История

Новый взгляд на причины разгрома 1941 года

В этом месяце исполняется 66 лет со дня нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Дата не круглая, но появился важный повод вернуться к ней. Два года назад в статье «Цена победы», посвященной 60-летию окончания войны (№ 5 «Рубежа» за 2005 г.), говоря о катастрофических поражениях Красной Армии в 1941 году, я опирался на концепцию Виктора Суворова. Ныне широко известная, эта концепция сводится к тому, что Сталин сам готовился к наступательному походу на Европу и с этой целью наклепал горы наступательного оружия, которое для обороны оказалось мало пригодным. Что и способствовало разгрому советских войск, когда Гитлер Сталина опередил, нанеся первый уничтожающий удар по изготовившимся к броску советским войскам.

Некоторые сомнения в версии Суворова у меня были и тогда. Больше всего недоверия вызывал тезис о «наступательном» и «оборонительном» оружии: притом, что некоторые виды вооружений действительно дифференцированы в этом отношении, но никогда эта дифференциация не настолько велика, чтобы наступательное оружие нельзя было использовать при обороне. А какое оружие было у немцев: раз они на всех нападали, то, очевидно, наступательное. Как же они этим оружием умудрились более двух лет (от Сталинграда до Берлина) столь упорно обороняться, если Красная Армия была разгромлена за несколько месяцев? И совсем нелепым представлялось утверждение, что Сталин приказал взорвать укрепления на старой западной границе, чтобы они не мешали выдвижению готовящихся к походу в Европу советских войск: разве войска движутся сплошным потоком через леса, болота и т. п., а не по узким полосам железных и автомобильных дорог?

Эти сомнения сознанием отбрасывались, ибо в целом версия Суворова представлялась единственно возможным объяснением катастрофы лета и осени 1941 года. Но в 2006 году в Москве были изданы две книги дотоле неизвестного автора, который предложил свою версию тех событий. Автор этот – Марк Солонин, первая его книга называется «22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война?», а вторая – «На мирно спящих аэродромах…» С концепцией Солонина я и хочу ознакомить читателей, ради чего мы в этом номере прервем повествование о Русской революции.

Солонин полностью подтвердил мои сомнения, в частности, он пишет, что старые укрепления никто и не взрывал. Отдав должное Суворову за то, что тот первым поколебал казенный советский «миф про тихую, мирную и почти безоружную сталинскую империю», на которую вероломно напал гитлеровский агрессор, продолжает он, Суворов создал новый миф – тот, о котором мы говорили выше. Гигантскую советскую военную машину, даже ту ее часть, которая была подтянута к западным границам, никаким даже самым «внезапным ударом» уничтожить было невозможно, утверждает (и доказывает) Солонин. А что же тогда с ней случилось?

Солонин отвечает: «При всей внешней несовместимости и версия Суворова, и версия Хрущева-Сталина едина в главном: ПРИЧИНУ ВОЕННОЙ КАТАСТРОФЫ ОНИ ИЩУТ СРЕДИ ТАНКОВ И САМОЛЕТОВ, старательно обходя при этом все, что связано с действиями (или бездействием) танкистов, артиллеристов, летчиков, пулеметчиков и их командиров». То есть дело было не в технике, а в людях, в их умении и желании воевать.

Что касается «наступательного» и «оборонительного» оружия, он пишет: «Так называемая „наступательная“ армия, вооруженная лучшими в мире „наступательными“ танками, всегда может воспользоваться именно тем способом ведения обороны, который во все века считался наилучшим, – самой перейти в наступление. Тому в истории мы тьму примеров сыщем, но самым ярким, на наш взгляд, является пример армии обороны Израиля. Эта армия никогда даже и не пыталась стать в самоубийственную при географических условиях Израиля позиционную оборону. И в 1967-м, и в 1973 году стратегическая задача обороны страны от многократно превосходящих сил противника была решена переходом в контрнаступление, причем в октябре 1973 г. такой переход пришлось осуществить без всякой оперативной паузы…»

«Пыталась ли Красная Армия действовать летом 1941 г. подобным образом? Безусловно – ДА… многократные, практически безостановочные попытки перейти в решительное контрнаступление продолжались все лето… Ничего, кроме потери сотен кадровых дивизий, десятков тысяч танков и самолетов, все эти попытки перейти в наступление не принесли. Красная Армия оказалась неспособной к наступлению точно так же, как она оказалась неспособна к созданию устойчивой позиционной обороны на таких мощнейших естественных рубежах, какими являются реки Неман, Днепр, Днестр, Южный Буг, Западная Двина».

К чести Суворова, он полностью признал правоту Солонина, сказав: «Позвольте выразить Марку Солонину свою признательность, снять шляпу и поклониться до земли перед этим человеком… Когда я читал его книгу, я понимал чувства Сальери. У меня текли слезы – я думал: отчего же я вот до этого не дошел?.. Мне кажется, что Марк Солонин совершил научный подвиг, и то, что он делает, – это золотой кирпич в фундамент той истории войны, которая когда-то будет написана…»

Снять шляпу перед Марком Солониным должны мы все: то, что он совершил, – это действительно подвиг, подвиг скрупулезного собирания фактов и нетривиального их логического осмысления. Но мы не должны забывать и подвига Суворова: ему, в тех условиях, было труднее, и Солонин в какой-то мере стоял на его плечах.

