Наш киноклуб

                                                                                                                           

Марк АЙЗЕНБЕРГ

кинорежиссер

6 Epistole* ФРАГМЕНТЫ ШЕСТИ ПИСЕМ

 

*(эпистола, эпистолярный жанр – изданные письма частного характера)

 

Дорогая Татьяна Моисеевна… Ой, извините – Татьяна Михайловна. Вы же поменяли своё отчество, несмотря на то, что папа Ваш погиб на войне и достоин всяческого уважения. Помните, мы много когда-то спорили и насчёт Вашей фамилии, проезжая мимо подмосковной станции «Лианозово», и насчёт отчества. Да что там спорили – ругались, хотя я и не мог себе этого часто позволять: страшно было. Характерец-то у Вас своеобразный. Документальные фильмы о Вас (я видел только четыре), как Вы понимаете, совершенно этот характер не отражают. Вы там белая и пушистая. А помните, как Вы кричали: Ма-а-а-а-рк! В одном из этих четырёх фильмов Вы публично извинились, сказали, что грешны передо мной. Смешно. До сегодняшних дней остаётесь убеждённой коммунисткой, и вдруг – грешна.

 

Да это я грешен. Многогрешен. Я тоже был членом партии. Дорогая партайгеноссе, мы ведь и познакомились на партийном собрании.

 

Я смотрел тогда только на Вас. А Вы увлечённо что-то доказывали, очень активно, по-итальянски (или по-еврейски) жестикулируя. Короткая причёска, горящие глаза. Какая-то агрессивная незащищённость, хрупкость.

 

О чём тогда шла речь? Убей бог, не помню. Только я поднял руку, чтобы выступить. Ох, как же я Вас критиковал. Говорил, что Вы плохо руководите объединением, что талантливые молодые режиссёры не снимают, что редакторы не читают газет и не знают, что волнует людей. Если не ошибаюсь, это выступление было минут на десять. Все были ошарашены, а больше всего Вы. Слышал, как Вы тихо спросили у директора объединения Фрейдина: «кто это?». «Да это младший администратор, или подсобный рабочий. Мелюзга хвостатая», – ответил Фрейдин. Совершенно неожиданно Вы меня поддержали и похвалили. Даже «вызвали на ковёр» главного редактора объединения, заставив его при всех жалко оправдываться. Мне даже стало стыдно, но цели своей я добился. Вы заинтересовались.

 

Тот же Фрейдин передал мне, что Лиознова меня вызывает в свой кабинет к 16.00 в следующий понедельник.

 

Если бы Вы только знали, с каким нетерпением я ждал этого понедельника! И он наступил. Был такой фильм «Дети понедельника», так вот, я тоже дитя того понедельника.

 

Я вошёл в кабинет на втором этаже с табличкой: «17 мгновений весны. Режиссёр Т. Лиознова. Директор Д. Пробер».

 

Вы вскочили из-за стола и быстро повернули торчащий в дверном замке ключ. Зачем-то встали на колени, и… молчу. Мы стали очень близкими людьми. По духу.

 

Я не работал официально на «мгновениях», был на другой картине. Но комнаты этих двух съёмочных групп находились рядом. А работа кипела очень активная, и этот бешенно вращающийся механизм режиссёрской разработки зацепил и меня. Я был всегда «под рукой, на побегушках», как доверенное лицо, да и не лицо вовсе, а так, «Поручик Киже, фигуры не имеющий».

 

Может быть, пора Вам узнать, что это я написал письмо в самом начале 2003 года на адрес Чикагского отделения объединения комитетов в защиту евреев насчёт Ваших болезней и бедственного положения. А они вместе с Московским бюро по правам человека оказали Вам финансовую поддержку. Надеюсь, что эти деньги Вы получили, несмотря на непомерную, знаменитую лиозновскую гордыню. Лично от меня не приняли бы.

Рабочий момент съемок фильма.

Слева оператор постановщие Катаев, справа хуждожник-постановщик Дуленков

Здравствуйте много лет, дорогая Татьяна Михайловна!

 

Вы просите напомнить разные ситуации о работе на «мгновениях». Не знаю, зачем Вам это нужно. Память-то у Вас отличная. Но, как всегда, рад выполнить поручение.

