Глазами немецкого журналиста

Борис РАЙТШУСТЕР:

«Если горит соседний дом, вы будете молчать об огне и говорить,

какой вы прекрасный садик сделали?»

17 июня в Мюнхене состоялась встреча с руководителем московского бюро журнала «Фокус»

Борисом Райтшустером. Печатаем самые интересные места из его выступления.

 «Норд-Ост»

Я хочу начать с одной истории, которая была одной из причин, по которой я начал писать эту книгу (имеется в виду книга Райтшустера «Демократура Путина». – Прим. ред.) Трогательная история. Очень грустная. Вы помните все «Норд-Ост». Мало кто знает, что из этих людей, которые выжили – это где-то 900 человек – из них 80 % являются сейчас инвалидами. Это последствия газа, который очень плохо действует на сердце, на нервную систему. У этих людей проблема: болезни у них есть, но их не лечат, потому что официально этот газ безвреден. Этим бедным людям приходится лечиться за свои деньги. Но даже это сложно, потому что врачи не могут лечить, когда состав газа является государственной тайной.

А 123 жертвы – из них 90 % умерли лишь по той причине, что их вовремя не повернули на бок. Кто учился на права в Германии, на курсах по оказанию первой помощи, знает, что там всегда учат, что если человек без сознания, его нужно повернуть на бок, чтобы не западал язык, и человек не задохнулся. Но там этого не сделали. Я помню, что мы стояли, среди ночи был взрыв. Мы стояли, «Скорые» стояли, ничего не двигалось. И потом уже вернулись оттуда автобусы, и видно было, что люди лежат в них друг на друге... Одна русская газета тогда писала: они их как животных друг на друга положили, штабелями... Просто дико.

Я посетил одну женщину, три года спустя. Это Виктория Крутикова. Она была в «Норд-Осте» со своей сестрой, а у сестры был один-единственный сын Славик. Они выжили, а Славик умер. Они долго не могли найти его, они ездили по всем моргам, там такой хаос был... Когда они нашли его, то увидели, что у него в голове отверстие от пули, причем, отверстие было замазано. В первом заключении еще было написано – огнестрельное ранение, а когда выдали свидетельство о смерти, там просто в поле «причина смерти» – прочерк. Мать возмутилась, она хотела обжаловать, узнать, что случилось с сыном – ей никто не ответил. Она была в таком отчаянии, она пыталась покончить с собой. Она сходила с ума, что не знала правду о сыне. Она нашла Анну Политковскую, и Анна Политковская про эту историю написала статью в «Новой газете». После выхода статьи вдруг ей звонок из прокуратуры. Говорят: приходите. Она обрадовалась; она думала, может, хоть что-то сделают наконец-то. А там сидит прокурор, и перед ним лежит эта статья. «Это вы дали интервью Политковской?» «Да». «Ну, тогда я вам подготовил бумагу, подпишите, что это всё вранье». Она говорит: «Какое вранье? – Каждое слово правда». Он говорит: «Если вы не подпишете, что это вранье, у вас будут неприятности». «Нет, я не предам своего сына». «Ну, хорошо. Мы знаем, где у вас могила. Мы издадим указ о том, чтоб провести эксгумацию, и вам негде будет скорбить...» Они каждый день ездили туда и буквально пальцами эту могилу ощупывали. Видно, не вытащили, но что эта женщина пережила за это время... Она мне говорила в слезах: Борис, Борис, расскажите это на Западе, у нас никого это уже не интересует. Пожалуйста, расскажите, может, тогда они не смогут делать с нами всё, что хотят.

Я уже 12 лет живу в России. Россия – моя вторая родина. Я там живу, потому что людей люблю; жена русская, ребенок по-русски лучше говорит, чем по-немецки. Я гораздо больше хотел бы другие книги писать – о том, какой это прекрасный народ, какое гостеприимство, какая русская душа, но в такой ситуации... Это, знаете, как будто дом горит. Соседний дом, и вы видите – там огонь. Тот, кто любит людей в этом доме, разве он будет молчать и говорить, как вы прекрасно свой садик сделали и какие вы молодцы, и молчать об огне? Я думаю, это предательство. Если вы видите, что у людей горит, вы должны об этом с ними говорить.