Миф о техническом превосходстве вермахта над Красной Армией

Солонин камня на камне не оставляет от тезиса партийных пропагандистов о более высоком техническом оснащении вермахта – как в количественном отношении, так и в качественном. Вот общая картина оснащения вермахта: «Серийное производство первых боевых танков, самолетов, подводных лодок началось только в 1935-1936 гг. – меньше чем за одну пятилетку до начала мировой войны. Так когда немцы умудрились создать то самое пресловутое „многократное превосходство в танках и самолетах“? И из чего они могли его создать? В Германии нет своих бокситов, своего никеля, марганца, вольфрама, меди, каучука, нефти… Простого угля и железной руды и то не хватало, всю войну немцам приходилось возить железную руду морем из Швеции. Под бомбами союзников. А у Сталина под ногами была вся таблица Менделеева, в том числе – нержавеющее золото, за которое во Франции, в Америке, в той же Германии закупалось все: новейшее оборудование – целыми заводами, новейшие авиамоторы, лучшие в мире транспортные самолеты, лучшие умы и секретнейшие чертежи. И всего этого не хватило для того, чтобы вооружить Красную Армию хотя бы не хуже новорожденного вермахта?»

В мае 1933 года, рассказывает Солонин, еще «в рамках многолетнего сотрудничества Красной армии и рейхсвера (ограниченные вооруженные силы, которые были разрешены Германии по Версальскому договору), группа немецких офицеров во главе с генералом Бокельбергом посетила ряд советских промышленных предприятий», в основном, военного назначения. В письменных отчетах, которые, естественно, перехватывались, генерал давал самые высокие оценки увиденному. О Харьковском тракторном он писал: «Хотелось бы иметь такой магнит, чтобы одним махом перебросить этот завод в Германию». Покупать подобные предприятия в США веймарской Германии было не за что, да и свои создавать – тоже.

Товарищ Сталин, помимо богатейшей природными ресурсами страны имел за собой еще один огромный, может быть, даже главный ресурс – советский народ, с которым, как он считал, можно безнаказанно делать все, что угодно. Выморил не менее 10 миллионов русских, украинских, казахских крестьян – и ничего. Нет возможности воспроизвести из труда Солонина детали этой трагедии, приведу только его обобщающую оценку ее: «Большевистская власть сознательно и хладнокровно обменяла несколько миллионов человеческих жизней на американские тракторные (танковые) заводы, на французские авиамоторы, на германские станки».

Вся советская страна уже в мирное время находилась на положении осажденной крепости: «Огромная, богатейшая страна мира два десятилетия голодала, ютилась в бараках и коммуналках, уже в мирное время военные заводы СССР работали в три смены,.. кормящую мать возвращали от двухмесячного младенца к станку…»

Ни веймарская республика, ни Гитлер ничего даже отдаленно подобного этому в отношении собственного народа позволить себе не могли. Вот как Солонин описывает ситуацию в Германии уже во время войны: «Немецкая фрау сидела дома и воспитывала киндеров. Повзрослевшие киндеры пели нацистские марши и ходили строем, оттягивая носок, не после работы, а вместо работы. На втором году мировой войны авиационные заводы Германии работали в одну смену! Сверхдефицитный на войне алюминий расходовался на производство садовых домиков и приставных лесенок для сбора груш. Производственные мощности немецких заводов были загружены изготовлением патефонов и велосипедов, радиоприемников и легковых автомобилей, фильдеперсовых чулочков и бритвенных лезвий».

И Гитлер, этот производитель патефонов и фильдеперсовых чулочков, вздумал воевать со Сталиным, который производил почти исключительно танки и самолеты! О каком техническом превосходстве вермахта над Красной Армией могла идти речь?! Все было ровным счетом наоборот. Солонин сообщает: «В феврале 1941 г. было принято решение сформировать ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ мехкорпусов, что означало развертывание танковых войск численностью в тридцать тысяч танков: в два раза больше, чем в армиях Германии, Англии, Италии и США, вместе взятых». Правда, к 22 июня немного до этой цифры не дотянули.

Даже потеря множества военных предприятий западной части страны не остановила эту гигантскую фабрику по производству вооружений: в 1941 году было произведено «6590 танков (в том числе 1358 КВ и 3014 Т-34)… немцы, (на которых работала якобы вся Европа) в 1941 году произвели только 3094 танка всех типов, включая 678 легких чешских PZ 38(t). В следующем, 1942 г., танковая промышленность СССР произвела уже 24 718 танков, в том числе 2553 тяжелых КВ и 12 527 средних Т-34». Так же обстояло дело с большинством видов других вооружений. Например, «основным вооружением противотанкового дивизиона пехотной дивизии вермахта была 37-мм пушка», которая «наклонный 45-мм броневой лист нашего Т-34 не пробивала даже при стрельбе с предельно малой дистанции в 200 метров».

Контрудары Красной Армии

Командующий Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов, выполняя директиву наркома обороны Тимошенко, в 22 ч 40 мин 22 июня отдает своему заместителю генерал-лейтенанту Болдину приказ организовать конно-механизированную группу (КМГ) в составе двух мехкорпусов и кавалерийского корпуса и нанести контрудар во фланг и тыл наступающих немецких войск от Гродно в направление Меркине. Главу, в которой описывается  начало операции, Солонин назвал «Обреченные на успех». В группу входили четыре танковые и две механизированные дивизии, а также кавкорпус. На вооружении группы имелись 1310 танков (в том числе 117 КВ и 266 Т-34), 370 пушечных бронеавтомобилей, всего 1680 единиц бронетехники, более шести тысяч автомобилей, более трехсот тракторных тягачей, более тысячи мотоциклов. Группе был придан гаубичный полк резерва главного командования в составе 48 тяжелых орудий.

