Литературная страница
Юлия Разгулина-Ливертовская
Сказка о белом мышонке
Жил-был на свете серый Мыш. Был он таким, как надо: на работу не опаздывал, норму выполнял, взносы всякие платил, деньги на подарки больным давал. И семьянин он был хороший: не пил, не курил, не ругался, все деньги жене отдавал. Жил он со своей Мышкой в отдельной норке со всеми удобствами тихо-смирно, душа в душу. Сядут, бывало, на диванчике – Мышка вяжет, а Мыш ей новости рассказывает: у кого новый костюм; кто женился; что Мышева сняли, а Мышина поставили... А потом Мышка ему – о том, что у Мышихиной дочь замуж вышла, а у Мышкалевых...
Так они и поживали, добра наживали, квартплату вносили вовремя и Кота боялись до смерти, хотя и в глаза его никогда не видели.
И вот родился у них Мышонок. Обрадовались поначалу Мыши. А потом огорчились: Мышонок у них оказался белый. Папа – серый, мама – серенькая, а сын – белый! Конечно, бывают белые мыши, но не у серых же родителей!!! Да и у всех дети серые: и у Мышиных, и у Мышевых, и у Мышаткиных, даже у Мышевичей!
Что мыши-то скажут?
Вспомнили, что дед у Мышонка был белый, да и бабка была не совсем серая, но это мало успокаивало несчастных родителей – они-то хоть и знают, почему детеныш белый, а не станешь же каждому объяснять...
А мышонок растет и учится. Неплохо. Шалун, правда: то ракету смастерит и запустит, то в казаки-разбойники играет с мышатами из другого дома, то еще что придумает... А дети Мышаткиных и М., и М. не играют с чужими и ничего не выдумывают.
Думали отец с матерью напугать Мышонка Кошкой: чудище это, мол, о восьми ногах, в длину 12 метров, в ширину – 13. А из пасти дым валит... Но Мышонок нашел книжку какую-то, родителям принес и показывает: «Кот – позвоночное, млекопитающее, отряд хищников, семейства кошачьих; 4 ноги, в длину не превышает 1 м 20 см, в поперечнике 25 см». Так что не такой уж и страшный и, если встретишься с ним, то и убежать можно. И записался в секцию легкой атлетики.
Еще больше огорчились Мыши. Сын у них и не серый, и Кота не боится, и в секцию ходит! А сыновья Мышаткиных и Мышкалевых и боятся, и не ходят...
Наконец, решили Мыши заставить Мышонка, раз миром не хочет, оставить всякие там ракеты, секцию и дружбу с мышатами из другого дома – а то растет ни в мать, ни в отца, а в какого-то деда! И заперли Мышонка дома (только в школу пускали, и то мама отводила), отобрали все книги, кроме учебников школьных (случайно остался сборник конкурсных задач – родители не знали, программный он или нет), и разрешили дружить только с сыном Мышовых или Мышиных, либо, в крайнем случае, с сыном Мышевичей.
Скучно стало Мышонку – словом не с кем перемолвиться. Единственная у него отрада – сборник конкурсных задач по математике. Сидит и решает задачи повышенной сложности. Решил все в пяти вариантах и пошел к сыну Мышиных попросить другой какой-нибудь задачник. А тот ни о каких сверхпрограммных задачах и не слыхивал: испокон веку из Демковича да из Ларичева решал. Пошел Мышонок к Мышатину, а тот ему: мы этого не проходили! Пригорюнился Мышонок – все сидят и зубрят уроки. И боятся: боятся простудиться, боятся Кота, боятся недоучить, переучить... А он один – ничего не боится.
И стало Мышонку казаться, что он лучше всех – самый умный, самый начитанный, самый храбрый, самый... Самый-самый.
Сидит Мышонок, ничего не делает и сам перед собой хвалится. А родители рады, что он никуда не рвется, ракет не пускает, книг лишних не читает – ну, совсем как у Мышатиных.
Но вдруг стал Мышонок двойки получать. Опять забеспокоились Мыши. И пригрозили: не будешь учиться, живо на работу устроим!
И впервые в жизни испугался Мышонок. Работы!.. Потому что не знал, что это такое.
А Мышам счастье – сын у них теперь учится, как все, ведет себя, как все, и даже цветом от других не отличается – из белого серым стал.
А Мышонку теперь всего боязно: и недоучить, и переучить, и простудиться. И Кота начал бояться, а раз Кот – млекопитающее, то и всех млекопитаюзих заодно тоже стал бояться.
От страху и школу кончил. От страху в институт поступил (не то в армию загремишь!). Диплом получил. От страху (не быть хуже других!) женился. На серенькой Мышке. И зажил с ней в отдельной норке со всеми удобствами тихо-смирно, душа в душу.