 

В группе сдвинуты четыре стола, и разложены слева фотографии фашистов, а справа актёров. Сразу бросились в глаза левые фотографии Гитлера и правые наших актёров. Они были удивительно похожи на фюрера. Это были Броневой, Куравлёв и Захарченко. Мой любимый Вадик Захарченко, снимавшийся у меня потом во всех картинах и, к сожалению, 9 января 2007 года скончавшийся в больнице. А тогда он нравился Вам больше всех упомянутых кандидатов. Но я убеждал Вас не губить карьеры наших актёров, уговаривал взять немца. И уговорил. Пригласили немца из ГДР Фрица Дица. Говорил он по-русски голосом Евгения Весника.

Исторические личности и актеры

 

            

                                                            Генрих Гиммлер                 Николай Прокопович

 

  

                                                              Мартин Борман                    Юрий Визбор

 

     

                                                    Эрнст Кальтенбруннер                Михаил Жарков

 

  

                                                              Генрих Мюллер                Леонид Броневой

 

   

                                                      Вальтер Шелленберг                  Олег Табаков

А для Штирлица не было фашистских фотообразцов. Лежали фотографии Тихонова, Стриженова, Ланового, Миронова и Арчила Гомиашвили, который только что прославился ролью Остапа Бендера в Гайдаевских «12 стульях». Правда, половина успеха по праву принадлежит актёру нашей студии Юре Саранцеву, который за Остапа талантливо говорил. Но это не важно. Всем на студии было известно, что Гомиашвили самый вероятный Штирлиц, потому что он просто жил у Вас.

 

Он хорошо провёл пробы, но Вы засомневались, склоняясь постепенно к Тихонову. А ведь тогда надо же было как-то разбираться с Арчилом. Эта разборка была поручена мне. Я стал звонить по телефону, приходить, намекать на какие-то отношения. Прочитал эпиграмму на Арчила Георгия Терикова:

 

Остап был комбинатором толковым,

Мог что угодно провернуть легко,

Но не в обиду Ильфу и Петрову,

Остапу до Арчила далеко.

 

А Вы подключились и со смехом рассказали мне, как Арчил, во время своих выступлений на чёсе, договаривался с билетёрами, чтобы они билеты не выбрасывали и не обрывали, а отдавали ему, и с хохотом показывали испорченный утюг, которым он разглаживал билеты для повторных использований.

 

Но всё-таки не это сыграло основную роль в Ваших отношениях, а утверждение на Штирлица Тихонова.

 

Арчил собрал чемодан и уехал вон. Потом я вас мирил, через пять лет. На станции авторемонта, возле студии. Я Вас и с Микаэлом Таривердиевым мирил, когда Вы захотели, чтобы он музыку к «Мы, нижеподписавшимся» написал. Помните, поехал я один в Сухуми в Дом композиторов, где он отдыхал, договорился с Мирой Салганик (это названая сестра Микаэла) о том, что она мне поможет, и мы разговаривали, пили, снова разговаривали.

Таривердиев высказывал свои обиды на Вас:

 

1. Вообще, зря согласился работать на «мгновениях», т.к. много в кадре Сталина, а я, мол, антисталинист.

 

2. Написал 18 мелодий, а вошли только две.

 

3. Из-за истории с якобы уворованной мелодией Леграна для фильма. (На самом деле, никакой телеграммы из Франции с Леграновским поздравлением с успехом его мелодии в «17 мгновениях» не было. Эту телеграмму сочинил на французском и перевёл Никита Богословский. Бланк телеграммы он взял на международном почтамте, а текст потом наклеил. Это был один из его приколов). Но из-за этих слухов, считал Таривердиев, Лиознова его вычеркнула из списка Лауреатов Государственных премий за эту картину. Микаэл рассказывал, что помогли ему разобраться наши чекисты. Связались с Леграном, попросили написать письмо об отсутствии претензий.

 

4. Самая большая обида – утверждение на исполнителя песен Иосифа Кобзона. Пробовались три исполнителя: Валентина Толкунова, Валерий Ободзинский и Магомаев. Несколько раз я предлагал Кобзона, но он сначала Вам не нравился. И вдруг стало понятно, что только он и годится. Да взять-то его не было никакой возможности. Дело в том, что незадолго до этого Кобзон и Таривердиев, как бы это помягче сказать, сильно повздорили, да что там, просто подрались. Это было в Доме Кино в ресторане. Оказалось, что им назначила свидание в ресторане одна и та же девушка. И села она за столик Кобзона. Ну, какой мужик это выдержит. Вот и Микаэл не выдержал и со своим восточным темпераментом «поговорил» с певцом.