«Вся эта гигантская стальная армада должна была обрушиться на пять пехотных дивизий вермахта», причем дислоцированы они были так, что группа «имела уникальную возможность уничтожать противника по частям рядом последовательных ударов во фланг и тыл». Пехотные дивизии вермахта могли противопоставить этой армаде только те самые 37-мм противотанковые пушки, которые с Т-34, не говоря уже о тяжелых КВ, ничего поделать не могли.

Но вы за немецких пехотинцев не волнуйтесь: они эту армаду почти и не заметили. Один из немецких генералов, Г. Гот, командовавший войсками в этом районе, в своих послевоенных мемуарах о группе Болдина даже не вспоминает. Другой, Ф. Гальдер, упомянул лишь о «крупных массах русской кавалерии», чьи атаки отбил его пехотный корпус. О бронированной армаде и у него – ни слова, она будто сама собой рассыпалась, растворилась в воздухе.

Солонин пишет о результатах контрудара: «По большому счету, вообще ничего не состоялось». Он приводит выписку о результатах действий группы Болдина из современного советского «солидного исторического исследования»: «…Вследствие разбросанности соединений, неустойчивости управления, мощного воздействия авиации противника сосредоточить контрударную группировку в назначенное время не удалось. Конечные цели контрудара не были достигнуты, имелись большие потери…» А вот как картина выглядела по описаниям местных жителей: «В конце июня 1941 г. район шоссе Волковыск – Слоним был завален брошенными танками, сгоревшими автомашинами, разбитыми пушками так, что прямое и объездное движение на транспорте было невозможно… Колонны пленных достигали 10 км в длину…»

Приводит автор и оправдания генерала Болдина из его послевоенных мемуаров: кончились боеприпасы, горючее, не было связи…  Солонин задается вопросом: как так, у немцев, действовавших на чужой территории, хватало и горючего, и боеприпасов, и связь у них была, а у наших войск, воевавших на собственной территории, ничего не было? Жалуются генералы (тот же Болдин), что немецкая авиация разбомбила склады с горючим. Но сами немцы пополняли запасы горючего в значительной мере с наших же складов! А что касается связи, автор сравнивает поведение в аналогичных ситуациях Болдина и немецкого генерала Гудериана. Последний, в те же дни июня 41-го тоже руководивший крупным механизированным соединением, в своих воспоминаниях рассказывает, как он чуть ли не беспрерывно мотался по подчиненным ему корпусам и дивизиям, вплоть до того, что однажды ему лично пришлось вступить в перестрелку с нашей пехотой. Болдин же со своим штабом отсиживался, по его же словам, «в живописном лесу» в ожидании, что кто-то ему наладит связь со штабом фронта и с подчиненными частями. Так попытка контрудара войск Западного фронта через 5-6 дней кончилась их полным разгромом.

А как обстояли дела на другом важнейшем фронте – Юго-Западном, которым командовал генерал-полковник М. П. Кирпонос? Здесь: «в треугольнике Радехов – Дубно – Броды, развернулось в конце июня 1941 года одно из главных сражений Второй мировой войны, крупнейшая танковая битва ХХ столетия. Сражение, известное (а правильнее будет сказать – почти никому не известное) под названием «“контрудар мехкорпусов Юго-Западного фронта“». «К началу боевых действий, – сообщает далее Солонин – на Южном ТВД было развернуто тринадцать мехкорпусов», в составе «27 танковых и 13 моторизованных дивизий». Он замечает: «Как жаль, что всю эту информацию не доложили тогда Гитлеру! Может быть, он застрелился бы на 4 года ранее…»

Этим 13 мехкорпусам на южном ТВД  Гитлер мог противопоставить лишь одну танковую группу. Вот что это означало: «Против 728 танков в 1-й танковой группе вермахта и 60 танков в единственной танковой бригаде румынской армии советское командование могло выставить 5617 танков. Это – СЕМИКРАТНОЕ численное превосходство. И эта цифра весьма занижена. Мы не учли легкие танки, находившиеся в составе стрелковых и кавалерийских дивизий Красной Армии (в пехотных дивизиях вермахта танков не было вовсе). Мы не учли более одной тысячи бронеавтомобилей…». Правда, «фактически в боевых действиях первой недели войны на Западной Украине приняло участие только шесть мехкорпусов)», и соотношение сил составило «всего лишь» 1: 5,5.

Автор заключает: «Механизированные корпуса Юго-Западного фронта имели многократное численное превосходство над 1-й танковой группой вермахта при абсолютном качественном превосходстве в танках. При минимально разумном управлении этой танковой ордой встречное танковое сражение на Западной Украине должно было закончиться лишь одним результатом – мехкорпуса Красной Армии должны были просто раздавить и размазать по стенке танковую группу Клейста. Как таракана. Практически все так и вышло. Только наоборот».

