Исследование

Наука ненависти: новое возрождение?

Взглянув на газетный заголовок, соотечественник, воспитанный на советской классике и бдительно относящийся к каждому печатному слову в здешней русскоязычной прессе, наверняка попеняет автору на его совпадение с одноименным рассказом М. Шолохова. И будет прав лишь отчасти. Ибо ни к художественной прозе, ни даже к публицистике данный материал не имеет никакого отношения. Скорее, это небольшой психологический экскурс в понятие с примерами, преимущественно из сегодняшнего дня. Для несведущих уточню: речь в рассказе М Шолохова шла о зверствах гитлеровцев на советской территории и об ответной волне ненависти, которую они порождали. Ненависть к врагу, поправшему нечто святое для человека, или само его право на жизнь­, всегда считалась патриотически и эмоционально оправданным чувством. И что самое важное: абсолютно мотивированным!

Если, однако, отойти от стереотипов, часто встречающихся в произведениях советской литературы, фильмах о войне и Октябрьской революции, пытавшихся художественно отобразить это чувство, то ненависть предстанет перед нами, как выражаются сегодня политики, в совершенно ином формате.

Не только как психически измененное сознание отдельного индивида, затемняющее порой его рассудок, но как опаснейший психосоциальный феномен довольно больших людских масс, как концентрированное выражение зла.

В последние полтора десятка лет человеческое сообщество все чаще сталкивается с искусственно разжигаемой в массах ненавистью, не имеющей четко осознанной мотивировки, но от этого не менее страшной. Совершенствуются средства распространения ненависти и зоны, пораженные ею. Существенным ее проводником становится сегодня и Интернет. Достаточно зайти на некоторые российские националистические сайты, чтобы получить соответствующую дозу ненависти. Это плата за ту степень информационной свободы, которую на сегодняшний день обрели люди.

Не сегодня и не вчера возникли словосочетания классовая, расовая, национальная, наконец, религиозная ненависть, а также международный терроризм. Но именно сегодня, когда цивилизованный мир все больше  начинает задыхаться, образно выражаясь, от «паров  ненависти», окутывающих отдельные регионы мира, к этой человеческой эмоции стоит присмотреться повнимательней.

Слово «ненависть» происходит от «ненавидеть», что буквально означает нежелание видеть. Вернее: желание не видеть кого-то или что-то. Не-навидеть является отрицательной формой исчезнувшего из русского языка глагола «навидеть», то есть видеть охотно (отсюда – навещать), жаловать, любить. Отрицательное желание ненависти можно гарантированно удовлетворить только в том случае, если уничтожить сам его предмет, сделать так, чтобы никогда его не видеть. Ненависть заключает в себе уничтожение, превращение в ничто. Она является сугубо разрушительной эмоцией. Она означает такую враждебность в отношениях, которая не может разрешиться иначе, как только поражением одной из сторон. Типичными проявлениями и важнейшими историческими источниками ненависти являются кровная вражда, политические противостояния между различными этносами, классовая борьба. Говорят, что чеченские боевики выставляли напоказ отрубленные головы российских офицеров, а российские спецназовцы хранили в качестве трофеев и знака своей «доблести» отрубленные уши чеченских боевиков. Все это и есть ненависть в ее «чистом» виде.

Ненависть всегда связана с насилием, получает в нем свое воплощение и удовлетворение. Вне зависимости, проявляется ли оно в словесно-оскорбительной форме, в форме прямого призыва к его осуществлению, либо в конкретных насильственных действиях. Слово «насилие» означает принуждение к чему-либо силой, против воли. Смысл насилия состоит в том, чтобы блокировать свободную волю индивидов и принудить их к действиям, которые предписываются теми, кто совершает насилие. Иными словами, насилие есть узурпация свободной воли.

Есть однако люди (в том числе и некоторые философы), совершенно определенно считающие, что насилие может быть нравственно оправдано, т.е. осуществляться во благо. Насколько справедливо такое суждение?

Как отмечают некоторые психологи, в основании насилия лежит конфликт, в котором его участники не просто не могут придти к согласию, а утеряли саму установку на согласие, на  договор. Эту ситуацию в свое время очень точно охарактеризовал Л.Н.Толстой так: «Каким образом разрешить столкновения людей, когда одни люди считают злом то, что другие считают добром, и наоборот?» Даже если предположить, что «добро должно быть с кулаками», т.е., что добрые должны властвовать над злыми, навязывая им свою волю, то это тоже есть форма оправдания насилия.

