Наш путеводитель

Встречи в новоевропейской провинции

Приближаясь к Румынии по ужасной в сравнении с предыдущим автобаном Будапешт – город N, дороге, я усиленно вспоминал забытый от времени язык жителей когда-то самой восточной провинции Римской империи в Европе. Ибо, конечно, знание местного языка уменьшает, а то и вовсе исключает дорожные затруднения. Вот, к примеру, пограничный пункт обмена денег. На щите значится: 1 ЕВР = 39 000 Лей. Конечно, проехав вглубь, я получу больше, они здесь на границе только и мечтают, чтобы снимать сливки. Я еду вглубь. У заправки стоят не полностью умытые, но вполне почтенные, судя по большим пачкам денег в руках, жулики-менялы. Меня-то они не обманут. Нажимаю кнопку и через опустившееся стекло спрашиваю: кыте леи пе еуро, бэеций? Что означает, а сколько даёте лей за евро?

Мужчина поднимает в руке пачку денег и говорит: фак сингур (сам разберись). И начинает отсчитывать: полмиллиона, ещё 5 раз по полмиллиона... И всё это даёт мне, как будто я ему уже продал свой товар. Похоже, что честно, но всё равно с этими мошенниками нужно быть осторожным. К тому же в пути нужны и мелкие деньги к этим полмиллионным купюрам. А дэй ми олякэ бани микуце. То есть помельче. Он протягивает в ответ через окно 9 бумажек поменьше в счёт оставшегося миллиона. Единицы с множеством нулей и зелёные-презелёные, хуже, чем доллары. Конечно же, мошенник: по курсу 39 000 я и раньше мог купить. Дэй ынкэ уна, мошуле. По ихнему, дай мне ещё одну такую бумажку, старик, да и ладно. А что я тогда заработаю, спрашивает меняла, комкая в руке свои зелёные. Я протягиваю ему презрительно его пачку назад, чтобы знал, с кем дело имеет. Тогда он нехотя добавляет запрошенное и получает от меня 100 Евро. Вот так. С этими людьми нужна строгость.

Дорога весело петляет и проходит через сёла и городишки, заполненные грязноватыми потоками транспортных средств всех типов – от подозрительно ржавых и неустойчиво виляющих «Дачий» и «Лад» до самых современных ВМW и «Мерседесов».  Повсюду недорогой сервис. Например, за 100 000 лей (а это меньше, чем 3 eвро) можно хорошо позавтракать. Я протягиваю зелёную бумажку, но румынка смеётся и возвращает её назад: ну де зечи, дакэ о суте мие! Я всматриваюсь – и вправду, на купюре обозначено 10 000 а не 100 000. Проклятый меняла меня всё-таки обманул! Вот же урод, а я ведь сам ему отдал 100 евро. Ужасное свинство. Что будет, если об этом узнает жена?

Румынский язык я освоил, торгуя на улицах бывшей Дакии вместе с одесской торговой командой ещё во времена Чaушеску, когда конфетка стоимостью 10 копеек в Одессе оценивалась в Румынии в 1 рубль по тогдашнему эквиваленту к доллару. Я специализировался на заячьих шапках, которые изготовлял для меня один еврей-шапочник, знакомый моей матери коллега-портной, и обеспечивал ими всех своих торговых товарищей. Товарищи румынского не знали и торговали успешно. Я же, освоившись с основами разговорной речи покупателей, собирал вокруг себя множество бродячего люду, цыган и других подозрительных элементов возрастом от 10 лет, при этом забывал про ненавистную мне торговлю, что приводило к нарушению нормального базарного порядка и обвалу цен. Поэтому коллеги бесцеремонно забирали мой товар, брали меня под локти и отвозили в ближайший ресторан для совершенствования языкового самообразования без ущерба для окружающих, а под конец базара приносили пачки больших измятых и блеклых листков, каковыми были тогда румынские деньги, количество которых в точности соответствовало моим продекларированным ценам. Думаю, что к ним ещё были добавлены премиальные для оплаты ресторана. Так я осваивал на практике, после окончания в 1990 году Московской школы менеджеров при ЦК ВЛКСМ, науку бизнеса.

Первые частные румынские рестораны были дешёвые. Можно было до утра заказывать вино, брынзу, горячую яичницу с зеленью – всё это прекрасно усваивалось под звуки народной мелодии, придававшей хозяевам энергию в обслуживании гостей. И сейчас, чтобы послушать эту румынскую мелодию, или венгерский «чардаш», я бы отдал 100 дисков с записями современных «рэпов». Наутро веселья прибавлялось – и не только из-за охмеления, а при предъявлении счетов: за каждую, всю ночь гулявшую персону, приходилось по 100 лей. Это соответствовало... 1 доллару. Весело можно было провести застолье в Румынии!