Но почему? Такой мощный кулак был собран! Но в том-то и дело, что никакого кулака не получилось. Из-за безобразного управления со стороны штаба фронта, отсутствия координации действий советские части тыкались в немцев растопыренными пальцами. Некоторым корпусам и дивизиям из-за противоречивых команд свыше вообще не получалось всерьез столкнуться с противником. Вот, например, Солонин пишет о дивизиях 15-го танкового корпуса: «…части 10-й и 37-й тд, непрерывно сменяя друг друга на разных исходных рубежах, подгоняемые приказами штаба фронта, готовились то к наступлению на Берестечко, то к повторному наступлению на Радехов, то к отражению наступления несуществующего противника, а то и вовсе к отходу на Тернополь…»

Или еще: «в то время как 15-й мехкорпус короткими перебежками метался в заколдованном треугольнике Радехов – Броды – Буйск, а 4-й мехкорпус совершал возвратно-поступательное движение по маршруту Львов – Яворов – Львов, третий наш „богатырь“ –  8-й МК генерала Рябышева – двигался к району будущего танкового сражения широким, размашистым шагом…» Головной танковый батальон майора Сытника уже вступил в столкновение, причем весьма успешно, с немецкой пехотой, но… «Развить успех корпусу не дали…» Естественно, поступил новый приказ – двигаться в противоположном направлении.

Солонин пишет: «Нельзя не отметить то постоянство, с которым командование Ю-З. ф. срывало любые организованные наступательные действия вверенных ему войск». Относительно успешнее показали себя 9-й МК Рокоссовского и 19-й МК Фекленко. О последнем автор замечает: «Отдавая должное инициативе и решительности генерала Фекленко, примем во внимание и тот факт, что в силу развала всей системы связи и управления на Юго-Западном фронте командир 19-го МК был на протяжении четырех дней избавлен от получения каких-либо указаний от вышестоящего начальства. Еще неизвестно, какая бы сложилась ситуация, если бы он (как, например, командир 8-го МК Рябышев) получал по три разных приказа в сутки».

Итогом хаоса, охватившего Юго-Западный фронт, стала потеря могучими мехкорпусами Красной Армии, даже теми, которые не успели всерьез столкнуться с противником, 80% танков и прочей матчасти. У Солонина есть специальная глава с красноречивым названием «Танковый падеж». Вот он рассказывает о «боевом пути» 10-й танковой дивизии (стр. 289-290). В ней «по состоянию на 22 июня числилось 363 танка. Из них оказались технически исправными и вышли в поход 318 танков… В бою у Радехова (23 июня), а также в других прямо упомянутых в докладе боевых действиях 24-26 июня 10-я тд потеряла 53 танка. Вопрос для первоклассника – сколько танков должно было остаться в дивизии?» Ответ находим в отчете командира корпуса – 39 танков.

«Итого: за пять дней неизвестно куда пропало 228 танков» (отчет составлен по состоянию на конец дня 26 июня). Автор заключает: «Если три четверти (точнее – 72%) исправных и боеготовых по состоянию на 22 июня танков 10-й танковой дивизии за пять дней пропали неизвестно куда – то это означает только то, что никакой танковой дивизии фактически НЕ БЫЛО. Была неуправляемая толпа вооруженных людей, которая стремительно превращалась в толпу людей невооруженных, а затем – в колонну военнопленных, уныло бредущих по пыльной дороге…» При этом, 10-я тд была еще одной из лучших: ее, единственную из всех, участвовавших в той «битве», отметили авторы 12-томной «Истории Второй мировой войны».

Несмотря на то, что «в сражении приняло участие МЕНЕЕ ОДНОЙ ЧЕТВЕРТИ всех танковых войск Юго-Западного фронта,…во всех частях и соединениях от 70 до 90 процентов танков было потеряно по причине так называемых „технических неполадок“, „отсутствия ГСМ“, „завязло в болотах“ и т. п. До поля боя они так и не дошли». Итог: «Это – разгром. Неслыханный, беспримерный разгром. Всего за две недели Юго-Западный фронт потерял более четырех тысяч танков (это больше, чем общее число танков вермахта на всем Восточном фронте)».

Попытки советских историков списать этот «падеж» на ненадежность, низкое качество танков оказываются абсолютно несостоятельными, ибо «ни до лета 1941-го, ни после него такого массового „падежа“ советских танков никогда не отмечалось». Подобный же «падеж» наблюдался и в других видах вооружений, но, правда, было одно исключение: «Суммарное число застрявших и сломавшихся грузовиков не превысило и 10% от общего количества». Автор поражен: «Чудеса! Примитивные „полуторки“ и „ЗИСы“ оказались в два раза надежнее и долговечнее миномета? Фанерные кабинки оказались прочнее танковых бронекорпусов? И бензин нашелся?.. Ответ очевиден, хотя и очень неприличен: для деморализованной, охваченной паникой толпы танки и пушки, пулеметы-минометы являются обузой. Мало того, что танки ползут медленно, они самим фактом своего наличия заставляют воевать. Вот поэтому от них и поспешили избавиться. А грузовичок – даже самый малосильный – сберегли. Он лучше подходит для того, чтобы на нем „перебазироваться“ в глубокий тыл… Именно в этом, в человеческом факторе, а вовсе не в „плохой закалке шестерен“ видит автор главную причину массового падежа танков Красной Армии летом 1941 года».