Насилие не может быть орудием добра по определению, ибо оно является следствием ситуации, когда невозможно определиться или договориться по вопросу о том, что является добром. Как справедливо подчеркивает современный немецкий профессор Р.Шпеерман, нравственно оправданным насилие могло бы быть только в том случае, если бы на него было получено согласие тех, против кого оно направлено. Абсурд, не правда ли? Но, спрашивается, если в принципе возможно такое согласие, то зачем нужно насилие? Вряд ли можно представить себе насилие во благо – получается полная логическая несуразица.

Читатель, внимательно следующий за ходом рассуждений, может сказать: насилие можно выводить из государственной целесообразности, т.е. аргументировать, предположим, политически, экономически, соображениями безопасности, принципом справедливости возмездия за содеянное и  т.д. Очень может быть. Тем не менее нравственно аргументировать насилие нельзя никак. Хотя бы по той причине, что оно не разрешает никоим образом конфликта и не восстанавливает установку на согласие.

Здесь, однако, есть один очень важный момент, который следует выделить особо. Общественным сознанием насилие воспринимается как действие обидное, незаконное, которое в целом отождествляется со злом. Поэтому насилием именуется только такое внешнее принуждение человека, которое достойно осуждения. Вряд ли можно считать насилием со стороны врача искусственную изоляцию или даже ограничение в действиях психически больного пациента, если он представляет реальную опасность для других пациентов и не отдает отчета в своих действиях.

Точно также вряд ли ответный удар по врагу, первым применившим насилие, может квалифицироваться как насилие. Либо ограничение в свободе человека, действия которого социально опасны или преступны. Существует и масса других действий, которые не могут быть отнесены к категории насилия, поскольку они вторичны и являются ответом на угрозу или ранее примененное насилие. Хотя, разумеется, и такое понимание насилия вряд ли можно считать исчерпанным. Прежде всего в силу того, что зачастую в оценке того или иного явления путаются причина и следствие. К тому же, как уже подчеркивалось выше, разнятся и представления людей о моральных ценностях и приоритетах.

Все, таким образом, упирается в основные понятия, которые в одной проекции осмысливаются как добро, в другой же – как зло. Для сегодняшних исламистов убить любого «неверного» считается праведным делом, уничтожение же самих террористов, по их мнению, – прямая борьба с исламом.

С убийственной прямотой вопросы жизни и смерти решали в свое время  большевики. Вот эпизод, связанный с насильственной высылкой заграницу в 1922 г. выдающихся русских умов, не принявших советской власти, описанный в повести В. Шанталинского «Осколки серебряного века» («Новый мир», №5-6, 1998г.): «В мае Ленин редактирует Уголовный кодекс: "По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу). Ну, а если вернутся? И это будет предусмотрено: за неразрешенное возвращение из-за границы – расстрел"».

Семена ненависти, посеянные в свое время большевиками, превратились позже в главный пропагандистский атрибут новой власти. Вероятно, по принципу: лучший способ защиты – это нападение. Роясь как-то в домашней библиотеке своего нюрнбергского приятеля, я случайно обнаружил сборник М. Горького «О литературе». По привычке хотел было переместить книгу подальше, но машинально перевернул несколько страниц и... обомлел. Вот что писал автор в статье «Пролетарская ненависть»: «Чтоб почувствовать, что значит современный капиталист, нужно подсчитать приблизительное количество двуногих зверей этого семейства, которых это зверье истребляет в междуусобных драках за золото и ради укрепления власти своей  внутри государств своих, против пролетариата». И далее: «Имеем ли мы право ненавидеть этих одичавших, неизлечимых дегенератов – выродков человечества, эту безответственную международную шайку явных преступников, которые, наверное, попробуют натравить свой "народ" и на государство строящегося социализма? Подлинный, искренний революционер Союза Советских Социалистических республик не может не носить в себе осознанной, активной, героической ненависти к подлому врагу своему. Наше право на ненависть к нему достаточно хорошо обосновано и оправдано». Впечатляет, не правда ли? Кажется, поднеси огня, и все вокруг полыхнет!

Вполне очевидно, что чем выше был заряд ненависти, тем успешнее срабатывал тот или иной пропагандистский прием. Достаточно вспомнить сталинские процессы 30-х годов и единодушный возглас одобрения «Расстрелять!», вырывавшийся из сотен глоток!