Неполиткорректный конгрессмен

Вы знаете, что сейчас Германия очень связана с Россией. По нынешним расчетам, через 20 лет 80 % газа в Германию будет доставляться из России. Во многом это последствия политики Шредера. На прошлой неделе американский конгрессмен Лантос (председатель внешнеполитического комитета) выступил и сказал, что только из-за того, что он не хочет обижать всех проституток, он не говорит, что Шредер – политическая проститутка. Многие официально сказали: как это плохо, как это ужасно, что он это сказал, а на самом деле все думали, что это недалеко от истины.

Кооператив «Озеро»

Когда я написал свою книгу, мне сказали, что я подписал свой смертный приговор.

Что я обнаружил? Если вы посмотрите вглубь, вы увидите, что у всей нынешней верхушки есть ядро – дачный кооператив под Петербургом под названием «Озеро». Если вы посмотрите, кто там был – это почти всё нынешнее руководство России. Это некий Владимир Путин, некий Николай Патрушев, некий Иванов, Фурсенко, Якунин, Ковальчук. Все эти фамилии уже в начале 90-х были завязаны в скандал об экспорте сырья – там была темная история с Путиным... И нынче, когда вы смотрите, там вдруг возникают такие фамилии, которые в России вообще не фигурируют. Например, фамилия Тимченко, это такой нефтяной трейдер, очень тесно связанный с «Сургутнефтегазом». И почему-то «Сургутнефтегаз» продает ему нефть по сниженной цене, а он продает уже дальше по нормальной цене. Разница там – миллиарды. Там есть такая семья Ковальчук, тоже соседи. Они контролирует, например, банк «Россия». Там в Совет директоров входит один немецкий гражданин Матиас Варнинг – бывший офицер Штази и нынешний партнер Герхарда Шредера по руководству этого газопровода... Когда в правительстве сейчас назначили уполномоченного по национальным проектам – миллиардный поток, одно из самых хлебных мест в правительстве – кому это доверили? 23-летнему пацану. Фамилия его – Ковальчук, Борис Ковальчук, сын Юрия Ковальчука, соседа Путина по даче. Это можно продолжать. Патрушев, сын председателя ФСБ, стал советником главы «Роснефти». Он там шесть месяцев, а месяц назад Путин наградил его орденом за многолетние заслуги...

Путин как бизнесмен

Вот, например, Иран. Вы все знаете, что Россия продает Ирану ядерную технику... Если посмотреть на этот иранский бизнес, то получается удивительная вещь: Россия делает этот бизнес, а сам Путин на международной арене выступает и говорит, давайте я вам помогу справиться. То есть продают спички этим плохим мальчикам, а потом с огнетушителем ходят – а сколько вы готовы нам платить, чтоб мы это потушили?

Так же с Ходорковским, ЮКОС. Вы знаете, кто получил ЮКОС за бесценок? – «Роснефть». А кто Председатель Совета директоров «Роснефти»? Сечин. А дочка Сечина замужем за сыном Устинова. Одна половина семьи разбила ЮКОС, другая получила добычу. Некоторые политологи в России говорят, что Запад многого не понимает, потому что на самом деле лучше рассматривать Путина как бизнесмена, его действия как бизнес, тогда они становятся логичными и понятными. Тогда становится ясно, что политика – это дымовая завеса, а на самом деле речь идет о деньгах. Это так ли? Я думаю, не совсем. Я думаю, что он по-своему уже сейчас верит, что он великий, что то, что он делает, нужно России. Я вам расскажу две истории из его жизни, которые это показывают.

