Личность

«Последняя декабристка»

В 5-м номере «Рубежа» за этот год мы напечатали статью Ольги Подъемщиковой «Смерть меня не берет», опубликованную еще в 1991-м году в тульской молодежной газете «Молодой коммунар». Статью эту нам принес в канун дня победы родственник героя очерка, живущий сейчас в Нюрнберге. Имя же автора этой статьи – Ольга Подъемщикова – ничего нам не сказало. Обратил на себя только непривычно высокий для не столичной газеты профессиональный уровень материала, искренность, даже пронзительность с которой автор поведала читателям о трагичной судьбе человека, совпавшей с нелегким 20-м веком. 

Поэтому мы не удивились, что и ряд наших читателей обратили внимание на эту статью и позвонили в редакцию с вопросом – кто такая Ольга Подъемщикова. Мы заглянули в интернет и убедились, что Ольга Подъемщикова действительно незаурядный человек. Неравнодушная к чужой боли, остро чувствующая несправедливость, сострадающая униженным и оскорбленным.

Увы – ее собственная судьба также оказалась трагичной. Ольга Подъемщикова погибла на пожаре в 2000-м году, при весьма, как полагают многие, странных и невыясненных обстоятельствах. Весьма символично, что гибель ее совпала с рубежом эпох – эпохи надежд на свободную Россию, за которую так болела Ольга, и эпохи, когда этим надеждам был положен конец. Думается, ее сердце все равно не выдержало бы время, асфальтовым катком надвигавшееся на смену ельцинской эпохе.

Поскольку мы Ольгу Подъемщикову не знали, мы сочли за лучшее напечатать статью о ней, опубликованную интернет-издании «Поэзия.ру». Для ясности отметим, что первый муж Ольги Подъемщиковой, о котором идет речь в статье, Сергей Белозеров, человек также трагической судьбы, за которым Ольга поехала в ссылку (отчего ее и назвали «последней декабристкой), умер в 2002-м году в возрасте 55 лет.

Ольга Подъемщикова

«Я ХОТЕЛА БЫ ЖИТЬ...»

(биографический очерк)

Ольга Подъёмщикова – женщина-легенда, женщина-загадка. Известный журналист, тонкий трагический поэт – она прожила короткую, но очень яркую жизнь, не успев, однако, издать ни одной своей книги. В ее архиве остались сотни стихов, повесть «Зима»... Сотни ее блистательных статей, очерков, интервью разбросаны по страницам тульских и центральных периодических изданий.

 

Ольга Николаевна Подъёмщикова родилась 3 августа 1961 года в городе Туле.
Этимология фамилии в семье трактовалась как производная от фразы «Подь, ямщик!», и предполагалось, что далёкий основатель рода Подъёмщиковых был ямщиком, хотя с научной точки зрения такое толкование вряд ли можно считать убедительным.

 

Ольга очень дорожила историей своей семьи, выясняла судьбы далеких и близких предков. Происхождение было предметом ее гордости. Стихотворение «Заколки из прически выну...» похоже на манифест: «...мной правят искренность, и радость, и предков солнечная кровь». В своих стихах она мечтала: «В девятнадцатом веке родиться...» Девятнадцатый век был родиной ее души, она постоянно обращалась к нему в своих стихах, статьях, разговорах... Век без мировых и гражданских войн, революций и катаклизмов, век очаровательных дам и бравых офицеров, век, пронизанный духом веры и исканиями истины...

Дед О.Н. Подъёмщиковой, Николай Сергеевич Подъёмщиков (1890-1954), был архитектором, членом Союза Советских архитекторов (с 1943 г.). Участвовал в разработке генерального плана г. Тулы, в 1940 г. назначен главным архитектором города. Принимал активное участие в подготовке обороны Тулы в 1941 г., сохранил в тайнике своего дома стратегические планы города, использованные по окончании осады для восстановительных и оборонительных работ. Бабушка Ольги, Александра Михайловна, урожденная Слепнёва (1887-1961), происходила из старинных дворянских родов Слепнёвых и Лавровых.

 

Николай Николаевич Подъёмщиков, отец Ольги, родился 22 января 1923 г. в Туле, получил образование горного инженера-механика. Учился в знаменитой элитной 6-ой тульской школе (бывшей женской гимназии) в одном классе с князем Николаем Оболенским и графом Борисом Свентицким, и, как многие выпускники 1941 года, был призван в действующую армию. Был ранен, награжден боевым орденом Красной Звезды, войну закончил в 20 километрах от Праги.