Сталинские генералы и сталинская элита

Выше уже было приведено сравнение генерал-лейтенанта Болдина с немецким генералом Гудерианом. Солонин приводит еще сравнение командующего Юго-Западным фронтом Кирпоноса с командующим противостоявшей ему группы армий Юг генерал-фельдмаршалом Рундштедтом, который был на 17 лет старше Кирпоноса. Рундштедт родился в семье генерала прусской армии, Кирпонос – в семье крестьянина-бедняка. Первый окончил военное училище, а затем – военную академию, второй, как он сам писал в автобиографии, – «три группы земской школы» и в 1917 году, в армии – «фельдшерскую школу». Уже после революции окончил Военную академию им. Фрунзе. «Чему и как учили в этой „академии“, – говорит автор – если слушателями были люди с незаконченным начальным образованием? По сути дела, это был закрытый, „элитный“ ликбез, в котором малограмотных выдвиженцев с грехом пополам подтягивали до уровня средней семилетней школы».

Далее о Рундштедте: «В годы Первой мировой войны – офицер Генерального штаба, затем – начальник штаба 53-го армейского корпуса на Восточном фронте, а к концу войны – начальник штаба 15-го корпуса во Франции… После поражения Германии остался служить в рейхсвере. В конце 1932 г. был назначен командующим 1-й армейской группой в Берлине». Кирпонос в Первой мировой успел поучаствовать (с августа 1917 г. по февраль 1918 г.) в качестве ротного фельдшера. Правда, во время Гражданской войны за 9 месяцев (с сентября 1918 г. по июль 1919 г.) успел сменить должности пом. начальника дивизии, председателя ревтрибунала и даже командира 2-го Богунского полка. Словом, боевой опыт большой. В мирное время «пик карьерного роста – три года на должности начальника штаба дивизии. До и после этого – на нестроевых должностях от завхоза до начальника пехотного училища в провинциальном захолустье».

Теперь оценим опыт обоих командующих, накопленный ими во Второй мировой войне. Рундштедт «во время вторжения в Польшу командовал группой армий „Юг“, занявшей Варшаву. Во время французской кампании командует группой армий „А“, прорвавшей фронт у Седана и окружившей главные силы союзников у Дюнкерка. После победы во Франции получает высшее воинское звание генерал-фельдмаршала».

А вот опыт Кирпоноса: во время финской войны «был призван в действующую армию и стал командиром 70-й стрелковой дивизии. В последние дни войны дивизия Кирпоноса совершила подвиг – страшный, кровавый, абсолютно бессмысленный. В соответствии с условиями мирного договора город Виппури (Выборг) должен был отойти к Советскому Союзу. Штурмовать его было совершенно незачем – надо было спокойно дождаться 12 часов дня 13 марта 1940 г. Но кто-то (может быть, командующий С-З. ф. С. К. Тимошенко, может быть – сам „хозяин“) решил, что бесславная и весьма сомнительная победа должна быть увенчана штурмом чего-нибудь где-нибудь… 70-й стрелковой дивизии поручено было обойти город по льду Финского залива и „отрезать пути отхода окруженных в городе финских войск“ – и это при том, что порядок и сроки этого отхода были уже согласованы на переговорах в Москве… Снаряды тяжелых орудий береговых батарей проламывали огромные полыньи, в ледяной воде исчезали живые и мертвые красноармейцы. Командир дивизии Кирпонос шел впереди атакующих цепей…»

«Товарищ Сталин мог быть совершенно доволен покорностью своих подданных. На тех, кто смог доставить такое удовольствие вождю, обрушился ливень наград, званий, новых назначений. Не было забыто и личное мужество, проявленное Кирпоносом, – он получил Золотую Звезду Героя и назначение на должность командира 49-го стрелкового корпуса. Вот тут бы товарищу Сталину и остановиться – но нет, уж очень ему приглянулся скромный и мужественный новоиспеченный генерал-майор Кирпонос. В июне 40-го года, перескочив сразу через несколько ступенек служебной лестницы, бывший начальник Казанского пехотного училища назначается на должность… командующего войсками Ленинградского военного округа!.. В феврале 1941 г. Сталин назначает Г. К. Жукова на должность начальника Генштаба, и освободившийся кабинет начальника Киевского ОВО – крупнейшего военного округа Советского Союза – 22 февраля 1941 г. занимает Кирпонос, получивший при этом третье за 9 месяцев повышение в воинском звании (генерал-полковник). Ни Англия, ни США не имели в тот день сухопутной армии такого размера, как та, которой предстояло управлять ротному фельдшеру Первой мировой войны…» 

Меня не столько впечатлил тот факт, что Кирпонос получил «третье за 9 месяцев повышение в воинском звании», как другой: за неполных 15 месяцев (с 30 ноября 1939, когда началась финская война, до 22 февраля 1941 г.) он из начальника пехотного училища стал командующим самой на тот момент крупной в Европе (и в мире) группировки вооруженных сил!

Нельзя упустить еще один важный момент: в жизни обоих командующих – Рундштедта и Кирпоноса – было еще… не знаю даже, как это назвать, пусть так: по большой провинности перед отечеством, или, по крайней мере, перед правящим режимом. Рундштедт «в ноябре 1938-го вышел в отставку в связи с тем, что высказался против оккупации Судетской области Чехословакии». Правда, уже «в мае 1939 г. вернулся на службу в вермахте». И, судя по всему, никаких репрессий в связи со своей вольностью не претерпел. Солонин пишет по этому поводу: «Что было бы с советским генералом, который, к примеру, „высказался бы против“ освобождения Западной Украины?».