ПРО БОЧКУ
рассказ
Моя мама удивительная.
– Мы тебе удивляемся, – говорят с завистью ее подруги по кафедре начертательной геометрии МАТИ, – как ты с ними справляешься?!
«Они» – это про нас: папу, братика, собаку, меня, про новую нашу квартиру... Подруги еще не знали про бочку!..
С маминой подачи наша семья, только что переехавшая в новую квартиру, решила солить капусту на балконе. И у нас появилась черненькая от времени 10-тиведерная бочка, которую мама выпросила или купила в овощном отделе магазина, где мы прежде солености или мочености покупали...
80 кг порубленной капусты полностью истощили энтузиазм всей нашей семьи и наполнили бочку только наполовину. Но этого хватило, чтобы сок, который дала капуста, нашел себе щели и вытек. А без сока капуста быстро забродила и весь многообещающий и с надеждой ожидаемый продукт на наших глазах превратился в непотребную и враждебную массу, от которой надо было побыстрее отделаться, что мы и сделали с немалыми усилиями... Опытные люди обратили мамино внимание на допущенные ошибки при подготовке бочки к засолу, и все началось сначала.
Мама пустую бочку выскоблила, вымыла горячей водой и, как подсказали знающие люди, залила ее кипятком. Неожиданно бочка дала течь. Из нее выделялось много всякой всячины, которая дурно пахла. И если соседи, располагавшиеся ниже нас, вскоре обнаружили на своих балконах странную жидкость, то живущие выше – неприятный запах. Бочку пришлось отдать обратно.
Вместо нее появилась новая – 15-тиведерная. Ее огромность нас озадачила: зачем нам такая?! Но мама нас успокоила, заявив, что у новой есть одно немаловажное преимущество: не в пример предыдущей, которая пустовала и сильно рассохлась – эта только-только «освободилась от товара» (для пущей убедительности мама даже заговорила на магазинном языке). Короче, с новой бочкой мы повторили ту же подготовительную операцию: вычистили и на ночь залили, как полагается, кипятком. Только теперь она стояла не на балконе, а в нашей прихожей, загораживая входную дверь и мешая всему, чему можно было помешать. Но не это было страшным – страшным было то, что и эта бочка тоже потекла... Под ней лежал коврик из рисовой соломки, чтобы она не царапала пол. Когда же коврик уже не мог впитать в себя ни капли, содержимое бочки стало растекаться по всей квартире, хотя и распространяло не ядовитый затхлый дух прогнившей капусты, а амбре вишневого сиропа, который недавно совсем хранился в 15-тиведерной емкости...
На следующее утро мама сменила бочку на другую. Такую же огромную, но из-под огурцов и с другим немаловажным преимуществом: когда в ней был рассол, она совсем не подтекала, как предудыщие (проинформировали ее продавщицы и дополнили инструктаж: надо, чтобы кипяток подольше не остывал, и для этого следует содержимое бочки все время дополнять горячей водой). Мама, поднаторев уже на очистке бочек, быстро провела эту операцию, а рутинную работу налива, отлива и долива – поручила папе. У папы было много других немаловажных дел, но он любил маму и, будучи человеком любопытным, очень хотел узнать, чем кончится дело с бочкой на этот раз!
Мама звонила из своего института каждую перемену и спрашивала: «Ну как?» А папа бодро отвечал: «Струится...» Так он старался смягчить неприятное сообщение, заменяя определенное «Течет!» на мягкое и расплывчатое слово. Мама сердилась и ругала папу за то, что он редко меняет воду. Но это было не так. Он старался изо всех сил. К тому же ему помогала наша собака, лакая воду из бочки, не забывая периодически облизывать коврик из рисовой соломки. Долго не могли оставаться в стороне и я с братом.
Заглядывали соседи. Пробовали оказывать посильную помощь советом и делом, но вскоре вспоминали о своих собственных неотложных делах и покидали нас.
Мамины подруги по кафедре начертательной геометрии, не оставляя своих рабочих мест, старательно вчитывались в справочники по домоводству, обзванивали своих соседей и знакомых, которые тут же перезванивали нам. Звонили умельцы, бывалые люди, даже несколько научных работников исследовательских институтов... Мы, разумеется, не в состоянии были осмыслить такой поток информации и совершали взаимоисключающие по смыслу и результатам действия... А омерзительная жижа продолжала сочиться из бочки, которая, казалось, увеличивалась на наших глазах и к тому же смеялась, издевалась над нами. В бочке уже успели утонуть три сотейника, собачий поводок, валенок брата... Так как бочка безобразно растопырившись (в нашем воображении) занимала большую часть прихожей, то ничего удивительного не было, что в ней уже плавали варежки, моя куртка. Даже те вещи, что оставались висеть на вешалке и лежали на полках – тоже были мокрыми. Промокли основательно и мы сами – работники.
