Мнение психолога

 

Рассудок или предрассудок: кто выходит в победители?


«Разум дан человеку, чтобы строить гармонию жизни, предрассудок – чтобы ее разрушать», записал два с лишним столетия назад французский просветитель К.А. Гельвеций.
 

Немало воды утекло с тех пор, а афоризм этот свеж, как будто родился сегодня. Впрочем, вряд ли предполагал сам автор, что мысль его окажется столь нетленной. Ведь Просветители истово верили, ждали наступления новой Эпохи, Эпохи чистого разума, свободной от невежества, суеверий и, разумеется, предрассудков. Они думали, что она уже не за горами. Увы, но и ХХI век с его колоссальными научными и техническими достижениями мало приблизил к нам эту Эпоху.
 

Пародокс в том, что несоответствие между человеческим интеллектом и его оборотной стороной отнюдь не уменьшается.

Как часто в повседневном общении, когда речь заходит о взаимоотношениях между людьми, можно услышать довольно энергичное выражение. До чего же, однако, сильны предрассудки!
В том, что они действительно есть сила, сомневаться определенно не приходится. Вполне очевидно, что многие отрицательные человеческие эмоции берут свое начало именно от них, внося элемент разрушительности в повседневное общение людей, сея подозрительность, недоверие, страх, выстраивая в конечном итоге искусственные барьеры между нациями и этносами.

Профессиональное любопытство подтолкнуло меня к тому, чтобы провести небольшое психологическое изыскание (пусть на популярном уровне!) и выяснить, в чем сила предрассудка, а заодно и определиться с самим понятием. Начать, очевидно, следует вот с чего.

Люди обыкновенно думают, что их восприятия и представления о вещах совпадают, и если два человека воспринимают один и тот же предмет по-разному, то один из них определенно ошибается.

Психологическая наука, однако, отвергает это предположение. Восприятие даже простейшего объекта – не изолированный акт, а часть сложного процесса. Оно зависит от той системы, в которой предмет рассматривается, а также от предшествующего опыта, интересов и практических целей человека. К примеру, одна и та же книга совершенно по-разному воспринимается читателем, продавцом и человеком, коллекционирующим переплеты. Там, где простой рабочий видит металлическую конструкцию, инженер видит деталь известной ему машины.

Иными словами, любому акту познания, общения и труда предшествует то, что психологи называют установкой, т.е. определенное направление личности, состояние готовности к определенной деятельности. В отличие от мотива, установка непроизвольна и самим субъектом не осознается. Однако именно она определяет его отношение к другому человеку (или другому объекту) и сам способ его восприятия.

К примеру, сталкиваясь с человеком, принадлежащим к определенному классу, профессии, нации, возрастной группе, мы заранее ожидаем от него определенного поведения и оцениваем конкретного человека по тому, насколько он соответствует (или не соответствует) этому эталону. Скажем, юности свойственна романтика; поэтому, встречая в юноше или девушке это качество, мы считаем его естественным, а если оно отсутствует – это кажется нам странным. Разумеется, качество это отнюдь не является универсальным. Но когда мы видим организованного, собранного ученого, мы считаем его исключением. А вот профессор, постоянно все забывающий – подтверждает правило.

Таким образом, возникают предвзятые суждения, именуемые стереотипами. Вот, к примеру, образец расхожего стереотипа: толстяки обычно добродушны, Иванов – толстяк, следовательно, он должен быть добродушным .

Стереотип может быть истинным и ложным. Он может вызывать как положительные, так и отрицательные эмоции. Его суть в том, что он выражает отношение, установку данной социальной группы к определенному социальному явлению.

Наиболее ярко и отчетливо проявляют себя стереотипы в национальной психологии.
 

Любая нация интуитивно ассоциирует себя с тем или иным образом. Часто говорят: японцам свойственны такие-то и такие-то черты – и оценивают одни из них положительно, другие – отрицательно.

Известны результаты эксперимента, в котором принимали участие еще полвека назад студенты Принстонского университета (США). В соответствии с условиями, они должны были при помощи 84 слов-характеристик (умный, смелый, хитрый и т.д.) охарактеризовать несколько различных этнических групп, а затем выбрать из этих характеристик пять черт, которые покажутся наиболее типичными для данной группы. Получилась следующая картина: американцы – предприимчивы, способны, материалистичны, честолюбивы, прогрессивны; англичане – спортивны, способны, соблюдают условности, любят традиции, консервативны; евреи – умны, корыстолюбивы, предприимчивы, способны, скупы; итальянцы – артистичны, импульсивны, страстны, вспыльчивы, музыкальны; ирландцы – драчливы, вспыльчивы, честны, очень релегиозны и т.д.

Уже в этом простом перечне приписываемых той или иной группе черт явно сквозят не независимые, а предыдущие оценки, почерпнутые в свое время из разнообразных источников, (включая личные ощущения) и повлиявших на эмоциональное отношение к оцениваемой группе.
Но достоверны ли эти черты, почему выбраны именно они, а не другие? Хотят того люди или нет, они неизбежно воспринимают и оценивают чужие обычаи, традиции, формы поведения через призму своих собственных обычаев, тех традиций, в которых они сами воспитаны.