А провинность Кирпоноса заключалась в следующем: он женился на польке. Совершил он это в 1919 г., когда и во главе самой ВЧК стоял поляк Дзержинский. Но времена переменились…  Он всю жизнь искупал эту свою вину, которая усугублялась еще тем, что брат жены в 1924 г. ушел в Польшу (разумеется, буржуазную, белопольскую). Родители жены в 1930 г. были высланы из Житомира в Алма-Ату. Кирпонос в биографии 1938 г. писал: «Жена считает, что у нее нет отца, матери, брата и сестры, и не интересовалась и не интересуется их судьбой. За что выслан отец жены, ни я, ни моя жена не знаем, но жена понимает, что отец ее, очевидно, заслужил это, и поэтому никакой жалости к нему не проявляла и не проявляет…» Сам Кирпонос искупал эту свою вину тем, что, как он пишет в биографии, неустанно разоблачал троцкистов, уклонистов и прочих врагов народа среди своих сослуживцев и окружающих. Что касается его лично, то он заверял: «Никогда никаких колебаний и отклонений от генеральной линии партии не имел и не имею».

Не знаю как кому, а мне этой сравнительной характеристики командующих двух противостоящих группировок войск достаточно, чтобы понять, почему значительно более слабая из них (по вооружениям и, вероятно, также по численности) громила более могучую.

Единственное, в чем я не могу согласиться с Солониным (равно как и с Виктором Суворовым), так это в том, что предвоенные репрессии в отношении командного состава Красной Армии не сыграли в ее слабости существенной роли. Он пишет, что «арестовано было никак не более 10 тысяч командиров и политработников», а погибло «не 40 тысяч, как привычно повторяют авторы „перестроечных разоблачений“, а 1634», и это составляет всего 0,3% от общего числа командиров Красной Армии. Очень странная арифметика. Если даже цифры верны (что вполне возможно), то, во-первых, большая ли разница для армии, расстреляли ее командиров или сгноили в ГУЛАГе. А главное, эти 1634 человека, или 0,3% – это ведь была верхушка армии. Да, ротных командиров не трогали, они даже шли на повышение, очень быстро «вырастали» до командиров дивизий и корпусов, но… надо ли продолжать? Солонин сам пишет: «На всю жизнь перепуганные сталинские генералы оказались просто непригодными генералами».

А вот он рассказывает, как Сталин взращивал свою элиту. В основе – не раз описанный средневековый метод борьбы с крысами. Пару десятков здоровенных крыс сажают в клетку без еды и питья. У последней уцелевшей вырабатывается такой агрессивный комплекс в отношении своих сородичей, что она уничтожает их всех, оказывающихся в пределах ее досягаемости. «Сталин и сам был таким „крысиным королем“». И вот какого рода «сподвижников» получал вождь благодаря такому отбору: «Постоянное использование метода „крысиного короля“ приводило к тому, что верхний эшелон управленцев все более и более заполнялся агрессивно-послушными особями, доминантность которых проявлялась только в умении загрызть конкурента», да еще в лизоблюдстве перед главным «королем». «Ни ума, ни совести, ни толкового совета, ни ответственного исполнения данных поручений от таких кадров добиться было невозможно». И еще: «Окружение, которое подобрал себе Сталин, представляло собой невероятный гибрид жирного борова с трусливым зайцем». Итог: «Не доверяя никому и окружив себя людьми, которым и в самом деле ничего нельзя было доверить, Сталин все вынужден был делать сам».

Малограмотная, безвольная, бездеятельная, на всю оставшуюся жизнь испуганная элита, и вождь, замкнувший решение всех хозяйственных, оборонных, культурных вопросов на себя, – все это было бедствием для огромной страны и в мирное время. А в войну, когда ситуация сплошь и рядом менялась не по дням, а по часам и требовала немедленных решений, – это стало одной из причин, поставивших страну на грань краха.

Послушный и терпеливый народ

Но вторая причина была еще более грозной. Помните, выше мы говорили, что главным ресурсом Сталина (как он, очевидно, считал) была возможность делать со своим народом все, что угодно, – все стерпит. И народ терпел – деваться народу было некуда.

Терпел он и когда его посылали на убой в разных ненужных ему военных конфликтах. Солонин пишет: «Фанатическое упорство, с которым цепи красноармейцев шли по пояс в снегу на убийственный огонь финских пулеметов, потрясло воображение западных военных специалистов. Они и по сей день пишут книжки про „загадочную славянскую душу“…» А «загадка» объяснялась просто: народу (в шинелях) и тут деваться было некуда. Отказаться идти в атаку означало верный и скорый расстрел. Сдаться в плен финнам тоже означало расстрел, только немного отложенный – до освобождения из плена.

Иное дело – война с немцами: тут можно было рассчитывать увернуться от родной советской власти. По тому, как с первых часов развивались военные действия, многие, видимо, посчитали, что ей, родимой, скоро вообще каюк. Класть за нее свою единственную голову люди не видели никакого резона. Во всяком случае, стоило переждать. Словом, появился выбор.