Быть сильным, чтобы быть правым

Первая история – это его молодость, Питер, питерские дворы, там очень бедно, там шпана, как он сам говорит. Кстати, это его связывает со Шредером, который тоже из такой же шпаны вырос. Однажды во дворе была драка, он думал – мальчик слабый и хотел ему дать по морде, а мальчик оказался сильнее, и он сам получил по физиономии. И тогда, говорит Путин, он на всю жизнь сделал вывод, вывод очень интересный: решающий вопрос не в том, прав ли ты или не прав, главное, чтоб ты был сильным, чтобы оказаться правым. Если сейчас смотреть на политику Кремля, то во многом этот тогдашний лозунг стал сейчас лейтмотивом его политики.

А второй случай произошел во времена гласности, перестройки. Путин в это время был в ГДР, и это всё мимо него прошло. От ГДР он был в восторге: очереди маленькие, иногда даже можно было колбасу без очереди купить, тротуары чистые. И тут вдруг перестройка, гласность, разрушается этот его новый мир. И гласность, и перестройку он пережил как угрозу. Был момент, когда демонстранты хотели взять штурмом КГБ в Дрездене; он тогда был в ужасе. Он говорит, что у него было мало людей. Что он делает? – Звонит в Западную группу войск и просит: пришлите мне войска, чтоб я мог разобраться. Они ему отвечают: Москва молчит, мы ничего не можем делать. Он тогда делает вывод (это он говорит через 10 лет): я понял, что это паралич власти, что это государство слабое, а государство должно быть сильным, должна быть вертикаль власти. Я думаю, именно это ключевая точка для понимания Путина, это трагическое недоразумение. Он тогда сделал абсолютно неправильные выводы. Он не сделал вывод, что система парализована и нежизнеспособна потому, что слишком много контроля, слишком много цензуры, что они сидят где-то там далеко и не знают, что происходит, что они манипулируют. Он, наоборот, пришел к противоположному выводу, что власть в нужный момент не смогла проводить цензуру, что в решающей момент мало манипулировали, власть стала слушаться народа. Сейчас это всё восстанавливается потихоньку. Я читал Волкогонова – все причины, которые, он считает, привели к развалу Советского Союза, это один к одному то, что сейчас Путин опять восстанавливает.

Почему русские этому поддаются? Потому что то, что было при Ельцине, я до сих пор считаю, это была никакая не демократия. То, что они тогда называли демократией, это, в принципе, такой разбойный феодализм, когда феодал своим близким всё дает. Самое страшное, что во время Ельцина столько воровали, что они в 99-м году знали, что если будут честные выборы, то они смогут в лучшем случае куда-то убежать без большей части своих денег, а в худшем случае их посадят. Потому им пришлось, как Фаусту у Гете, связываться с единственной могущественной силой, которая еще оставалась от старой системы – ФСБ. Поэтому Ельцин тогда вызвал Путина и передал власть ФСБ. И они, как у Гете ученик волшебника, думали, что могут управлять этим веником, который они вызвали, но получилось наоборот; это веник стал гнать их самих.

Построение капитализма по Ленину

Вы знаете, Путин сказал, что он демократ чистой воды. И еще он сказал, что после кончины Махатмы Ганди таким демократам, как ему, даже поговорить не с кем. Да, вот он так думает. И это самое страшное. А почему он так думает, это Запад всегда забывает.

Чему его учили в высшей школе КГБ? Что такое демократия? Что такое западная система? – Дикий капитализм, сплошная эксплуатация, манипуляция народом, фальсификация выборов, контроль над СМИ. И они строят именно такой капитализм, как Ленин их учил. Абсолютно безответственный, без социальной совести, дикий капитализм, как в 19-м веке.

Путин всегда всем доказывает, что везде так, как в России, и он сам и его чиновники искренне этому верят. Я с одним высоким чиновником говорил про Чечню, и он мне сказал: зачем вы делаете вид, будто вас волнует, что убивают тысячу или больше чеченцев. Вам так же на это глубоко плевать, как нам. Это вы только используете, чтобы потом на нас давить. Они не верят, что тут всё по-другому, и это самое страшное, что у них сплошь и рядом этот цинизм.

