Помним

 

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду,

Одну на все четыре года.

Она такой вдавила след

И стольких наземь положила,

Что 20 лет и 30 лет

Живым не верится, что живы...

 

Это написал Константин Симонов. И вот уже более полувека с того горько памятного воскресенья, но мы его не можем забыть. У каждого человека – свои незабываемые даты, когда прошлое особенно пробивается в настоящее и тревожит память. Есть такая дата и у целого поколения, это – 22 июня. В 1941-м этот день стал началом больших испытаний, большого мужества и большого горя. Главное дело всей нашей жизни – защита Родины от фашизма для нас началась с того дня.

 

МИНУТЫ МОЛЧАНИЯ

 

Мы – питерцы с Большой Морской, 59. До войны нас было десятеро, уцелели трое. До недавнего времени мы встречались, чтобы отстоять минуты молчания – в память о наших друзьях по дому, тех, что с войны не вернулись...

 

Мы – это Цвет, Толька Суворов и я. У Цвета длинное имя – Иннокентий, фамилия короче – Цветков. Когда ему было лет десять, кто-то из нас сказал: «Цвет». Так и пошло. И хотя ему уже далеко за...., кличка осталась.

 

Встречаемся у «Баррикады». Это наш кинотеатр. Наш потому, что помним, когда он носил название «Светлая лента», а перед сеансом под маленький джаз-оркестр танцевали степ Мария и Михаил Вайнеры. Наш еще потому, что именно здесь впервые мы смотрели такие замечательные картины: «Чапаев», «Веселые ребята» и «Вратарь». Однажды, помнится, уже после войны, мы как-то зашли в наш кинотеатр. Надпись «Дети до 16 лет не допускаются» вызвала у длинного Тольки ехидное замечание: «Слушай, а ведь тебя опять не пустят!».

 

В детстве я долго был самым маленьким. Пацаны младше меня, но повыше проходили, а я – нет. В тот раз на мне были майорские погоны, видимо, поэтому я не услышал привычные слова: «А ты куда, мальчик?»

 

Мы проходим дом 14, в разное время в нем жили многие известные люди, в их числе Александр Грин, написавший бессмертную книгу «Алые паруса», и Михаил Зощенко. На перекрестке с Кирпичным переулком – Текстильный институт. Сейчас он носит другое название, а мы помним, как в этом тогда недостроенном здании ютились беспризорные и бегали одичавшие кошки. Мы хорошо знаем выпускника института Сашку Тургеля, написавшего ответ на знаменитую тогда «Дружбу», которую пел Вадим Козин, звезда эстрады того времени. А еще мы помним, как на этом перекрестке снимали антифашистский фильм «Профессор Мамлок», и Левка с нашего двора хвастался, что участвовал в массовке. Мы не верили, хотя мог, он ведь в очках ходил, да еще со своей скрипочкой. Ныне здесь – наша первая минута молчания.

 

С футбольным мячом Левка обращался хуже всех, но обыгрывал нас в шахматы и имел лучшую в доме коллекцию марок. Окончив школу, поступил в университет на биофак. Когда началась война, в армию его не взяли – очкарик. А когда фронт подошел к Ленинграду, он сбрасывал «зажигалки» с крыши университета. Но недолго – взрывная волна сбросила его самого. Футболиста из него не получилось бы, это мы и тогда уже знали, его игра на скрипочке вызывала у нас насмешку: «Опять пиликает», но шахматистом хорошим он стал бы наверняка, а возможно и ученым-биологом тоже.

 

Перекресток с Гороховой. Мы знаем, в одном из ее домов жил Гришка Распутин, в другом, если верить писателю Гончарову, – Обломов, а в доме № 20 – наша школа. Туда мы тоже пойдем, там тоже есть кого вспомнить и помолчать: учителя и наши сверстники. Кто не вернулся до войны из ГУЛАГа, кто – с фронта, места разные, судьба одна, общая...

 

Зеленый свет, и мы переходим Гороховую. Справа и слева – магазины. У бывшего «Пролетария», ныне «Эльфа», мы останавливаемся. Однажды здесь мы покупали арбуз, и Костька Зубцов, которому мы доверили выбрать спелый, не ошибся. На этом памятном месте у нас вторая минута молчания...

 

Костька, или как мы его называли «Зуб», во дворовой команде играл правого бека, лучше всех мастерил самодельные хоккейные клюшки и чинил прорехи нашего единственного мяча. Учился Зуб слабовато, бывало, оставался на второй год. Его дядя, известный во дворе как Федюшка Рыжий, не раз угрожал ему из окна: «Кискинтин, стариком будешь, а семилетку кончишь». Семилетку Костька кончил, а вот стариком не стал, уже в 41-м пропал без вести...