И все это влажное имущество пропиталось запахами мочено-квашеной солености, обеспечив устойчивый затхлый дух неухоженного овощехранилища. Но и в таких непривычных условиях мы трудились, не покладая рук, с необыкновенным старанием, чтобы хоть чем-то обрадовать маму и спасти бочку.
Совершенствуя технологический процесс, наша бригада додумалась до использования электричества в целях поддержания нужной температуры воды в утробе 15-тиведерной ненасытной твари. Для этого решено было применить большой электрокипятильник. Мой братец, который учился в седьмом классе и успел уже поверить в силу и возможности электричества, выпросил у соседей еще один прибор. И только папа знает, каким образом он успел предотвратить беду, способную было спалить дом и унести наши жизни. Все-таки маленькое коротенькое замыкание брату удалось устроить, и небольшие следы от искр и копоти остались на наших телах.
Мама пришла с работы уже расстроенная, предчувствуя что-то недоброе, но когда все это увидела, вдохнула и поняла, она расплакалась, с горькой болью приговаривая сквозь слезы и глубокие всхлипывания, что ее опять с этой бочкой обманули, что никому верить нельзя (это относилось конечно же не к нам – домочадцам), что ни на кого нельзя положиться (а это уже камушек в наш огород), что у нее сейчас будет, она чувствует, сердечный приступ... А когда опасность приступа миновала, то мамина минутная растерянность сменилась привычной решительностью и мне по первое число влетело за куртку, собаке за то, что она облизывала соленый пол, что может сильно ослабить ее желудок, братишке попало за хихиканье, а папе – за все сразу.
Коврик из рисовой соломки виновато хлюпал под ногами.
Дом был на военном положении.
– Уберите с моих глаз эту моченую пакость, – таким образом мама завершила, наконец, затянувшуюся операцию.
Проблема была поставлена, а решать ее, конечно же, пришлось другой менее надежной половине нашего семейства. Папе, мне и моему младшему брату пришлось по-новому взглянуть на бочку, точнее – моченую пакость, как назвала ее мама. На габариты агрегата, его вес, возможности его... и наши, разумеется. На первый же взгляд не трудно было определить, что наша половина семейства не создана для перемещения, а тем более переноски таких масс... Но папа, я и братец очень любили маму! Папа к тому же успел уже заразить своих детей любопытством и нам до смерти хотелось узнать, что будет потом...
Мы «через не могу» поднатужились, изловчились и 15-тиведерную бочку-бяку таки оттащили на свалку!
...А когда мы вернулись, то увидели в квартире новую бочку. Она была поменьше предыдущей и поместилась в ванной, где мама ее скоблила и купала, как малого ребенка. Мама уже ни на кого не сердилась и, обрабатывая новую бочку, даже напевала.
Завидев нас, мама торжественно объявила, что теперь все будет в порядке. И даже послала меня поискать в дальних магазинах капусту, потому что в нашем и близлежащих – капуста кончилась.
То, что мы увидели после недавно закончившихся мытарств, не могло не удивить, не озадачить! Что это? Злостные ухищрения магазинных работников, хитроумно избавляющихся от бракованной тары? Или... грузчикам овощного отдела удалось очаровать нашу маму и таким образом наладить канал своего дополнительного заработка? Мама сама говорила, что каждый раз ей приходится «отстегивать» носильщикам полтинник...
Но все же более убедительным показалось предположение, что мама поставила перед собой задачу перемыть в овощном отделе нашего магазина все бочки. И не успокоится, пока не добьется цели.
Была ли эта бочка последней – не знаю. Вскоре я вышла замуж, и мне пришлось уехать. Но каждый раз, когда я бывала в родительском доме, то мама для примера, мне в назидание, демонстрировала свои запасы моченостей, солений и маринадов. Все они хранились в стеклянных банках и эмалированных ведрах, а в бочке хранились запасные банки и инструменты для обработки овощей. А для бочки той построили домик. Благо балкон большой. И похож домик на мавзолей.
* * *
Мой дом – твоя крепость.
Твой дом – твоя.
В осаде ты,
И в осаде я.
Нет грохота боя,
Нет и покоя.
А башни всё выше,
А стены всё глуше
Возводит каждый...
И ждем не дождемся,
Кто первый однажды
Скажет (смешная нелепость):
«Мой дом – твоя крепость».
* * *
Я начинаю снова жить
в каком-нибудь цветке,
в звезде
во мраке ночи
нигде, везде и очень...