Татьяна Лиознова и Микаэл Таривердиев 

Помню, что когда записывали песни, я расставлял кордоны на лестницах, чтобы при появлении Микаэла спрятать Иосифа. Да ведь и сам Иосиф чуть не обиделся, когда получил режиссёрское указание петь так, чтобы никто Кобзона не узнал, как-нибудь по-другому. Иосиф даже в шутку предложил спеть песни на еврейском. Когда Микаэл весь пар выпустил, я стал приводить объективные причины, сглаживать, мирить. Он сдался на исполнителе роли Сталина – Андро Кобаладзе. Он его любил. Я позвонил, Вы тотчас приехали и помирились.

 

Кстати, о евреях. Группа-то у нас была почти вся еврейская, кроме oператора Катаева и художника Дуленкова. О директорах я уже не говорю. Сначала Пробер, а потом Лебединский. Он даже в массовку своих родственников приглашал. Получалось, что в коридорах гестапо только евреи-гестаповцы ходили и стояли. Лебединского Вы матом послали за это и обратились к консультанту Колху, что значит сокращённо – колхидец, из Колхиды. На самом деле фамилия его была Пипия. Он вошёл в положение и прислал для массовки красавцев-курсантов из школы КГБ, т.е. это были будущие разведчики. Американцам надо просто фильм смотреть, и личности разведчиков наших действующих устанавливать. Тогда бы, может быть, и с отравлением Литвиненко легко разобрались. Ведь «полониевый след» ведёт именно к Штирлицу, когда он делом физика Рунге занимался. Шутка.

 

Но я же про евреев. Как мне нравились фразы: «Что произошло? Кальтенбруннер женился на еврейке?» и рассуждения про физика Рунге, что у него бабушка еврейка, но Рейху он нужен. Играл Рунге Григорий Лямпе. Он был в то время заведующим труппой театра на Малой Бронной, поэтому с освобождением для съёмок актёров этого театра проблем не было. Взяли его именно, чтобы Броневого, Дурова и Гафта освобождать для съёмок от репетиций и спектаклей в театре «На Малой Бронной», но роль у него получилась прекрасно. Он в начале девяностых уехал в Израиль, играл там бенефисные спектакли в театре Гешер на идише. Ведь он прекрасно знал язык, играл в благополучно закрытом в 1949 году ГОСЕТе – еврейском театре. В 1995 году, прожив 70 лет, Григорий Моисеевич скончался.

 

Ладно уж, открывать секреты, так открывать. Фамилия Семёнова – Ляндрес, но, очевидно, сменили ему фамилию кагебисты для лучшего выполнения разных заданий. Ведь сценарий «17 мгновений» тоже был заданием. Курировал это задание сам Андропов, а главный консультант носил гордую фамилию Мишин, но на самом деле был заместителем председателя КГБ по фамилии Цвигун. Его впоследствии свои же товарищи и убили. Семёнов написал удачные книги про Штирлица, но очень неудачный сценарий. Вы, Вы его написали. Самостоятельно. Конечно, Ваша фамилия должна была быть в титрах рядом с семёновской. Главная Ваша претензия ко мне, что не настоял, чтобы вставить Лиознову как автора в титры. Да и к Микаэлу та же была претензия. Он как третейский судья между Вами, сказал, что Семёнов написал, он и в титры идёт, а режиссёр всегда переписывает. Вот уж обидел, так обидел.

 

Ведь мы все свидетели того, как, посмотрев в просмотровом зале отснятый эпизод свидания Штирлица с женой, которого ни в его книге, ни в его сценарии не было, тут же опубликовал это «свидание» в «Неделе». Рассказ назывался «Встреча с женой». Семёнов задним числом запасался свидетельскими показаниями о своём беспрекословном авторстве.

 

Ещё один секрет. Название книги взято из песни, которую любимица Гитлера – Марика Рокк пела в одном из своих фильмов под названием «17 мгновений счастья». Когда я это рассказал и показал на экране, встал даже вопрос о переименовании названия. Но Цвигун был удивительно либерален, он не только разрешил оставить название, но и санкционировал вставить фрагмент с Марикой Рокк из «Девушки моей мечты». Также любимого фильма Гитлера. Так что тень Гитлера витала над фильмом.

 

А КГБ просто висел над картиной. Многое приходилось изменять, выбрасывать. Некоторые снятые сцены ушли в небытиё, что иногда меняло даже сюжет повествования. Давайте вернём «сгоревшие рукописи».

 

Зимний подмосковный санаторий. Штирлиц с женой и сыном отдыхает перед отъездом на задание. Понятно по радиопередачам и разговорам нескольких отдыхающих, что это 1933 год – год установления фашистской диктатуры в Германии.