Ведь что такое цинизм? Цинизм – это не только, когда у вас нет нравственности и нет ценностей, цинизм – это когда вы говорите, что их вообще не существует, что везде так. Когда ко мне в офис приходят стажеры, они мне не верят, что я в Германии еще не платил взятку полицейскому. Они черное сделали белым. Всё то, что мы видим в России, в каких-то мелких дозах и тут есть, не будем спорить. И коррупция есть, и всё далеко от идеала. Но у нас не говорят, что это нормально, у нас не говорят, что это должно быть так, что журналисты или те, кто это критикует, идиоты; у нас есть еще такие глупые люди, которые с этим борются, об этом пишут, находятся даже судьи, которые судят коррупционеров, а в России сейчас это абсолютно нормально. Они делают людям натуральную головомойку, они внушают им, что так должно быть, и это одна из самых страшных вещей, потому что они на десятилетия исковеркают сознание людей.

Таракан как угроза народному здоровью

Как они работают – это абсолютно советские методы. Например, я с Каспаровым ездил по Северному Кавказу. Это был чистый Кафка или Оруэлл. Мы шесть дней ездили и ни в одном аэропорту не смогли спокойно приземлиться. Всегда то ли ремонт полосы, что-то с диспетчерами – не вовремя вышли, то коровы на посадочной полосе, то кирпичи. И постоянно было – ждите, ждите, ждите… Ни в один зал мы не могли войти, хотя они все были забронированы: то электричество отключили (хотя холодильники работали), то санэпидемстанция какого-то там таракана несчастного нашла, и есть опасность для здоровья народа… В Ростове-на-Дону было написано: «Сегодня библиотека будет закрыта с 10 до 16 – прорыв трубы». То есть плановый прорыв трубы. Конечно, постоянно с утра до вечера за нами «хвост» был, т.е. ФСБ. Они даже вечером в сердцах воскликнули: ну что, неужели вы еще куда-то поедете, когда же мы наконец сможем домой пойти?

Coca-cola light, или большевизм в овечьей шкуре

Мы во Владикавказе должны были встречаться с матерями Беслана. Они уверяли, что этот взрыв в школе специально тогда спровоцировали, что это случилось, потому что Масхадов выступил посредником, а им не нужно было мирное решение. Правду мы не узнаем никогда, но эта версия имеет право на существование.

Каспаров должен был встретиться с ними в Доме культуры. Сказали, что упал занавес, и потому Дом закрыт. Актеры входили-выходили, они говорили, что только что всё было на месте. Каспаров – он такой горячий, он говорит – тогда выступим прямо на улице. Там такая жара стоит – Владикавказ, лето… А нам уже в автобусе сказали, что там срочно устроили детский праздник. Мы вышли – а там дети стоят, вялые, еле живые.

Как только Каспаров микрофон включает, так сразу Винни-Пух, играет музыка, чтоб Каспарова не слышали. Потом говорят: дети, к нам сегодня известный человек приехал, знаменитый, великий человек – директор молочной фабрики из соседней деревни. А матери Беслана кричат, плачут; это были жуткие сцены. Одна женщина за сердце схватилась: я потеряла четырех детей, а сейчас у меня отбирают достоинство, издеваются. Она на наших глазах упала.