 

Например, темпераментному итальянцу медлительный финн может показаться вялым и холодным, а тому, в свою очередь, может не нравиться южная горячность. Чужие обычаи иногда кажутся не только странными, нелепыми, но и неприемлемыми. В определенной степени это естественно, как естественны сами различия между этническими группами и их культурами.
 

Проблема возникает лишь тогда, когда эти действительные или воображаемые различия возводятся в главные качества и превращаются во враждебную психологическую установку по отношению к какой-либо этнической группе. По сути это и есть этнические предубеждения. Именно они лежат в основе предрассудка.

В современной психологии это понятие характеризуется по-разному. Из множества существующих определений имеет смысл остановиться на точке зрения американских социопсихологов Д.Креча, Р.Крачфилда и Э.Балачи, описывающих этот феномен человеческой психики как неблагоприятную установку к объекту, которая имеет быть крайне стереотипизированной, эмоционально зараженной и нелегко поддается изменению под влиянием противоположной информации.

Из истории известны общества, в которых этнические предубеждения имели характер официально признанных социальных норм, например антисемитизм в фашистской Германии. Это не мешало, однако, оставаться им предубеждениями, хотя фашисты их таковыми не считали.
Любопытен в этой связи еще один эксперимент, который провели американские психологи Сэнгер и Флауермах. Они отобрали несколько черт из обычного стереотипа, объясняющего плохое отношение к евреям, и стали опрашивать людей, что они думают об этих чертах – корыстолюбии, агрессивности, материализме как таковых. Оказалось, что когда речь идет о евреях, эти черты вызывают резко отрицательное отношение. Когда же речь идет не о евреях, те же самые черты оцениваются иначе. Например, такую черту как корыстолюбие у евреев положительно оценили 18 процентов, нейтрально – 22 процента, отрицательно – 60 процентов опрошенных. Та же черта у себя (т.е. у американцев) набрала 23 процента положительных, 32 процента нейтральных и 45 процентов отрицательных оценок. Агрессивность у евреев одобрили 38 процентов опрошенных. Та же черта применительно к собственной группе (американцы) дала 54 процента одобрительных оценок.

Можно лишь чисто умозрительно предположить, какие результаты продемонстрировал бы аналогичный опрос, проводись он сегодня, т.е. в 2006 году, на территории России! Дело, следовательно, вовсе не в отдельных свойствах, приписываемых этнической группе, а в общей отрицательной установке к ней.

Объяснения враждебности могут меняться и даже противоречить одно другому, а сама враждебность тем не менее остается. Легче всего показать это на примере антисемитизма.

В средние века основным аргументом против евреев было то, что они распяли Христа, который сам был евреем и, следовательно, речь идет не о национальной, а о религиозной вражде. Многие верили, что евреи имеют хвосты и являются исчадиями самого Дьявола. Несколько столетий спустя евреев начинают обвинять в ритуальных убийствах, в частности, в том, что они добавляют кровь убиенных христианских младенцев в мацу. С течением времени религиозная рознь и всяческие средневековые глупости потеряли свое значение. А предрассудки-то остались! В 20-м веке они существенно модернизировались с появлением самой гнусной фальшивки в истории человечества – «Протоколов сионских мудрецов», давшей в конечном счете гитлеровскому режиму благославление на геноцид евреев.

В 21 веке теория еврейского заговора, которая до сих пор в ходу у антисемитов разных мастей, успешно дополняется установкой на изначальную агрессивность сионистского государства Израиль, являющегося угрозой всему Ближнему Востоку. Воистину прав оказался француз Ф. де Шатобриан, который еще в 19 веке написал: «Когда люди не верят ни во что, они готовы поверить во что угодно».

Поразительно, до какой степени жонглирования логикой доходили отдельные политики и даже главы некоторых государств, включая Россию, в оценке недавней кровопролитной войны между Израилем и ливанской «Хезболлой»! Казалось бы, исходя из тех фактов, которые имели место быть, любой здравомыслящий человек (не говоря уже о руководстве страны) мог бы однозначно определить, кто в большинстве ситуаций агрессор, а кто – жертва. Однако, как говаривал мой хороший знакомый, это только в геометрии кратчайшее расстояние между двумя точками прямая линия, в жизни же, наоборот, – зигзаг.

Таким мерилом, очевидно, и пользуются многие европейские рукодители и даже ООН. (Это, кстати, было убедительно продемонстрировано в статье И.Зайдмана «Не пора ли нам переименовать ООН?» № 9 (21) «Рубеж.)

В оценках европейских политиков агрессор и жертва полностью поменялись местами, как в карнавале масок. Как пелось в свое время в одной бардовской песне: «А где полюс был, там стали тропики...»