 

В семье очень тёплые отношения, родители играют с прелестным маленьким мальчишкой-карапузиком. Штирлиц катает его на санках, лепит снежную бабу. Вместо ведра на голову снеговика отец сажает игрушку – клоуна с медными тарелочками в руках. (Потом Штирлиц сделает из этих тарелочек себе брелок. Он будет с ним всегда).

 

Вечером жена уговаривает супруга идти на каток, но он отказывается.

 

– Да не умею я кататься на коньках, и не хочется.

 

– Понимаешь, у меня партнёра для танца нет. У нас получится. Давай!

 

– Сдаюсь превосходящим силам противника.

 

На катке происходит очень смешная сцена. Жена учит Штирлица скользить на коньках, поддерживает его, буквально тащит на себе, но её супруг падает один раз, другой. Молит о пощаде. Жена обнимает и целует его.

 

(Эту сцену КГБ категорически запретил: не может разведчик падать. Он не может чего-то не уметь делать. Разведчик умеет всё).

 

После этой сцены шли, отобранные в киноархиве документальные кадры еврейских погромов в Германии, также запрещённые консультантами.

 

Новый год Штирлиц встречает с семьёй в Московской квартире. Праздничное застолье. Тоже довольно смешное. Штирлиц рассказывает жене, как он в детстве воровал в саду яблоки вместе с другими мальчишками. У каждого мальчишки были яблони в собственных садах, но фокус был именно в воровстве из чужого сада.

 

Хозяин сада поймал именно его и придумал наказание: «Будешь есть яблоки, пока не назовёшь всех, кто с тобой был». Пришлось есть. Плакать и есть. Штирлиц предлагает тост:

 

– За то, чтобы есть тогда, когда хочется. Пить, когда хочется. Спать, когда хочется. И чтобы не предавать!

 

Супруги поднимают бокалы, чокаются и пьют шампанское. Потом подходят к сынишке, который сладко спит в своей кроватке.

 

Таривердиев написал прекрасную «мелодию сына». Этот лейтмотив мог возникать в разных частях фильма.

 

На следующее утро жена собирает мужа в дорогу. Она укладывает вещи в чемодан. Складывает тёплый свитер и смотрит на мужа. Он качает головой. Жена хочет положить в чемодан пару рубашек, но Штирлиц прерывает эту пытку и молча привлекает жену к себе. Целует её. Гладит её волосы, говорит, успокаивая:

 

– Мы обязательно будем видеться!

 

И быстро выходит из комнаты безо всяких вещей.

 

Эпизод свидания с женой в «Элефанте» один из лучших в фильме. Его рассказал Тихонову наш разведчик Конон Молодый. У них дачи были рядом под Москвой.

 

Конон Трофимович Молодый (1922-1970), разведчик, полковник. В 1961 году арестован британскими властями, приговорён к 25 годам тюрьмы. Освобождён из-под стражи в 1964 в результате обмена на английского разведчика Гревилла Винна, связника Олега Пеньковского. А в 1942 году другой наш легендарный разведчик Рудольф Абель был офицером гитлеровской контрразведки и допрашивал Молодого. Звали Абеля Вильям Фишер, а Абелем он стал случайно, когда его арестовали агенты ФБР, он назвался именем своего давно умершего друга, тоже советского агента. Так «центр» получил информацию о провале своего агента «Марка» – Абеля. Поняли, куда я вёл. Всё к себе. Ладно, шучу.

Элеонора Шашкова

Как меня не завербовали в КГБ, не знаю. Но я довольно часто бывал с ними связан, а с некоторыми дружен до сих пор. Так вот, мне рассказывали знающие люди, что такой сцены как в «мгновениях» быть не могло. Можно было только так подгадать расписание поездов, чтобы они несколько минут стояли на одной станции. А те, у кого должно было быть свидание, могли эти несколько минут смотреть друг на друга из окна вагона одного поезда в окно вагона другого. Сложно написал, но Вы поняли. Других вариантов свиданий не было. Описанных обменов разведчиков и было в истории послевоенной советской разведки только два. Второй показан в «Мёртвом сезоне», где советского разведчика (имеется в виду Абель) играет Донатас Банионис.