Даю слово автору: «Главное устройство для „зомбирования“ народонаселения еще находилось в стадии лабораторных разработок, и наркотизирующие телеиглы еще не успели подняться к небу…Все это и позволяет предположить, что „простые советские люди“ жили своим умом… Простым и ясным, не загаженным „масс-медиа“. Вот поэтому автор и предлагает исходить из того, что отношение рядового советского колхозника (а именно из них и была набрана многомиллионная армия) к жизни, к власти, к начинающейся войне было вполне адекватным. То есть соответствующим отношению власти к его жизни». И дальше идет глава «Двадцать лет подряд», где описывается, что в предыдущие 20 лет власть творила с народом.

А вот и результат: «Два десятилетия свирепого разрушения всех норм морали и права, всех представлений о чести и достоинстве дали, к несчастью, свои ядовитые плоды. Ни в одной стране, ставшей жертвой гитлеровской агрессии, не было такого морального разложения, такого массового дезертирства, такого массового сотрудничества с оккупантами, какое явил миру Советский Союз». И далее: «По самым скромным оценкам, больше половины личного состава армии дезертировало или сдалось в плен. После того, как были рассекречены архивные документы о пленных и дезертирах, о миллионах брошенных винтовок и десятках тысяч брошенных танков и орудий, непосредственная причина разгрома сомнений уже не вызывает… Подобно снежной лавине, готовой сорваться с горы от одного звука выстрела, сталинская держава была готова к тому, чтобы развалиться после первого же сильного удара извне».

Не буду пересказывать десятки страниц описаний бегства и дезертирства, которые автор заимствовал из воспоминаний будущего маршала Рокоссовского и других непосредственных участников событий. Бежали в одиночку, группами и целыми частями, бежали рядовые и командиры – до полковников и генералов. Когда, бросив позиции, бежали частями, стандартное оправдание звучало так: «спасаем матчасть». В следующем лесу и матчасть бросали. Останавливать дезертиров было опасно – можно было поплатиться жизнью. Удобнее всего «спасать матчасть» было летчикам: «В первые же часы и дни войны авиация первого эшелона ВВС западных округов начала паническое „перебазирование“ в тыл, фактически представлявшее собой массовое дезертирство». Особенно отличилась этим истребительная авиация: «Из пяти советских истребителей фактически воевал один». «Перебазировалась» целыми полками, на сотни километров от линии фронта, оставляя без прикрытия бомбардировщики, наземные войска, переправы.

А вот еще явление: «В первые же недели войны немцы столкнулись с массой перебежчиков, которые спешили покинуть расположение своей части и сдаться в немецкий плен еще до боя. Для их содержания вермахту пришлось даже создать несколько специальных лагерей…» Не все перебегали, чтобы отсидеться от войны, были и те, кто, наоборот, рвался воевать, только… на другой стороне. Солонин пишет, что у советских военнослужащих (очевидно, не у всех) «отсутствовала должная мотивация в первые месяцы войны», то есть, они не видели, за что им сражаться. Но и в первую мировую войну русские крестьяне не очень-то понимали, за что они должны рисковать своими жизнями. И недовольство властью было, что и вылилось через 2,5 года в революционный взрыв. Но до перехода на сторону врага дело не доходило.

А в 1941 году люди не только не видели оснований защищать советскую власть – они ее ненавидели. И вот, прорвало: «22 августа ушел к немцам майор И. Кононов, член партии большевиков с 1929 г., кавалер ордена Красного Знамени, выпускник академии  им. Фрунзе. Ушел вместе с большей частью бойцов своего 436-го стрелкового полка, с боевым знаменем и даже вместе с комиссаром (!) полка Д. Панченко. К сентябрю 1941 г. сформированный из военнопленных под командованием Кононова „102-й казачий дивизион“ вермахта насчитывал 1799 человек. Десятки летчиков перелетели к немцам вместе с боевыми самолетами. Позднее из них и находившихся в лагерях летчиков была сформирована „русская“ авиачасть люфтваффе… Были среди них и два Героя Советского Союза…»

Вот еще красноречивые цифры: «За годы войны только военными трибуналами было осуждено свыше 994 тысячи советских военнослужащих, из них 157 593 человека расстреляно. ДЕСЯТЬ ДИВИЗИЙ расстрелянных. Все познается в сравнении… За четыре года войны (с 1.09.39 по 1.09.44 г.) в вермахте расстреляли 7810 солдат и офицеров… И дезертиры в рядах вермахта обнаруживались…за четыре последних месяца войны (с января по май 1945 г.) дезертировало 722 человека. А в предшествующие годы количество дезертиров в вермахте и вовсе измерялось двузначными числами. Нет, это не просто разные цифры, разные количества. Это уже разное качество общества и власти».

Итак, вторая и, видимо, главная причина разгрома Красной Армии летом и осенью 1941 года – в том, что советские люди в своем большинстве не видели резона класть головы за «родную» советскую власть, державшую их за скотов: отлились кошке мышкины слезы…

Заключение

За 6 месяцев 1941 года Красная Армия, по официальным данным Генштаба РФ, потеряла 20,5 тысячи танков, 17,9 тысячи самолетов, 40 600 орудий всех типов, 60 500 минометов, 6 290 000 единиц стрелкового оружия (пулеметов, автоматов, винтовок).