Мать Ольги, Людмила Георгиевна Подъёмщикова, в девичестве – Гузеева (1924-1996), член Всесоюзного Териологического общества, окончила Всесоюзную сельскохозяйственную Тимирязевскую академию.

 

Её род по отцовской линии происходил от крепостных Л.Н. Толстого. Прадед Ольги, Василий Гузеев, похоронен при родовой церкви Толстых в д. Кочаки, в 50-ти метрах от могилы С.А. Толстой. Дед, Георгий Васильевич Гузеев (1891-1968), был близко знаком с Л.Н. Толстым. О нем Ольга написала свое школьное сочинение, опубликованное в 1978 году в журнале «Пионер».

Ольга бережно собирала разбросанные по разным закоулкам дома старинные вещи, каждая из которых имела свою историю, – свидетельства эпохи, где жила ее душа. А душа ее жила духом ХIХ века, века дворянской чести, века сентиментального и пылкого. Ее мир таился в выцветших дореволюционных фотографиях близких и дальних родственников, в старинных часах, давно остановивших свое время, в книгах с «ерами» и «ятями»… Она была совсем не советским ребенком. Через всю свою жизнь пронесла она и любовь к Толстому.

В 1974 году Ольга окончила музыкальную школу, как и полагалось девушке из хорошей семьи. Однако особого прилежания к музыке не показала, хотя потом иногда играла на фортепиано. Ее любовью стала гитара, на которой она играла довольно самодеятельно, нимало этим не смущаясь.

 

Именно такая девушка и могла полюбить поэта. Сергей Белозёров был старше ее почти на тринадцать лет. В пору ее учебы в институте он ходил в литературных кумирах, его имя было окутано романтическим ореолом, стихи переписывались от руки, а студенты пели песни на его стихи… Любовь вспыхнула внезапно, вопреки воле родителей. Совсем недолго прожили они в городе Советске, откуда Ольга писала своей подруге Юле Архангельской: «Это, конечно, авантюризм, – так строить жизнь, как я. Но я счастлива, что нужна ему. Этот человек стоит того, чтобы жить хотя бы ради него...»

 

Сергей Белозёров был моложе своих литературных товарищей по «свинцовому веку» – Леонида Губанова, Аркадия Кутилова и других, но советское всевидящее око перед тем, как ослепнуть, успело и его зацепить своей когтистой лапой. «Надежда русской поэзии!» – писала о нем «Литературка», но печатать – не печатала. Логичным продолжением тогдашних взаимоотношений власти с неугодными поэтами стало уголовное преследование... за неуплату алиментов бывшей жене. И когда С. Белозёрова в 1983 году сослали в трехлетнюю ссылку на станцию Зима Иркутской области, Ольга, которая уже ждала ребенка, последовала за ним. «Последняя декабристка» – прозвали её потом. Как ссыльного, Белозёрова не брали на приличную работу – место ссыльных было в кочегарке. В Зиме Ольга, совсем молодая женщина из совершенно другого поколения, получила крещение уходящим «свинцовым веком».

Несчастье случилось неожиданно – ребенок родился тяжелобольным. Диагнозы были самыми разными – церебральный паралич, родовая травма, прогнозы – неутешительными: хорошо, если проживет пару лет… Так в ее доме поселилось горе. Девочка, которую назвали Анной, не могла ни ходить, ни говорить, ни вообще что-либо делать, практически никак не реагировала на окружающее. Такой она и оставалась все десять лет своей короткой жизни. Ольга приняла это как крест и любила дочь такой, какой она была, со всей силой своей материнской любви.
В 1985 году она вернулась из Зимы в Тулу и отправилась с дочерью в Москву в надежде, что хоть столичные светила смогут что-нибудь сделать. А в 1986 году, после безрезультатных походов по московским врачам, она окончательно вернулась в Тулу.