 

Элеонору Шашкову – жену Штирлица я привёз на студию прямо в день съёмки. Она почти не репетировала, а роль-то какая. Больше она в кино, несмотря на аж 32 кинороли, ничего путного так и не сыграла. Хотя я её приглашал пробоваться на жену Шиндина в «Мы, нижеподписавшиеся», но она совершенно не подходила к уже утверждённому на роль Шиндина Куравлёву. Потом долгое время Шашкова писала мне на студию письма, ругая, на чём свет стоит. Обвиняла во всех смертных грехах. Главным из которых было, что стыдно всё время выносить горшки за Лиозновой. Но мне не было стыдно ни тогда, ни теперь.

 

А наш любимый Лёнечка Куравлёв как сыграл Айсмана! Как Вы ему придумали чёрную повязку на глаз. А другим глазом заставили «сверлить» собеседника. А нос! Мы потратили неделю, чтобы найти ему нос. Чтобы любимый актёр Шукшина, олицетворявший для него тип русского простого парня, стал типичным арийцем с профилем древнегреческого героя! Это круто.

Но круче всех был тот, кого на экране вообще не было. Ефим Захарович Копелян. Это он превратил сериал в интеллектуальное создание. Правильно Вы встали перед ним на колени, чтобы уговорить работать вместе с нами. Ведь он был любимым актёром Товстоногова, много успел сделать и в театре, и в кино. А тут закадровый текст. Его потом все так и называли Эфир Закадрович. Его жена Людмила Макарова (Ханума) была категорически против этой работы. Ему приходилось почти каждую неделю целый год ездить в Москву на запись, а потом обратно в Ленинград. Он умер в 1975 году, но успел сделать нам очень оригинальный сюрприз. Он для юбилея студии приготовил такую миниатюру: на сцену выходил Владимир Стржельчик и под голос Копеляна совершал всё, что тот говорил. Стржельчик был в немецкой форме. Текст Копеляна был такой: «Штирлиц не спал уже вторую ночь. В Красной стреле было душно. Он вышел на привокзальную площадь, встал в очередь на такси, поймал такси, сел в него и заснул. Спал он ровно 24 секунды. Он знал, что сейчас проснётся и закурит. Он медленно закурил, вышел из такси, подошёл к Центральной ордена трудового красного знамени киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького и сказал». А эти слова дальше сказал уже Стржельчик впрямую, в зал: «Поздравляем!». Народ в зале Дома кино долго аплодировал. Очень душевно получилось. А было Копеляну, когда он ушёл от нас, всего 62 года. Жалко.

 

Жалко и Лаврентия Масоху, который играл Шольца, адьютанта Мюллера. Он умер в 1971. Некоторые наговаривают, что умер потому, что Вы на него накричали, когда он не смог выговорить фразу с повторами штурмбанфюреров и рейхсляйтеров. Но это неправда. Причины просто болезнь и частые нервные срывы по алкогольным делам.

Ефим Копелян

Получается какой-то мартиролог, но не могу не упомянуть всеобщего любимца, красавца Аркашу Гольцина. Он играл служку кардинала, которого посещал пастор Шлаг. Кардинал ему письмо диктует. Аркаша ничего не говорил, только писал, но это была настоящая актёрская работа по большому счёту. Он был в группе художником-фотографом. А случился с ним рак, и он тоже ушёл.

 

Работникам группы, да и всей студии приходилось участвовать в съёмках, иногда в самом необычном качестве. Феликс Ростоцкий был ассистентом художника. А играл… руки. Первые руки были Штирлица, так как у Вячеслава Васильевича была с детства наколка «Слава», которую нельзя было никак загримировать, а пальцы были очень пролетарского типа. Вторые руки Феликс одолжил Плейшнеру, т.к. у Евстигнеева был плохой почерк, и разобрать, что он писал в этой конспиративной сигнальной открытке, было невозможно.

 

А начальник цеха декоративно-технических сооружений студии Алексей Смирнов не только руководил строительством декораций, но и два раза разговаривал со Штирлицем в построенном им же «коридоре Гестапо».

 

Девушку – служанку Штирлица играла секретарша директора нашей студии. Ах, каким же она пользовалась успехом у мужчин после этой роли! Сейчас она нарожала много-много детей и счастлива.

