха! Танкисты к нам гулять ходят?! – это оптимистичное наблюдение сделал какой-то весельчак и жизнелюб.
Не нужно было большого воображения, чтобы представить, как тяжко нашим партнёрам по Движению – танкистам в их отдельно взятом, можно сказать, персональном пекле – парилке, жарилке, душегубке…
Когда у нас на «открытом, так сказать, воздухе» с рассветом ртуть в термометре сразу взбегает за 40! То в танке... И экипажу приходится выползать на отдых в нашу общественную жаровню, чтобы подышать хоть каким-то подобием воздуха, с его едва уловимым движением...
Появились ремонтники, санитары.
А мы объехали что-то дымящееся и беспомощное. Построили ряд и продолжили Движение к намеченной цели. Правда, осознанного облегчения нам хватило не надолго.
………………
Я и сейчас не могу толком понять – как мы выносили эту адову жаровню и невероятное напряжение в ожидании чего-то невообразимого, которое обязательно должно было случиться. Двигались мы уже, как теперь сказали бы, на автопилоте. А полурасплавленный мозг все чаще и чаще подбрасывал нам бредовые мысли о воде – та вода, которая к нам попадала, больше походила на пар и мало чем помогала.
А испытания не убывали. Они даже набухали, множились…
Потребность в воде все возрастала. Авиация уже не успевала обеспечивать нашу нужду. А здесь нигде не попадалось ни ручейка, ни лужицы, ни росинки. В Сахаре, я читал, по ночам выпадают росы, а здесь накал чертовой сковороды не спадал. Постепенно наши бредовые мечты о воде превращались в мольбу, мольба – в стенания... Нет, вслух никто, никак, ничего не выражал. Не жаловались командованию, даже друг другу. Позже, далеко от Пустыни, лежа на берегу прохладной чистой речушки, мы будем вспоминать, делиться прочувствованным… А в Походе мечты, мольбы, стенания, были только внутри каждого! Но, вероятно, все вместе звучали так сильно, что не могли не быть услышанными...
Небесами? Или Верховными Жрецами Пустыни, Гор?.. (как объясняли книги восточных мудрецов, и я, кажется, стал так думать…)
…………………
Но кто-то же нас услышал!?.. Только понял нас совсем не так, как нам хотелось... Сначала неизвестно откуда взявшийся буйный ветер разметал наш пыльный покров, и мы в какой-то момент впервые увидели, как на самом деле выглядит Наше Движение. Увидели зенитные батареи, расставленные по бокам колонн. Рассмотрели техников, ремонтирующих не выдержавшие напряжения машины. Удалось разглядеть совещание группы генералов, собравшихся у передвижной радиостанции. Не могли не обратить на себя внимания только что приземлившийся самолет и подъезжающие к нему санитарные машины... а вокруг: н е о б о з р и м а я п у с т о т а п у с т ы н и ! ... Но п у с т о т а какая то очень уж многозначительная. Казалось даже, что она смотрит на нас как-то изучающе, выжидающе, что ли?!..
Все больше рассеивающееся желтоватое пыльное марево открыло нам вдали одинокое дерево, будто выточенное из кости. Плотный ствол его и мощные редкие ветви были старательно обглоданы и вылизаны ветрами. Ни коры, ни листочка, даже сухого. Сухие ветви, тянущиеся вверх, создавали полное впечатление мольбы… да-да, казалось, будто живое изможденное существо молит небо о пощаде …
– Что это?.. – спросил кто-то растерянно.
Кто-то на полном серьезе сказал:
– Это, может быть, человек, отбывающий наказание за какие-то тяжкие грехи в своей предыдущей жизни, а в иной для себя…
– Какой-такой – «иной» жизни, предыдущей? – сразу несколько человек набросились на объяснявшего. Он начал было рассказывать про реинкарнацию – учение о множестве жизней, которые проживает человек, которое распространено здесь на Востоке, но младший лейтенант Гринев, наш взводный, который никак не мог оторвать глаз от многозначительной п у с т о т ы перебил его:
– А что о н а хочет от нас?
На этот вопрос похоже, ответила сама п у с т о т а п у с т ы н и! Которая никому не позволяла ни о чем, кроме нее, думать и представлять, будто что-то кроме нее существует…
...Потому что ветер та-ак (!) взвыл, заметался, срывая с машин капоты и брезенты... Все больше распаляясь, он начал раскачивать машины и валить их. Они падали, задрав колеса, будто лапки беспомощные насекомые... Разметал буйный и зенитную батарею, перевернул самолет, у техников унес летучку... А люди – люди (независимо от звания), как впечатанные в землю, лежали ничком вокруг машин. И всех-всех ветер стегал, как провинившихся малышей, тугим жгутом из песка и камней, иссекая в кровь сквозь плотную армейскую одежду ослабевшие от долгого напряжения наши тела!
...Потом ветер, вконец обезумевший, схватил в охапку все, что смог: песок, камни, доски, детали машин, брезенты – вознес все это в поднебесье, превратив по пути эту охапку сначала в темно-коричневые облака, а затем в черную-пречерную тучу... Она-то и разверзлась, сверкая слепящими молниями, все, сотрясая, оглушающим грохотом – выплеснув на нас сплошной неудержимый поток студеной воды... Мы захлебывались в этом леденящем водопаде. От него нигде не было спасения. И наше счастье, что он был очень непродолжительным. Дождь, если так можно назвать это вселенское извержение воды, так же быстро прекратился, как и начался... Солдаты, офицеры и генералы остались лежать посреди океанических луж насквозь промокшие и дрожащие от холода.