Наверное, со времен низвержения гитлеровского нацизма, перевернувшего все представления о пределах человеческой жестокости, ненависть не проявляла себя в столь глобальной и концентрированной форме, как в последние полтора десятка лет. Волны ее накатываются теперь на цивилизованный мир с арабского Востока. На картах, распространяемых в странах Ближнего Востока, Израиль отсутствует вообще, и это не пустой жест. «Хезболла» продемонстрировала свою способность посылать ракеты в Израиль, а иранская ядерная угроза также в первую очередь нацелена на Израиль. Совершенствуются и средства, с помощью которых исламисты намерены в будущем продолжать террор. К примеру, на сайте Sem40 появилось сообщение о том, что террористами  разработана рецептура подмешивания цианидов в различные кремы, лосьоны и мази для тела.

Три десятилетия назад выдающийся драматург ХХ столетия Эжен Ионеско в своей статье «Израиль и дальше», опубликованной во французской «Фигаро» (29.10.73 г.), писал о стремлении арабов уничтожить Израиль: «Я знаю, что теперь они претендуют на то, что хотят вернуть свои территории. Но в 1967 году речь шла не о том, чтобы отвоевать земли, а о том, чтобы уничтожить эту страну… В учебниках арифметики детей в Египте сложению учат так: один сириец убивает одного еврея, один иракец убивает двух евреев, один египтянин убивает трех евреев, сколько евреев было убито? Один мой коллега (А. Фонтен из газеты "Монд") передает слова Шукейри, сказанные в 1967 году: "После победы коренные израильтяне могут оставаться в Палестине, но я не думаю, что их много выживет"».

На эту тему уже немало написано, но задам этот вопрос вновь: что заставляет молодого палестинца превращать себя в живую бомбу? Среди множества причин несомненно главная: ненависть. Ненависть индивида с зомбированным сознанием. Террористы-самоубийцы полны ненависти, но не родились с ней. Их обучают ненавидеть. И здесь палестинские вожди оказались идеальными учителями. Без сомнения, они довели до совершенства искусство разжигания ненависти.

Первым шагом в воспитании террориста является разжигание ненависти во всем обществе. Делается это путем демонизации будущего объекта или мишени. Эта групповая мишень изображается воплощением такого зла и такой угрозой, что уничтожение членов такой группы воспринимается не как убийство, а как заслуженная месть. Второй  прием я бы обозначил как героизацию «мученического подвига» террориста в глазах общественного мнения.

Существует и масса других «тонкостей» подрывной работы, которые безостановочно апробируют организаторы террора. Убедительные примеры содержатся в не так давно вышедшей в свет книге «От школьного учебника к поясу шахида» Т. Симадзу, японского журналиста, бывшего эксперта ЮНЕСКО, изучавшего с конца 90-х годов постановку школьного образования на палестинских территориях. По его мнению, психологическое обеспечение палестинского террора строится на следующих установках: враждебное описание евреев, иудаизма и сионизма; призыв к джихаду против Израиля и его жителей, мученической смерти во имя ислама; крайнее искажение и переписывание истории, отрицание всякого права Израиля на собственную территорию.

Вот, к примеру, какая цитата, характеризующая  евреев как нацию, включена в один из школьных учебников: «Человечество страдало от этой заразы в равной степени в древние времена и в современную эпоху. Да, дьявол сумел поразить слепотой многих, так, что деяния евреев предстали перед ними, как если бы они были праведны и достойны, так, что даже сами евреи поверили бы в то, что их раса стоит выше других и остальные люди созданы, чтобы служить им, поскольку они стоят ниже евреев. Таковы евреи и такова их природа».

А вот стихотворение из учебника 7 класса, которое палестинская девочка громко прочла на утреннике в летнем лагере, организованном Палестинской автономией, и показанное официальным ТВ 14 мая 1998 года:

О братья! Притеснитель границу перешел, проник в отчизну нашу.

И это значит, джихад и жертва – вот долг мусульманина... Ужель

допустим мы, и враг отнимет у Родины ее арабскую душу? Вынь меч свой!

Все вместе, кровью красной и пылающим огнем, все как один

вперед пойдем на грозного врага! Резня большой и страшной будет,

меч станет алым от пролитой крови, и смертный вопль разнесется в стане врага.

Заметим: ХАМАС в то время еще не был у власти в Палестинской автономии! Как разменная политическая монета в жуткой игре без всяких правил используются в Палестинской автономии дети, не достигшие даже 10-летнего возраста. Их заставляют нападать на взрослых людей-израильтян, случайно оказавшихся на палестинской территории, забрасывать их камнями, причинять физические увечья. Уже в таком возрасте дети ментально готовы к насилию. Эпизоды, когда кровь течет потоком, уже не представляют для них особой душевной травмы. Психологические последствия такой внутренней установки не могут не влиять на формирование характера и личности подростка.