 

Уже после окончания фильма она встретила меня как-то в коридоре студии и начала жаловаться: «Вот письмо получено из Швейцарии на адрес вашей картины, а никто не хочет за него расписываться – ни Лиознова, ни директор. Возьми хоть ты. Вот, подпишись». Я взял и подписался. Потом побежал к переводчикам и прочитал переведённый текст: «Господин Табаков! Спасибо Вам большое за создание на экране образа нашего незабвенного дяди и дедушки! Он был именно таким добрым и талантливым. В любое удобное для Вас время мы готовы принять Вас у себя на вилле, и оказать достойное Вашего таланта гостеприимство. Семья Вальтера Шелленберга». Я узнал, когда Табаков будет на студии и в этот день поймал его возле съёмочного павильона. Он взял конверт и письмо с переводом, всё внимательно прочитал и очень строго приказал мне: «Немедленно порвите это письмо, и чтобы никто никогда о нём не знал!» Я и порвал письмо и перевод на мелкие клочки и выбросил в урну.

 

А недавно к нам в Нюрнберг приезжал юморист В. Шендерович. Выступление его было прекрасно, потом был банкет, на котором юморист рассказал, что, когда он учился у Табакова, тот им, своим студентам, рассказывал эту историю, потрясая конвертом с иностранными марками и с обратным адресом семьи Шелленберга. Конверт-то он мне не отдал и, видно, сохранил на память.

 

А вот Светлана Светличная, игравшая Габи, блиставшая красотой, не очень счастлива. Скажите, почему?

 

Хорошо! Вы не знаете. Да Вы не всё знаете. Сообщаю Вам, что у Вас имеется человек, имеющий дипломатическую неприкосновенность, желающий Вам зла, не простивший и мне, что я уговорил его сниматься в «мгновениях».

 

По приезде для съёмок в Ригу мы ждали Вию Артмане. Она должна была играть хозяйку птичьего магазина. Договаривалась с ней ассистентка Алла Заболоцкая. Но, видно плохо договорилась. Артмане куда-то уехала, и ждать её не было никакой возможности. Я обратился к администратору Рижской киностудии, который нам был выделен на подмогу, с просьбой помочь найти человека европейского типа, и парень привёл меня к своему знакомому – директору банно-прачечного комбината, находившемуся неподалёку от места съёмок. На улице Яуниела, вблизи знаменитой Домской площади.

 

Заведующий долго не соглашался, но я его уговорил, пообещав, что мы его так загримируем, что никто не узнает. В общем, он с грехом пополам согласился. Боюсь дипломатического скандала, поэтому скажу туманно. Фамилия исполнителя роли хозяина магазина – Гунтис. Он стал потом Президентом некоей Латвийской республики. Теперь он всячески открещивается от участия в съёмках. Но мы своё обещание выполнили, загримировали его хорошо.

 

Заканчивая латвийскую тему. В портсигаре у Плейшнера-Евстигнеева лежат сигареты «Рига». А Штирлиц бьёт Холтоффа по голове бутылкой рижского бальзама, купленного в ту экспедицию в Риге.

                       

                                    Кэт Екатерина Градова                         Плейшнер Евгений Евстигнеев

Я не могу ответить на все вопросы. Но постараюсь ответить хотя бы на некоторые.

 

Да, в иностранной печати появились новые данные о судьбе Мюллера и Бормана.

 

На Нюрнбергском процессе Бормана заочно приговорили к смертной казни, но она так и не была приведена в исполнение. Преступник исчез. Сейчас появились новые сведения, что Борман благополучно перебрался в 1945 в Аргентину. Когда там пришло к власти демократическое правительство, перебазировался в Парагвай к своему старому другу диктатору Стресснеру в 1956 году. Поселился он в доме Адольфа Крюге в немецкой колонии Гогенау, недалеко от аргентино-парагвайской границы. Там его часто навещал нацистский палач «доктор-смерть» Джозеф Менгеле. Преступников сближали не только воспоминания о прошлом, но и смертельная болезнь Бормана – рак желудка. Когда болезнь обострилась, Бормана тайно привезли в Асусьонс и разместили в доме генерального консула Парагвая в Германии Вернера Юнга. Там Борман и провёл свои последние дни. 15 февраля 1959 года Мартин Борман скончался. Похоронили его ночью на сельском кладбище. Могила безымянна. Нет ни креста, ни надгробия.

 

Мюллер поселился в глубинке Аргентины, в провинции Месьонес вместе с женой, дочерью и четырьмя охранниками. Его ранчо было построено немецкими колонистами ещё в 1920 году. Шеф личной охраны Мюллера после долгой и верной службы уговорил хозяина отпустить его в Германию. За счёт Мюллера охраннику сделали пластическую операцию и отпустили.

 

Мюллер под именем Генриха Норманна так же, как и Борман, перебрался в Парагвай. Если совесть не загнала его до сих пор в могилу, то ему сейчас около 100 лет.