Трудно предположить, чтобы у руководителей столь высокого ранга не достало логики и здравого смысла в оценке нынешней ближневосточной ситуации. Наверняка всего этого хватает, даже в избытке. Тянут, однако, в другую сторону застарелые предубеждения, изначально замешанные на традиционных антипатиях к словам «евреи», «Израиль». Если не сказать большего. Сюда же наверняка примешивается и страх перед исламистской угрозой в собственных государствах.

Социальная психология давно установила, что антисемитизм – не изолированное явление, а часть более общей националистической психологии. Люди, предубежденные против одной этнической группы, обнаруживают тенденцию враждебности и к остальным чужакам, хотя и разной степени.

Неприметный российский город Кандопога напомнил об этом всем с беспощадным откровением. Сколько же таких Кандопог может ожидать в ближайшем будущем страну, не берется предсказать никто! Старт тем не менее уже дан. Сегодняшний настрой российских властей против лиц грузинской национальности российскими же правозащитниками сравнивается не иначе, как с началом этнических чисток. По их мнению, лучший акт противодействия этой постыдной кампании: всем грузинам прикрепить к одежде знак с надписью: «Я – грузин» (совсем как желтые звезды евреев в нацистской Германии).

Если бы существовал прибор, с помощью которого можно было бы замерить градус межнациональной ненависти, то в сегодняшней России его показания поднялись бы на самую высокую отметку. Похоже, призыв «Россия для русских!» стал в многонациональном государстве столь же культовым, как в свое время брежневский дозунг «Народ и партия едины!»
 

На фоне целого комплекса причин (о которых газета «Рубеж» уже неоднократно писала) не в последнюю очередь это связано с живучестью предрассудков.

Против любого национального меньшинства, любой группы выдвигается одно и то же стандартное обвинение – эти люди обнаруживают высокую степень групповой солидарности, они всегда поддерживают друг друга, поэтому их надо опасаться. Так говорится о любом национальном меньшинстве. Что же реально стоит за таким обвинением?

Малые этнические группы, и в особенности дискриминируемые, вообще обнаруживают более высокую степень сплоченности, чем большие нации. Ведь сама дискриминация выступает фактором, способствующим этому сплочению. Предубеждение большинства создает у членов этой группы ощущение своей исключительности, своего отличия от остальных людей. И это, естественно, сближает их, заставляет крепче держаться друг за друга. Недаром кто-то из писателей как-то сказал, что если бы завтра начали преследовать рыжих, то послезавтра все рыжие стали бы симпатизировать и поддерживать друг друга. Особенно характерно в этом смысле отношение к евреям.

На потяжении длительного периода европейской истории евреи олицетворяли товарно-денежные отношения и в определенные исторические периоды были наиболее опасными экономическими конкурентами. Поэтому вполне естественно, как у торговцев, так и вообще у мелкой и крупной буржуазии всех других национальностей они вызывали страх. Конкуренция рождает страх, страх – недоверие и ненависть. Вот так, постепенно, отдельные звенья соединяются в непрерывное целое. Круг замыкается!

Показателен в этом отношении диалог, приводимый в классической книге американского психолога Гордона Оллпорта «Природа предрассудка»:

Г-н Х:
Вся проблема с евреями состоит в том, что они заботятся о членах своей группы.
Г-н
Y:
Однако, как следует из доклада Фонда местных добровольных пожертвований, они жертвуют больше (пропорционально их численности) на нужды местного самоуправления, чем не евреи.
Г-н Х:
Это только доказывает, что им важно купить себе популярность и окончательно влезть в дела христиан. Они ни о чем другом не думают, кроме как о деньгах! Вот почему среди банкиров так много евреев.
Г-н
Y:
Но вот в недавнем исследовании сказано, что процент евреев в банковском бизнесе незначителен – он гораздо меньше, чем процент не евреев!
Г-н Х:
О чем я вам и говорю: они не желают заняться респектабельным бизнесом, если они чем-то и занимаются, то лишь тем, что делают себе деньги в кинобизнесе или заправляют ночными клубами.

Что, в сущности, заявляет г-н Х? Не морочьте мне голову фактами, мне и так все ясно! Он даже не пытается оспорить данные, о которых ему сообщает г-н
Y, а занят тем, что либо успешно искажает факты так, чтобы заставить их служить поддержкой его ненависти к евреям, либо отбрасывает их, нимало не смущаясь, и переходит к атаке на новом поле. Глубоко предубежденный человек имеет стойкий иммунитет к той информации, которая расходится с его лелеемыми принципами.

Попытаемся подытожить наши рассуждения.

Не вызывает сомнения, что в основе предрассудка есть нечто такое, что не позволяет ему полностью раствориться во времени. Я бы назвал это своего рода сгустком наследственной памяти, сформировавшим некогда определенные ощущения, которые проявляются на бессознательном уровне. Долгое время они могут находиться в состоянии летаргии, но в нужный момент просыпаются и, что хуже всего, способны за короткое время инфицировать значительное число людей.

Значит ли это, что борьба с предрассудками и попытки их искоренить обречены на неудачу?
 

Являются ли они родовым проклятием человечества?

 

Будем считать это еще одной из загадок человеческой природы.

Александр МАЛКИН