Литературная страница

Немцы. Из Румынии – на лесоповал

Эта небольшая книжка резко отличается от других произведений автора – Ирины Александровны Велембовской. «Сладкая женщина», «Вид с балкона», «Мариша Огонькова», «Молодая жена», «Варварин день» – добротные романы, преимущественно на «женские» темы. По многим из них были поставлены неплохие кинофильмы. Зрителям они нравились, ведь там больше говорилось о человеческих судьбах, чем о поднадоевших проблемах производства. По этой же причине эти книги и фильмы были популярны за рубежом. А тут! Но сначала подробнее об авторе.

Родилась Ирина Александровна в Москве, в самом центре, в 1922 году. Отец, Александр Шухгальтер, юрист, выпускник Новороссийского (теперь Одесского) университета, мать, Анна Игнатьевна, урожденная Фидели, дворянка, владела несколькими языками. Оба участвовали в революции 1905 года. После этого отец был директором одного из лучших книжных магазинов России – «Образование» на Кузнецком мосту. В 1909 году он стал юрисконсультом в знаменитом издательстве Сытина, разбогател, купил семикомнатную квартиру в Брюсовском переулке, двухэтажную дачу в Медведково. Старшие две дочери учились в одной из лучших гимназий – Елизаветинской женской.

Младшие, Ирина и Галя, родившиеся после 1917 года, росли в условиях похуже, но дома была прекрасная библиотека, их водили в музеи, на концерты, в гостях бывали Нежданова, Барсова, Мейерхольд, Охлопков. Шухгальтера знал весь московский театральный мир – ведь это он организовал театрально-концертное радиовещание, а также был бесплатным юрисконсультом Театрального общества.

Ирина в пять лет уже читала запоем, прочитанное в детстве запомнила на всю жизнь. В 1938 году Александр, уже 60-летний, «загремел» на девять лет в воркутинский лагерь, потом еще много лет не имел права жить в Москве. Анну Игнатьевну уволили из библиотеки, Ирина ушла из школы и стала работать.

В 1941 году ее, учащуюся школы медсестер, послали с подругами охранять склад. Оттуда пропало несколько пар валенок, и девочек после суда погнали по этапу на Урал. Там она возила на подводе воду, в горячем цеху толкала вагонетку, была и на лесоповале, копала огороды. В феврале 1945 года в поселок Нижняя Тура пригнали партию немцев из Румынии, с которыми Ирина вместе, но как вольнонаемная, работала на лесозаготовках. В конце 1946 года за ней приехал отец, с трудом добился увольнения дочери. Стали жить под Москвой в Красной Сосне, где она работала дворником, потом на мебельной фабрике, няней в яслях, библиотекарем. Закончила экстерном школу, стала писать книги, поступила и окончила Литературный институт. Отец тогда уже был реабилитирован, стал получать приличную пенсию, но вскоре умер от инфаркта.

Ирина Велембовская публиковалась с 1961 года. Очень скоро ее стали приглашать на телевидение, на многие киностудии. Весной 1990 года после тяжелой болезни ушла из жизни. Упоминавшийся роман «Немцы» она не раз пыталась опубликовать, но ей отвечали, что в советской литературе такой темы нет и быть не может. Дочери, приводя архив матери в порядок, случайно нашли в 2001 году папку с надписью «Немцы», через год книга была издана.

В жизни повезло этим немцам, автору книги и нам, читателям. В соответствии с приказом Сталина № 7161 от февраля 1945 года, для работы в тяжелых условиях из Румынии, Югославии, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Польши вывозились немцы: мужчины от 17 до 45 лет, женщины от 18 до 30 лет. В действительности их стали угонять на Урал и восточнее еще в 1944 году.

Тем, о ком написан роман, повезло, ибо они попали в поселок, где не было лагеря с его «дисциплиной». Отвечавшие за их труд и быт были не гулаговские «кадры», а прошедшие войну простые русские люди в военной форме. Немцы в свободное время выходили из бараков и общались с местным населением.

Велембовская работала вместе с ними, общалась и в нерабочее время, так что узнала этих людей хорошо, достоверно, в хорошей литературной форме увиденное и пережитое описала.  Так что и мы, читатели, имеем возможность узнать о много лет замалчиваемых событиях, еще раз понять, что все мы – люди, что в мыслях и действиях не должно быть места штампам, готовым характеристикам.

Это были самые обыкновенные люди. Трудяги, обладатели нужных профессий, игравшие на разных музыкальных инструментах. Женщины отличались умением хорошо шить, варить-жарить-печь. Почти все они могли подолгу тяжело физически работать.

Их было 100 мужчин и 150 женщин. Принимавшая начальник лесного отдела Путятина никак не могла понять, неужели женщин в плен брали? Так что это обычные люди, из южных краев, как же они тут на уральском морозе будут немалые нормы выполнять? И велела затопить все печи в бараках. Местные женщины внимательно смотрели на немок. Юбки длиннющие, лица дородные. А вон тот какой толстый. Ясно – капиталист. А это был Бер – рабочий, механик.