И вдруг я чувствую удар по пиджаку. Я смотрю – это яйцо. Два пацана, выглядят как прямо из тюрьмы, и они бросали яйца в Каспарова. Я схватил одного и кричу: милиция, милиция! Милиция бросается, и что они делают? – Меня скручивают, а его отпускают. Я говорю: что вы делаете, я корреспондент. Я показываю им аккредитацию, и тут пресс-секретарь МВД местного говорит… Я тут не могу воспроизвести, но за эти три минуты, что он говорил, можно было выучить всю русскую нецензурную лексику. Куда он меня только не посылал с этим удостоверением: иди в Германию и там командуй. И через три минуты те же хулиганы вернулись и уже прямо под охраной милиции бросали яйца в Каспарова. А на следующий день на РИА-Новости появился комментарий, что Каспаров приехал в Беслан, чтобы делать политический пиар на крови этих бедных матерей, но слава богу, есть еще здоровые силы в обществе; конечно, нельзя одобрить такие действия, как бросание яиц, но у кого повернется язык осудить этих молодых людей. Просто тошнит…

Это действительно какой-то Оруэлл. Когда я рассказываю это на Западе, многие не верят, потому что в России это теперь тоньше делают, чем в советское время. Это такой Советский Союз Light. Знаете, как Coca-Cola Light и прочее, это такой большевизм в овечьей шкуре.

«Двойное возложение венков»

Один раз Путин рассказал, как они работали в КГБ. У них в Ленинграде были данные, что диссиденты хотят возложить венок у памятника... У всадника. Что было делать? Запретить? – Плохо, потому что они уже рассказали об этом иностранным корреспондентам. Разрешить тоже нельзя, а то с Москвой будут проблемы. Что сделали? – Купили венок, джинсы достали, оцепили весь район. Т.е. настоящие диссиденты не могли пройти, им говорили – строительные работы. КГБ-ешники возложили венок, иностранные корреспонденты и дипломаты их спрашивают: что вам так не нравится в Советском Союзе? Они говорят: да нет, в общем-то ничего, не так уж плохо. И как только иностранцы ушли, они тут же сняли ограждение: пожалуйста, у нас демократия, идите, возложите. И сейчас это «двойное возложение венков» – на каждом шагу.

Оппозицию пустить на телевидение? – Да, в три часа ночи, в четыре часа ночи. Или вырезают слова. Когда был процесс над Ходорковским, я помню, было точно как в этой истории: были строительные работы, всё оцепили, хотя я не видел, чтоб кто-то работал. Напротив демонстрация, на всех плакатах все буквы абсолютно одинаковые. Я подошел, спросил за кого они, они не могли сказать. Какой-то старик подошел и сказал: я хочу демонстрировать. – Как? Тут нельзя демонстрировать. – Но я же за Путина, против Ходорковского. – Вы в списках есть? Идите к старшему, смотрите. Если вы в списках, то можете. А вечером по телевидению говорили – спонтанный протест трудящихся.

Проблемы Кремлевского полка

Бюрократия сейчас – просто абсолютный беспредел. Доходит до абсурда. Есть Кремлевский полк. Я хорошо знаю Мельникову, председателя солдатских матерей. Она рассказал такую историю. В Кремлевском полку должны служить высокорослые люди, безупречные, славянской внешности. Офицеры ездят по областям и отбирают там как бы лучших. А в чем проблема? Очень многие хотят служить в Кремлевском полку, а то можно в Чечню попасть, куда-то еще... И что получается? Что эти места получают не те, кого отобрали, а те, кто больше платит. И это не всегда славянская внешность, не всегда самые высокорослые, не всегда самые безупречные. У кремлевского полка – рассказывает Мельникова – была настоящая проблема, что они маленькие, кривенькие, а им выступать со всеми прибамбасами перед Путиным. Офицеры поэтому обратились к солдатским матерям за помощью, чтобы те, так как у них есть отделения на местах, отслеживали там ситуацию. Это потрясающая история, характеризующая коррупцию в России.

Мировая закулиса

Почему так бьют демонстрантов? Они искренне уверены, что человек – быдло, не может быть, что он просто выходит на улицу, чтоб защищать свои права. В их мировоззрении этого нет. Значит, ему платили, человек только за деньги, колбасу или еще что-то может это делать. Вот выходят эти «несогласные», а разведданных нет: кто платил, где деньги, где их передают? Они не понимают, что происходит. Они становятся нервозными: почему наши службы так плохо работают, не фиксируют акт передачи?