Хуже было другое: за те же полгода «действующая армия потеряла, как минимум, 8,5 млн. человек!», из них убитыми – 567 тыс., ранеными и заболевшими – 1 314 тыс., еще 235 тыс. человек числятся погибшими в результате каких-то странных происшествий и умершими от болезней. А остальные? Солонин пишет: «бесследно „убыло“ по меньшей мере 6,4 млн человек. Столько, сколько было в действующей армии 22 июня 1941 года, и еще раз столько». Из этого числа:

«– 3,8 млн. человек взято немцами в плен;

– 1,0 – 1,5 млн. дезертиров уклонились и от фронта и от плена.

Разница (6,4 – 3,8 – 1,5), то есть миллион людей, – это, как ни страшно такое писать, раненые, брошенные при паническом бегстве, и неучтенные в донесениях с фронта убитые».

«Но где же „органы“? Где же славное, вечно бдящее ВЧК – ГПУ – НКВД?.. Ведь сколько тысяч, миллионов людей закатали они по ст. 58-10, за „антисоветскую агитацию“!..  Мощнейший удар, нанесенный вермахтом, разрушил старый страх новым страхом, а „наган“ чекиста как-то потускнел и затерялся среди грохота десятков тысяч орудий, среди лязга гусениц тысяч танков». Да и где те чекисты – первыми драпали от наступающего вермахта: «Все мосты через пограничный Буг, охраняемые войсками НКВД, были захвачены немцами в целости и сохранности».

И, конечно же, не хуже чекистов бежало партийное, советское и прочее начальство. Вот выдержки из «совершенно секретных» телеграмм в Москву: «… в отдельных районах партийные и советские организации проявляют исключительную растерянность и панику. Отдельные руководители районов уехали вместе со своими семьми задолго до эвакуации районов. Руководящие работники Гродненского, Новоград-Волынского, Коростенского, Тарнопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того чтобы вывезти государственные материальные ценности, вывозили имеющимся в их распоряжении транспортом личные вещи. В Коростенском районе оставлен архив КП(б) …огромная масса машин занята эвакуацией семей начсостава… раненых с поля боя не эвакуируют…»

Вывод автора: «Сталин…был убежден, что всеобщий страх это и есть тот камень, на котором будет покоиться его незыблемая власть, и „врата ада не смогут одолеть ее“… Это и была главная ошибка его жизни… Но еще более абсурдными были надежды товарища Сталина на то, что задавленный террором народ можно поднять на Великую Отечественную войну. Малообразованный сын пьяного сапожника так и не смог справиться с действительно непростой задачей – определить разумную меру страха и принуждения… Вместе со сбежавшим начальством ушел страх – и Красная Армия, великая и ужасная, стала стремительно и неудержимо разваливаться. Как бочка, с которой сбили обручи». 

Выше было приведено следующее высказывание Солонина: «Большевистская власть сознательно и хладнокровно обменяла несколько миллионов человеческих жизней на американские тракторные (танковые) заводы, на французские авиамоторы, на германские станки». Следом за этим он пишет: «В те годы товарищ Сталин и в кошмарном сне не смог увидеть 3 июля 1941 года, когда, звякая дрожащей челюстью по краю стакана с водой, он будет вынужден обратиться к „братьям и сестрам“, и именно их – униженных, ограбленных, обманутых – назвать „гражданами“ и призвать к оружию…»

Поклонникам «твердой сталинской руки» и «железного сталинского порядка», которых в России достаточно до сих пор, полезно прочитать еще следующее: «Хваленый сталинский „порядок“ в первые же часы встречи с настоящим, вооруженным противником обернулся беспримерным хаосом, бардаком и анархией. Цельный в теории армейский механизм начал рассыпаться на отдельные „шестеренки“ прежде, чем были сделаны первые выстрелы». И далее приводится  множество примеров в подтверждение.

Версия Солонина, при всей ее неожиданности, представляется более чем убедительной. А ее «неожиданность» для нас объясняется тем, что мы вместе со Сталиным поверили в то, что ему удалось довести наш бедный народ до состояния быдла, которое все стерпит. Оказалось, не все, просчитался вождь.

Конечно, те, кто сдался в плен, тоже жестоко просчитались: они не учли, что нацисты не лучше (для чужих) коммунистов: большинство наших пленных 1941 года в плену и погибло. Тут, вероятно, сыграло еще роль представление о немцах, оставшееся в народной памяти со времен Первой мировой войны…

Солонин оставляет открытым вопрос о том, готовился ли Сталин летом 1941 года сам начать войну, точнее, он не дает на этот вопрос окончательного ответа. Но все же склоняется к тому, что – да, готовился. Он приводит ряд ссылок на приказы по Красной Армии и другие документы тех дней и в итоге приходит к заключению: «В. Суворов не только не переоценил, а скорее всего недооценил намерения и настойчивость товарища Сталина. Есть серьезные основания предположить, что полномасштабное оперативное развертывание Красной Армии для вторжения в Европу фактически началось 19 или 20 июня 1941г.» (даты выделены Солонинным).

Ради подготовки к этому вторжению Сталин и обрек советский народ на немыслимые жертвы и страдания. Он получил нужные ему для вторжения десятки тысяч танков и самолетов, но остался без экипажей, которые должны были вести их в бой. Чем едва не довел страну до полного разгрома: поражения в войне, как показывает Солонин, избежать удалось только чудом.