В Палестинской автономии террористов сделали великими героями и образцами для подражания. К примеру, Министерство культуры автономии (есть, оказывается, и такое!) издало сборник поэзии, посвященный террористке Х. Ярадат, убившей 21 человека в ресторане в Хайфе.

Говорят, однажды израильский премьер Голда Меир в ответ на вопрос одного из иностранных журналистов о том, прекратятся ли когда-либо теракты палестинцев против мирного населения, ответила: «Террор против Израиля прекратится лишь тогда, когда палестинские матери будут любить своих детей больше, чем ненавидеть израильских».

Что же, израильтянам следует запастись терпением и ждать в надежде на то, что это когда-нибудь  произойдет?

Александр МАЛКИН

Наш комментарий. Насколько сложной является тема, за которую взялся автор, видно из противоречий, которые остались в статье не до конца преодоленными. Вполне однозначно утверждается: «Насилие означает принуждение к чему-либо силой, против воли». Еще раз уточняется: «Смысл насилия состоит в том, чтобы блокировать свободную волю индивидов». И в третий раз говорится, по сути, то же, но другими словами: «Насилие есть узурпация свободной воли».

Совершенно очевидно, что сформулировано общее положение, из которого никаких исключений не должно быть. Но этого мало, автор еще дополнительно убеждает нас в том, что любое применение одними людьми по отношению к другим силы, любое подавление свободной воли индивидов есть насилие: «Насилие не может быть орудием добра по определению»; «Вряд ли можно представить себе насилие во благо». И лучше всего: «Нравственно аргументировать насилие нельзя никак».

Но следом как раз и начинаются разнообразные оправдания насилия: перечисляются изоляция или ограничения в свободе не только психически больных, но и социально опасных людей, и ответный удар по врагу и пр. Оказывается, «насилием именуется только такое внешнее принуждение человека, которое достойно осуждения». И еще: «Существует масса действий, которые не могут быть отнесены к категории насилия, поскольку они вторичны и являются ответом на угрозу или ранее примененное насилие». Но все это и есть, на наш взгляд, случаи применения насилия во благо. Автор и сам чувствует противоречивость своей позиции: стороны по-разному понимают, где причина, а где следствие, говорит он, и т. д. Действительно, причиной непрекращающегося насилия на Ближнем Востоке, например, израильтяне считают палестинский террор, а палестинцы – израильскую оккупацию…

Уже после того, как работа над данной статьей была закончена, А. Малкин переслал мне для ознакомления статью Е.К. Краснухиной на ту же тему. Она так и называется: «Философия насилия». Напечатана в сборнике статей «Образование и насилие», изданном Санкт-Петербургским университетом в 2004 году. Краснухина не изобретает эвфемизмов для затушевывания того факта, что насилие, используемое во благо, все равно есть насилие. Она пишет: «Проблема насилия разрешима не с позиции моралистической философии, а с позиции философии жизни. Жизнь и есть некий силовой процесс, постоянное столкновение с чужой силой, а также проявление собственной силы или бессилия сопротивляться злу… Попытки терминологически разграничить "плохое" и "хорошее" применение силы происходят постоянно… Однако всякое применение физической силы – это всегда насилие, пусть даже вынужденное или необходимое… Насилие не перестает быть насилием оттого, что оно применено на стороне добра».

Вполне четкая, однозначная позиция, которую можно только приветствовать. Но далее Краснухина пишет: «Чем можно оправдать насилие? Ничем. Однако философия учит, что иногда совершение актов применения силы необходимо и достойно, хотя им и нет оправдания».  

Нет, ребята-девчата, так дело не пойдет: если вы такие большие философы, соблюдайте хотя бы элементарные правила логики. Одно из них – непротиворечивость умозаключений. Утверждать, что делающий нечто необходимое нуждается еще в каком-то оправдании – это логический нонсенс. Одно из двух: или то, что он делает, действительно необходимо – тогда ему не нужны дополнительные оправдания, или же в этом не было необходимости – вот тогда пусть изощряется в поисках оправдания.

Проблема насилия непроста сама по себе, не надо ее еще искусственно усложнять и запутывать. О двух вещах, кажется, можно бы договориться. Первое: любое применение силы – во зло ли, во благо – есть насилие. И второе: если насилие признано необходимым – оно оправдано, в том числе и с моральной стороны. Остальное – от лукавого.

И. Зайдман