Дорога через Арад хотя и подлиннее, чем другая – через Орадеу, поскольку делает виток к югу, но зато не связана с крутыми перевалами через Карпатские горы. Они, эти горы, здесь другие, непохожие на альпийские с острыми заснеженными вершинами, или кавказские в Армении, с каменными россыпями на склонах, или же кавказские в Грузии с зеленью лесов, или, наконец, на горы Арабской пустыни, коричневые и морщинистые, дышащие жаром библейских историй. Карпатские горы Румынии похожи на вспученные и нестиранные разноцветные простыни, по зелёным и розовым пятнам которых бродят стада баранов, а по просёлочным дорогам то и дело пылят повозки цыган, оборудованные под жильё.

Вот передо мной переезд с закрытым шлагбаумом. Выключаю мотор и выбираюсь наружу, чтобы размяться и обмыть хотя бы одно их 4-х колёс. Подходит румынка лет 25 и просит подвезти – недалеко. Обычно я не беру попутчиков, но очень уж скучно одному. Садись. Румынку звать Моника. А меня? Я почувствовал неладное. Уж слишком активная собеседница.  А какой мне больше всего нравится секс?

Понятно. А какие в наличии, – спросил я у неё, чтобы оттянуть время. В этой ситуации бывает  легче отдаться, чем объяснять, почему ты этого не хочешь. Но я к такой встрече даже и не был готов: вторые сутки за рулём, не считая короткого сна в приграничном отеле... 

Я ещё перед сном поел мититей, обычного блюда из местного меню, запил бутылкой сухого вина и провалился в глубину тревожных сновидений, в которых существовал какой-то призыв. Моника мне предстала как будто из этой глубины.

– Ну хорошо (всё равно не отдамся), а какие же на сегодня цены? – спросил я её.

– Знаешь ты все цены, красивый мужчина.

Пока я перерабатывал явный комплимент от этой девчонки сначала в голове, а потом несколько ниже, она вдруг провела по мне рукой сверху вниз, как будто разделяя на две половины, от чего возникло некоторое спровоцированное чувство. Совершенно не представляя, до каких результатов может дойти моё профессиональное журналистское любопытство, я продолжал слабо сопротивляться.

– Те плаче? – спросила она меня потом, когда мы уже опять выехали на трассу, что по-румынски означает, или мне это понравилось.

– Фоарте бине, – заверил я её и не соврал. Я полез в карман и достал коричневую хрустящую бумажку достоинством 500 000 лей. Это соответствовало по курсу около 13 eвро – жалкая цена за подобную услугу. Трудовая деятельность возбудила у соблазнительницы аппетит. Она полезла в кулёчки с дорожной едой, которые я держал наготове в кабине. Поев, указала, где ей надо выходить. Раскрасневшаяся, смотрела на меня блестящими глазами, и сколько я видел её в боковом зеркале, махала мне рукой, как будто отправляя в догонку остатки шарма своей короткой дорожной любви.

Проезжаю по ходу дороги город со странным названием Дева. В голову приходит непристойная мысль: сколько раз я в неё въезжаю и выезжаю, а она всё остаётся девой. Такие мысли приходят от усталости, пора сделать остановку. Я сворачиваю с магистрального пути и направляюсь на север, в Алба-Юлию, где меня ждёт Джуси.    

Джуси с женой, оба по происхождению венгры, едва насчитывающие вместе 50 лет своего возраста, самые «земные» из всех людей, каких я только знаю. Джуси сам построил дом и распланировал  участок земли размером в несколько гектаров при нём, который он распределил между своей семьёй, птицей и скотиной, насадил деревья и кусты и взял ещё в обработку два поля: одно для себя, а другое для родителей, которые живут отдельно от молодых. Здесь я пользуюсь особым доверием: мне разрешено кормить лошадей, коров, свиней, птиц и играть с детьми. Для животных я захватил обрезки колбасы в двух больших кульках – у знакомого мясника в своей деревне. Маленькая девочка сначала всегда меня побаивается, из-за бороды, как у доктора, делающего уколы, и не реагирует на привезённые игрушки, но потом, доверившись моим попыткам казаться добрым, пытается объяснить что-то своё, очень важное и румынское – а на столе уже ожидает большой деревенский обед.

Хозяин разливает из гранёного графина.

– Я уже думал, ты опять проедешь мимо, – упрекает он меня за прошлый раз, когда я очень торопился в Сарату Монтеоре, где живёт наш общий приятель Дан.

– Джуси, ты же знаешь, что я вас очень люблю, но вот не люблю по румынским дорогам ездить ночью из-за неосвещённых цыганских дилижансов.

– Какие законы для цыган? Они не понимают степень риска, эти дети лунных дорог.