………………
Нам – обманутым и униженным – никак не удавалось взять в толк, понять: откуда появилось столько воды? Из песка? Камней? Вырвалась из преисподней?.. Или ветрище (должно быть очень именитый) решил доказать нам свою немереную силищу, притащил сюда, чтоб выплеснуть на наши головы воды Индийского или Тихого океана...
…Вдруг разом исчезли мокрые грязные тучи, обнажилось бескрайнее синее небо, с любопытством взирающее на нас и, казалось, о чем-то спрашивающее... Свет, озаривший нас и всё вокруг, позволил нам разглядеть то, что недавно именовалось Гвардейской Армией! И мы тут же буквально ринулись, скользя и падая, приводить в порядок технику, оживлять её – нас подтолкнуло не только хорошо воспитанное чувство долга, но и остро прочувствованная опасность.
Разумеется, мы тогда особенно не раздумывали – руки сами хватались за нужные выступы, разбирали кучи, ставили на колёса машины, пушки, правили станины, прилаживали капоты, регулировали двигатели, натягивали брезенты... Нужные люди оказывались под рукой, значит – у нас все целы... Пусть кто-то оборван, помят, ушиблен... Но в такой передряге могло быть и хуже: в других частях машины были превращены в металлолом, санитары подбирали раненых… А поодаль лежали тела, укрытые плащ-палаткой с головой...
В работе, барахтаясь в невообозримой слякоти, мы не заметили, как согрелись и немного обсохли. Подумать только: слякоть! Как неожиданно и быстро кремнистая пыль превратилась в жидкую вязкую массу.
Трудно, очень трудно далось начало Движения. Танки зарывались в колдобины, ложась на брюхо. Автомашины буксовали, колеса скользили, упрямо не подчиняясь воле водителей... Все батарейцы баграми, бревнами досками, тросами – старались регулировать движение автомашин: притормаживали, подталкивали...
Но нежданно на помощь пришел суховей, и на глазах стали исчезать лужи, деревенели недавно совершенно мокрые наши одежды; хорошо разбитые колеи, рытвины и колдобины превращались в жесткие надолбы, которые армейские танки и автомашины старательно превращали в гравий, песок и, наконец, в пыль, которая снова окутала армию.
Но если в том, начальном Движении все плавилось, и что-то к чему-то прилипало, то в этом обезвоженном Движении все заскрипело. Скрипели танковые траки, колеса машин, одубевшие наши одежды, скрипел на зубах песок, скрипели от малейшего движения тел личного состава позвонки, и мысли, едва появлявшиеся в пересохших мозгах, тоже, казалось, скрипели.
……………
…Когда же мы уткнулись в Горы, повеяло свежестью и запахло соснами, горными речушками, то подумалось, что все невзгоды позади! Но горные тропы не были легче. Возможно, они и годились для Суворовской пехоты, но для тяжелых танков, неповоротливых самоходок, автомашин с прицепами!? – Не-ет… Я не могу объяснить, как, но мы перешли, переползли горы!.. Мы вышли на оперативный простор, который оказался необозримым болотом, не отмеченным на карте, да еще похлеще смоленских и белорусских. Может быть, у нас уже не хватило бы сил выбраться из них, если бы... не комары. Ух, какие! Как крокодилы!
………………
Сколько мы прошли? За сколько? Сколько не спали?.. Да и не могли заснуть от напряжения... Не ели из-за отсутствия аппетита, не пили, сберегая воду для машин...
…Почуяв под ногами нормальную землю с травой и кустами, все в приятном возбуждении, без команды привели в полный порядок матчасть, себя и в ожидании дальнейших распоряжений, как подкошенные повалились в траву, засыпая уже в падении, как это умеют делать только солдаты... Те, кто по долгу службы не спали, рассказывали, что стоял такой храп (!), аж трава от храпа гнулась... Проспали больше суток, и никто нас не будил, потому что командование уже знало: противник сложил оружие и готов подписать акт о капитуляции!
Узнав об этом, мы лишились последних сил... Не будучи в состоянии подняться на ноги, мы от радости валялись по высокой пахучей траве, вяло дурачась... И кто-то наткнулся на колышек. Значит, мы на месте! В районе, указанном на карте и не обнаруженном воздушной разведкой! Мистический пункт нашего сосредоточения!.. И к тому же – к колышку была привязана овца.
Разведчики обследовали окрестности нашего расположения и, не обнаружив ни пастуха, ни хозяина, порешили, что это – «божий дар» нам в награду за все выдержанные испытания. И был он очень кстати, потому что голод, наконец, напомнил о себе!
………………
Через много лет, когда я работал на телевидении, мне довелось познакомиться с генералом Ивановым, возглавлявшим в 45-м году Штаб всей Группы Войск там – на Востоке. Он рассказал о том, как готовилась и проводилась Кампания... Я не преминул вставить пару слов о своем участии в Гоби-Хинганском походе.
– О-о!- воскликнул генерал, – это была хорошо продуманная и великолепно исполненная операция! Как только эта громада (он имел в виду нашу танковую армию) в боевом состоянии появилась в тылу Квантунской армии – противник сразу капитулировал! Шах и мат!.. Их командиры хорошо знали эти места и были уверены, что такому роду войск, в таком количестве и с такой скоростью – пройти невозможно! Мне докладывали, что противник даже ловушек не устраивал, не направлял в этот район авиацию!..
– А мы не знали, что там нельзя было пройти, – сказал я, будто извиняясь, – правда, нам потом говорили местные жители, что с той стороны, с которой мы пришли – никто еще не приходил, а мы не верили…
– Вот именно! А вы – прошли! И с минимальными потерями для такого рейда!