 

Информация о Екатерине Градовой – Кэт. Она живёт в Судогде в деревенском доме. Это окрестности Владимира, где семья также имеет купленную недавно квартиру. Маша – дочь Градовой и Андрея Миронова, много снимается, играет в театре. Времени на сына Андрюшу, которому 14 лет, у неё совершенно нет. Забота о внуке целиком лежит на бабушке Кате.

 

Когда-то врачи поставили ей страшный диагноз неизлечимой болезни. После чего она поверила в бога, и чудо свершилось. Градова выздоровела. Она окончила курс в Свято-Тихоновском Богословском институте. Преподаёт в гимназии, в русской школе предмет, который сама придумала – «Живое слово». Это изучение словесности на основе Евангелия и Библии, на русской классике. С кино и театром, естественно, завязала.

Ещё три штуки к Вашей коллекции анекдотов.

 

Первый. К даче Штирлица подъехала машина. Из неё вышел Мюллер в сопровождении взвода гестаповцев. Он постучал в дверь. «Кто Вам нужен?» – спросили из-за двери. «Мне нужен Штирлиц», – сказал Мюллер. «А меня нет дома», – ответил из-за двери Штирлиц. Мюллер выругался, сел в машину и уехал. Так Штирлиц уже третью неделю водил гестапо за нос.

 

Второй дурацкий анекдот. Мюллер вызывает Штирлица и говорит: «Завтра коммунистический субботник, явка обязательна». Штирлиц отвечает «Есть» и, поняв, что провалился, садится за стол и, не замечая удивлённого взгляда Мюллера, пишет: «Я, штандартенфюрер фон Штирлиц, на самом деле являюсь советским разведчиком». Мюллер, прочитав этот рапорт, звонит Шелленбергу и говорит: «Вальтер, зайдите, посмотрите, что ваши люди придумывают, чтобы только на субботник не ходить».

 Штирлиц как всегда выкрутится

Третий. Мюллер спрашивает у Штирлица: «Скажите, какого цвета у меня трусы?» – «Синие в белый горошек». – «Вот тут вы и попались, Штирлиц!» – торжественно воскликнул Мюллер. Он был уверен, что о его трусах знала только русская пианистка. «Застегните ширинку, шеф, иначе об этом будет знать всё гестапо!»

 

Глупо и поэтому смешно. 

Есть уже и научные изыскания по фильму. В 2006 году Константин Залесский выпустил в издательстве Вече книгу «Семнадцать мгновений весны: Кривое зеркало Третьего рейха». 256 страниц с иллюстрациями. Маленький Костик ещё в нежном возрасте всерьёз «ушиблен» фильмом. Горячий юношеский интерес, вызванный «мгновениями» из жизни Штирлица-Исаева, постепенно привёл его к глубоким научным изысканиям в области основного места действия картины, и в итоге вылился в создание ни много ни мало пятитомной энциклопедии Третьего рейха, вышедшей за три последних года. Трудно отделаться от ощущения, что автор и впрямь знает об СС, СД, РСХА, НСДАП и прочих реалиях трагического этапа немецкой истории 30-40-х годов минувшего века абсолютно всё и даже больше. Вот бы такого консультанта во время съёмок!

 

Цитата из его труда: «Всё не так, всё неверно и полностью противоречит реальному положению дел: чёрная форма сотрудников СД и гестапо – не более чем фикция. У Айсмана и Холтоффа на петлицах только одна сутяжная полоска, а с наградами у рейхсмаршала Германа Геринга творится вообще что-то странное».

 

Но при всей своей строгости, даже суровости к материалу фильма, Константин Залесский волей-неволей то и дело проговаривается о своей любви к картине, постоянно употребляет всяческие высокие эпитеты вроде «гениальный», «великий», «ошеломляющий». Конечно, и мне невероятно жаль, что на самом деле события в Главном управлении имперской безопасности проистекали весной 1945 года совсем по-иному, чем в двенадцати бессмертных сериях. Ещё обиднее, что и Штирлица не существовало. Простим? 