И мне кажется наивным, когда в Германии после мюнхенского выступления Путина все говорили: о-ё-ёй, что случилось, он изменился! Русское телевидение надо было слушать, это уже два года, три года, это постоянно: «Наконец-то передали Уго Чавесу русские „Калашниковы“, чтобы он дал отпор американскому наступлению». Когда в Крыму были учения с американцами, причем, это была программа «Партнерство во имя мира», в которой принимали участие русские, российское телевидение представило это так, как будто это нападение, вторжение НАТО, США... Они постоянно нагнетают обстановку.

Нашисты, «Наши» – это было ужасно. («Наши» – это Путин-югенд, как их называют. Это прокремлевская молодежная организация, которую создал Владислав Сурков; руководитель Якименко, но он человек Суркова, Сурков за этим стоит). Мы вышли, Игорь, мой фотограф, он непьющий в общем-то, говорит – мне надо водку, а то тошнит. 17-летняя девушка говорит, что ее дед умер в борьбе с фашизмом. Три месяца, говорит, своих родителей не вижу, посвящаю себя борьбе с фашистами. Я говорю: с какими фашистами? – Как, с какими – Касьянов, Каспаров, Хакамада. Я говорю: почему они фашисты? – А вы не читали? А вы не знаете? Они хотят убивать всех людей старше 60-ти. Это не смешно.

Два корабля

На Западе часто говорят, что в России стабильность. Вы знаете, я всегда сравниваю это с кораблем. Представьте себе, что Россия – это корабль. При Ельцине моряки то пьяные, то с девушками гуляют, то еще что-то – такое ощущение, что полный бардак. Но когда шторм, все-таки каждый берется, каждый что-то делает и все-таки выводят корабль из кризиса, как в 98-м году. А сейчас что? Сейчас эти моряки все боятся капитана, никто даже чихать не будет без разрешения капитана, без президента. И Запад говорит: какой порядок на этом корабле, какая прелесть, как они все стоят, какая тишина. Это когда цена нефти 60 долларов, да, это стабильность. А когда она упадет, когда корабль попадет в бурю, и никто из этих моряков не будет принимать решения, будут только бегать к капитану и говорить «что нам делать?», а он большими глазами будет смотреть на всех и тоже не сможет ничего делать – это именно состояние России сегодня. Это лжестабильность, на мой взгляд.

Страна иллюзий

У меня была очень интересная история. Моя хорошая знакомая вернулась из Италии, мы сидели, она говорит: Борис, всё-таки ты не прав. Я спрашиваю – почему? – Ну вот, смотри. Я сейчас была в Италии, там рубль можно менять, такая гордость у меня, что рубль – нормальная валюта. Моей бабушке пенсию платят, я на иномарке езжу. Всё в общем-то хорошо, а вы, иностранцы, как-то плохо об этом пишете. Я говорю: знаешь, Ольга, очень удивительно это от тебя слышать. Ты постоянно меня спрашивала, чем я могу помочь тебе с немецким паспортом, как можно уехать за границу; ты постоянно жаловалась, что каждый раз, когда ты хочешь паспорт получить, надо взятку платить... Ты всегда говорила, что не хочешь здесь оставаться, так почему сейчас ты говоришь наоборот?

Она начинает плакать: да, Боря, я это всё понимаю, это так, но пойми меня – у тебя немецкий паспорт, ты об этом можешь думать спокойно, тебе не страшно; у меня русский паспорт, если я постоянно об этом буду думать, я же с ума сойду. Я должна себе какую-то иллюзию создавать.

Это всё очень понятно, можно людей понять, это с их точки зрения правильно, только это очень опасно для России. Потому что это как раковая опухоль – сталинизм, советская система осталась, она существует, и если закрывать на это глаза и делать вид, что этого нет, тогда Россия не сможет двигаться дальше. Пока не поймет, что это советский путь, что он ни к чему не ведет.