Сизоватая жидкость за это время уже разлита по стаканам и дымящаяся картошка, обложенная вокруг больших жирных кусков вперемешку свинины и говядины, возбуждает желудочное любопытство. После паузы сосредоточенного пережёвывания – интернациональный обряд, посвящённый  исключительно желудку (а чего только нет на столе, какими только салатами, домашними сырами и зеленью, помимо горячих блюд не балует радушная хозяйка!), в воздухе возникают и нехотя перевариваются вместе с едой отдельные междометия, примеряющие готовность прибывшего иностранца поддержать ту или иную местную тему. Но вот разговор наконец налаживается и вскоре оживляется, подтягиваясь к острым моментам, связанным с присутствием женщин. Я абсолютно демонстративно целую одну из них за сделанный мне комплимент.

Ещё немного и начнутся пляски. До этого, однако, не доходит. И слава Богу, я изрядно устал.

Каса маре. В каждом румынском доме имеется комната, которой хозяева не пользуются. Она предназначена для гостей – самая большая и торжественная. Добирая последние румынские новости крестьянского быта, сдобренные сливовицей и хорошей закуской, я увешиваюсь атрибутами для ванны, а сам уже мыслями в прохладной Каса маре, где свежая льняная постель, открахмаленная и отутюженная, заменит весь остальной мир, неспокойный и напряжённый для тех, кому всё же надо куда-то ехать.            

Утром я опять выруливаю на трассу. Бесконечные потоки транспорта, внутри которых никто не хочет мириться с проблемами других, претендующих на равноправие в этой дымящей, трясущейся от напряжения и завывающей компании, напоминают мне о моём месте в окружающей иерархии.

Я еду на не совсем новой, но не очень давно сошедшей с конвейера, BMW-X3 и именно её, не столько как меня ожидают по ту сторону румынской границы. Совсем новые машины экспортируются через сеть дилеров, поэтому для успешной конкуренции приходится внедрять политику «ножниц»: зыбкая грань, когда товар уже не считается новым и продаётся с хорошей скидкой, не туманит блеск другой грани, составляющей привлекательность для клиента.

Впереди едет ужасный антиквар. Отравляя воздух и кокетливо виляя задницей, это убожество всё же раньше меня начинает манёвр по обгону. На чистом горизонте, где-то уж очень далеко, появляется встречная. Я нетерпеливо пристраиваюсь за обгоняющим. Но проклятый не обгоняет, а едва подтягивается к выбранной жертве, как будто, подкравшись, хочет её укусить за такую же чадящую задницу. В самый последний момент, едва избежав встречного удара, он ныряет перед всё же обойдённой им соблазнительницей, а перед встречной машиной остаюсь я, беру резко вправо..., слава богу, опытный водитель правого ряда, наблюдавший за событиями сзади, оставил моё место в правом ряду незанятым.

Продвигаясь вглубь страны, я тоже становлюсь опытным.

Многие рискуют, некоторые гибнут на фронте автомобильных боёв. И обгоняют, обгоняют... Охота пуще неволи! Дорожный  непорядок, худший, чем у румын, я встречал только в Италии – но у них хотя бы дороги получше!

Брашов находится у подножия Карпатских гор, и чтобы попасть в центральную Румынию, нужно проехать через перевалы, которые в этих местах особенно красивы и, конечно же, облагорожены туристскими организаторами.

На больших щитах указаны для путешествующих все возможные направления, мне для проезда на Плоешты нужно пересечь весь город, серпантином добраться до горного курорта Синаи, окружённого невероятными по красоте 3-хтысячниками, со снежными пятнами даже летом. Эти места знамениты не только своей красотой, но и историей. Когда-то этим районом управлял жестокий царевич, которого называли «Дракула», что по-румынски означает «Дьявол». Он стал жестоким после того, как в результате дворцовых интриг был убит его отец-правитель и другие члены царской семьи. Мститель, мальчишкой наблюдавший все эти кошмары, сажавший людей без особого разбирательства на окружавшие дворец, пропахшие кровью колы, стал символом для многих литературных сюжетов из серии «ужасов».  К Дракуле едут теперь туристы. Габсбурги, наследники дворца, выставили его на торги, к которым проявил даже интерес самый экстравагантный европейский покупатель, г-н Абрамович.

Но не  во всех иностранных машинах крутятся «каучуковые» шеи туристов.

Здесь, на изломах гор, встречаются две европейские цивилизации: одна Западная, а другая Восточная, ещё «недостаточно цивилизовавшаяся». У Западной больше денег в твёрдой валюте. У Восточной под эти деньги растут цены, и падает стоимость собственных денег. А под эти цены спускаются с гор иностранные машины с итальянскими, французскими и португальскими номерами: это румыны, заработавшие деньги вдали от дома и везущие их домой. Румыния исторически была окраиной Европы, этот район назывался тогда «Дакия». И сейчас всё повторяется.  Дальше на восток уже идут малопонятные для европейцев страны: Молдавия, Казахстан, Монголия... 

А понятна ли Европа для них?