Совсем свежая информация. Татьяна Михайловна, Вам нужно шить новые платья. Скоро будете позировать для скульптуры. В городе Вязники Владимирской области будет целый комплекс «17 мгновений». Неподалёку от Вязников находится Исаево, как считают энтузиасты, исконная деревня предков Максим Максимовича Исаева по отцовской линии. Энтузиасты считают, что и сам разведчик родился в этой деревне. Памятник будет стоять в парке. Фигура Штирлица расположится между чугунными створками дверей, за которыми будет реальный вход в открытое для жителей и туристов кафе. Вот как написано в заявке: «Бронзовый Штирлиц как бы выходит из этих дверей, а турист заходит. Звучит музыка Таривердиева. В кафе подают любимый напиток Исаева-Штирлица, в гардеробе на время дадут надеть немецкую шинель за отдельную плату, а на выходе туристу выдадут вполне правдоподобное удостоверение секретного агента КГБ. Кроме того, за одним из столиков кафе расположится бронзовый автор романа Ю.Семёнов с бокалом вина и рукописью. За другим столиком режиссёр Т. Лиознова и другие персонажи, включая пастора Шлага, Плейшнера, Клауса, Бормана и т.д.»

 

Этот проект предлагают Заслуженный художник России Некосов и краевед, историк Циплев.

 

Они хотят сделать мемориальный музей фильма «17 мгновений», как музей-кафе Эрнеста Хемингуэя на Кубе.

 

Забывают только энтузиасты, что «Хэм» был в действительности, а никакого Исаева не было. Но, надеюсь, мы же не против. Пусть делают. Значит, народ верит в придуманную историю. Значит, народ любит своих героев. Значит, велика сила искусства. Если уж даже самому противному герою – провокатору Клаусу, отлично воплощённому на экране Львом Дуровым, тоже хотят памятник, значит, любят и его гада, и Мюллера, и Бормана.

 

Сразу вспомнилось, как Дуров на вопрос выездной комиссии, какой флаг у СССР, ответил: «Ну, как же. Череп и кости». И не поехал в Германию. Вообще, география поездок была на съёмках очень сложная. До провала Плейшнер идёт в городе Майсене, ГДР (помните, майсенский фарфор), потом гуляет и смотрит на играющих медвежат в Тбилисском зоопарке, Цветочная улица опять в ГДР, а из окна «выбрасывается» уже в Риге.

 

Но недаром же сказано «над вымыслом слезами обольюсь». Вот и обливаются люди, начиная с первого показа на первом канале 11 августа 1973 года в 19.30.

 

Вы интересуетесь новыми трактовками фильма. Могу обрадовать, Вы сделали глубоко религиозный фильм, при Вашем-то атеизме.

 

Некий Александр Голенков опубликовал статью под названием: «17 мгновений весны» – глубочайшая богословская аллегория и живая (ходячая даже!) икона!». Если понадобится, текст могу прислать. Так что теперь можно Вас Лиозновой-Рублёвой называть. Иконописицей.

 

Очень рад, что Тихонов стал уже дедушкой. Дочь Аня родила ему двойню. Я ему очень благодарен за защиту моей картины «Живая мишень», на которую он был назначен художественным руководителем в творческом объединении нашей студии «Актёр кино». Он ходил даже в ГОСКИНО с требованием выпустить картину. Стал смелым. Но так было не всегда.

 

Телевидение заказало только 11 серий «мгновений», снято было 12. Но постановочные (деньги за постановку) группе не выплачивались. Я пошёл к своему родственнику с моей фамилией, который был начальником экономического отдела объединения «Экран», он пользовался большим авторитетом у начальника всего телевидения Лапина. В результате их разговора я получил точный рецепт получения денег: «Пусть вся группа подаст на „Экран“ в суд. Суд, конечно, решит в пользу группы, это формальность, и деньги выдадут». Я побежал к другому своему родственнику адвокату Черткову. Он написал прекрасную книгу «Записки адвоката», где в одной из глав есть эта история. Дочь его в перестройку вместе с американским продюсером Гамбургом начинала передачи, инсценирующие судебные заседания гражданского суда. Сама даже выступала в роли судьи в красивой мантии. Чертков быстро составил исковое заявление и отдал мне подписывать членам группы. Все с радостью подписали. Только Вячеслав Васильевич не стал подписывать. Тогда он считал это выпадом против власти. Но, узнав, что суд решил в пользу группы и все получили деньги за лишнюю серию, он бросился к Лапину, и получил-таки свои деньги.

 

Двадцатипятилетие фильма уже справляли. Тридцатилетие тоже.

 

В 2008 будет тридцатипятилетие. Надеюсь приехать в Москву и как следует попраздновать.

 

Примечание: это фрагменты писем. Всё личное (почти всё) я, по мере возможности, убрал. И, конечно, Ваши письма будут опубликованы только с Вашего письменного согласия.

 Штирлиц ехал в Берлин

Ваш Марк