 

Вот и дом № 39 – гостиница «Астория», нам памятна тем, что тут жили приехавшие турецкие футболисты, на которых мы бегали глазеть и выменивать значки. И еще здесь был кинозал. Это было очень давно, но и «Красные дьяволята», и «Ванька-мститель», и в «Восьмом пролете» – немые фильмы о гражданской войне – мы смотрели в этом кинозале. Волнуясь за красных и освистывая «беляков», мы не могли тогда себе представить, какие военные испытания ожидают нас в недалеком будущем самих. Не знал этого и Яшка, по-нашему Янкель, как в любимой книжке «Республика ШКИД». Тут, у «Астории», – наша очередная минута молчания.

 

Янкель играл левым хавом и больше всех спорил, была «рука» или нет. Он тоже собирал марки, а еще – патефонные пластинки. Мы, бывало, ходили к нему слушать популярные тогда записи Изабеллы Юрьевой, Клавдии Шульженко и Кето Джапаридзе. К началу войны Янкель еще не успел закончить школу, а вот стать добровольцем Народного ополчения успел. И погиб под Ленинградом в 42-м...

 

Большая Морская, 41. Гранитное здание бывшего генерального германского консульства, номер дома напоминает нам и тот год... Это на его крыше до войны появлялся красный флаг со свастикой. Тогда мы не понимали, почему фашистский флаг развивается над одним из домов нашей улицы. Шла война в Испании, мы носили голубые пилотки с кисточками, щеголяли испанскими словами «но пасаран», «вива» и «салюд», ели с Пиренейского полуострова апельсины, люто ненавидели генерала Франко и отчаянно болели за республиканцев с генералом Миаха. Тогда мы еще не могли знать, что та война скоро, очень скоро станет нашей войной, Отечественной, что участие в ней станет важнейшим делом жизни каждого из нас и что до победы доживут только трое...

 

У Почтамтского переулка мы еще раз стоим молча, здесь мы поминаем Мишку Рубина...

 

Мишка во всем любил быть первым. Первым пошел в десткую фехтовальную школу Октябрьского района, раньше всех нас научился танцевать. Мы вспоминаем Мишку у Дома культуры работников связи. Он не всегда был таким безобразным. Раньше тут высилась красивая готическая кирха. Сперва ее огородили забором, разрушили башню, покрыли красный глянцевый кирпич серой штукатуркой. Забор стоял долго, а мы все ждали, когда же наконец откроется Дом культуры. Особенно Мишка, он же был первый танцор.

 

Но не дождались.

 

Отсюда, на той стороне реки Мойка, смыкающейся здесь с нашей улицей, виднеется здание Дома учителя. Все питерцы знают, что это бывший Юсуповский особняк, где убили Распутина. Но для нас с Мишкой Мойка 94 – не просто княжеский особняк. 13 октября 1939 года мы пришли с ним сюда на призывную комиссию. Моя долгая армейская дорога началась здесь. Мишкина – тоже. Я возвратился, Мишка – нет, он никогда не вернется. Его дорога оказалась короче, она прервалась в июле 43-го, на Курской дуге...

 

А вот и наш дом. Воспоминания швыряют нас в прошлое, и далекое по времени вновь становится близким. Нам кажется, что вот-вот из подвала бывшей дворницкой выглянет ее бывшая владелица, и мы снова услышим хорошо знакомые слова: «Опять собрались мячом стекла окон бить?» Каждая лестница, каждое окно, каждая частица дворового интерьера становится зеркалом, в котором отражается наше детство...

 

У другого подвала мы останавливаемся и снова смолкаем. Здесь жили братья-погодки – Васька, Толик и Шурка. Больше всего эти, помладше других пацаны, любили читать. И самой интересной книгой считали (впрочем, как и все мы) «Остров сокровищ» Стивенсона. Стоило мне, бывало, появиться во дворе, как из своего приземленного окна братья начинали ныть: «Флинт, отдай карту!» и протягивали «черную метку». По возрасту никто из них не мог еще надеть военную форму, но это не помешало им стать бойцами МПВО в группе самозащиты. Держались до января 42-го, а потом умерли от голода один за другим. Вечная им всем память.

 

Про такие минуты молчания поведать мог бы и кто-нибудь еще, и не один, разве что речь шла бы о другом доме и о другой улице. Да и имена ребят, ставших защитниками Отечества, могли бы быть другими.

 

Григорий БРАИЛОВСКИЙ,

г.Мюнхен