В столовой немцы удивлялись, что офицеры советские «едят ту же дрянь, что и мы». В первый же день не всё было гладко, но стало ясно, что при соответствующем отношении, умелом распорядке дня работа пойдет, будет со дня на день улучшаться. Русские руководители смогли выяснить, что среди этих «лесорубов» немало профессиональных столяров, механиков, строителей, шоферов, в которых на прииске, где жили старики, женщины, дети была большая потребность. Когда при очистке ствола от сучьев Штребль поранил палец, а начальница Тамара дала ему бинт для перевязки, у немцев исчезли страхи, появилась нормальная дружелюбная рабочая атмосфера. И те, кто в Румынии никогда физически не работал, начал втягиваться в рабочий ритм.

Конечно, был здесь и Хромов, которому было не понять, что человек, взявший пилу и топор впервые, не может в первый же день выполнить норму. Но начальницы-руководительницы медленно, но верно доводили многое до его сознания. Перевыполнявшим нормы стали давать больше еды.

Неизвестно, как бы сложилась судьба Ландхарта, не желавшего работать в лесу, требовавшего работу по профессии, если бы не надо было чинить драгу. Тут он работал так, что его нельзя было оторвать на обед.

Немцы поражались умению русских женщин выполнять тяжелые мужские работы. Начали понимать, почему они этим занимаются, куда делись их мужья, отцы, сыновья. Потом начали понимать, почему сердечный Лаптев из-за них конфликтует с начальством, портит себе карьеру.

Гораздо лучше пошла работа, когда вместо повала леса немцев повели на сенокос. Это дело было для них какое-то праздничное. Они косили и пели.

Прибыл сюда лейтенант Вольф, уроженец Поволжья, немец. Он выслуживался, грубил, требовал говорить с ним только по-русски. «Я не обязан знать ваш мерзкий язык!» Пришлось его отчислить.

Когда пришла пора возвращаться в Румынию, в поселке будто всё сникло. Общий тяжелый труд, завязавшиеся человеческие отношения, изчезнувшая первоначальная взаимная неприязнь сроднили русских и немцев. Без этого они бы не смогли побороть лесной пожар, спасти себя и совместно созданное. Уезжавшие и провожавшие прощались как близкие. Конечно, в романе есть и любовные линии. Полюбившим тоже пришлось расставаться. Их чувства, их судьбы не оставляют читателя равнодушным.

Российская критика сетует, что в нынешней ситуации в стране никто не возьмется поставить по этому роману кинофильм или телесериал. Спасибо, что пробивавшаяся столько лет к читателю машинопись все же стала книгой.

Эрнест ГУРЕВИЧ

Вечер памяти Эрнеста Гуревича

Очередное заседание дискуссионного клуба (в Интернациональном доме образования на Prater Strasse 32) 30 сентября было посвящено памяти Эрнеста Гуревича, скоропостижно скончавшегося год назад, 22 сентября 2005 года. Он был активным членом клуба, как и членом редколлегии и активнейшим автором нашей газеты.

Присутствовало более 20 человек, и у каждого нашлось, что сказать об Эрике. Надо сказать, обычно на заседаниях клуба разгораются жаркие споры. На этот раз все были едины: память о хорошем человеке объединяет…

Отмечали необычайно широкую эрудицию Эрика, чувство юмора, доброту, порядочность. Запомнились проникновенное вступительное слово Владимира Карпмана, а также воспоминания об Эрике его земляка Валентина Гольденберга, знавшего его со школьной скамьи. Валентин, в частности, рассказал о таком эпизоде. Он учился с Эриком не только в одном классе школы, но затем и в одном институте. Однажды, когда они в очередной раз оказывали «шефскую помощь» селу, поздним вечером одна из девушек вдруг взмолилась: ей нестерпимо хочется есть. Ни у кого ничего съестного не оказалось. Все были в растерянности, кто-то и просто отмахнулся: подумаешь, каприз! Эрик встал и через какое-то время вернулся с продуктами.

А мне вспомнился другой эпизод. Готовили мы сентябрьский номер газеты. В портфеле редакции была статья «Второе окончание Второй мировой» – о 60-летии капитуляции Японии. Как раз в сентябрьский номер. Но мне стало известно, что по просьбе Эрика в номер пойдет другая его статья – «Сапер, минер, художник», об еще одном примечательном человеке – Цфане Дунаевском. Я позвонил Эрику и предложил перенести ее на следующий номер, а в этот дать статью о победе над Японией. Он мне ответил примерно следующее: «Понимаешь, человеку уже за 80 лет…»

Что ж, мы уважили волю автора. А статья о втором окончании Второй мировой была напечатана в октябрьском номере – одновременно с некрологом ее автору. Человек предполагает…

И. Зайдман