 

Сибирский опыт дал Ольге тот угол зрения, которого не имели многие ее ровесники и даже люди более старшего поколения. Возможно, именно этот опыт дал ей толчок к стремительному творческому росту и журналистской популярности. Немаловажную роль в формировании Ольги и как журналиста, и как поэта, безусловно, сыграл Сергей Белозёров. Будучи намного старше и опытней, он был ее первым читателем, критиком и своего рода наставником. Ольга же, в свою очередь, со всей пылкостью и энергией молодости (которая всегда отличала ее, когда она боролась не за свои интересы) взялась пробивать в печать его стихи. И когда в 1990 году в Приокском книжном издательстве вышел в свет сборник стихов С. Белозерова «Словарь далей», она радовалась его успеху, как своему.

 

В начале 1987 года Ольга начала работать в редакции молодежной газеты «Молодой коммунар», которая надолго стала ее родным домом и которой она посвятила свои самые плодотворные годы.

 

С горбачевской «оттепелью» пришли надежды – что власти, наконец, начнут уважать свой народ, что честь и порядочность вновь станут нормой в обществе. Ольга была идеалисткой и поэтому хотела верить в это. В ней «заиграла» дворянская кровь, и она со смехом дарила всем визитки с надписью «Ольга Подъёмщикова, потомственная дворянка...», сделанные кем-то из друзей.

В 1987 году она знакомится с человеком, ставшим впоследствии для нее символом бескорыстного служения людям и Богу – священником отцом Ростиславом Лозинским. В этом же году Ольге присуждают премию им. Г. Успенского Тульского отделения Союза журналистов СССР, а в следующем – принимают в Союз.

 

В 1988 году молодому и энергичному коллективу газеты дали понять, что свобода свободой, а игру по правилам еще никто не отменял. Главный редактор был уволен, и часть журналистов, Ольга в том числе, покинула редакцию.

 

Ольга перешла на работу в областную партийную газету «Коммунар». Работая в «Коммунаре», она становится одним из организаторов общества жертв политических репрессий «Мемориал», выступает за выявление и увековечивание мест захоронений жертв сталинских репрессий. Там же она знакомится с Андреем Коровиным, начинающим журналистом, который впоследствии стал ее мужем.

 

В 1990 г., после возвращения А. Коровина из армии, они уже вместе пришли в «Молодой коммунар» с возвращенным туда редактором Б. Играевым. С подачи Андрея, они создали Комитет солдатских матерей, призванный защищать военнослужащих, подвергающихся дедовщине в частях, и требовать расследования случаев смертей военнослужащих во время прохождения действительной срочной службы. Многие парни обязаны лично Ольге своим здоровьем, жизнью и свободой. Она спасала ребят от дедовщины и прочих бед и несправедливостей тогдашней армии. Она смело открывала двери, прежде наглухо закрытые для журналистов. Она раскрывала убийства, помогала хоронить абсолютно незнакомых людей, утешала обиженных и униженных. Она никогда не отмахивалась от чужих проблем – люди шли к ней, когда идти было больше некуда и не к кому. Она работала Спасателем, словно оправдывая свой знак гороскопа, знак Льва. Она будто нарочно шла на штурм государственных бастионов – КПСС, КГБ, Вооруженных Сил…

 

Ей был важен каждый человек, ей была интересна судьба самого маленького человека – и этим она тоже продолжала традиции столь любимого ею девятнадцатого века. Ибо только через призму проблем маленького человека можно разглядеть государственные проблемы. Она была демократом в принятом в конце 80-х – начале 90-х годов смысле, но в ее демократизме государственности было больше, чем в мелкопоместном патриотизме государственников. Она писала свои статьи не по долгу службы, а по зову сердца, она проживала чужую жизнь, как свою, и ее работа была неотделима от ее жизни – настолько все закручено в один узел!

 

Журналистика была для нее всем – жизнью, любовью. Трудоспособность ее была фантастической. Зачастую в одном номере газеты было две-три ее статьи, причем солидного объема. Она любила писать «полотна», как это тогда называли. Ей нужно было жизненное пространство, где бы она могла развернуться. Это была ее личная «авторская» журналистика. Она каждую публикацию пропускала через себя, через свою душу, как через фильтр. Наверно, поэтому ее статьи были такими светлыми, наверно, поэтому газеты выписывали только потому, что в них работала Ольга. В первой половине 90-х, когда город погрузился во мрак бандитских разборок, ужас и нищету безработицы, Ольга ввела в газете авторскую полосу «Жить можно!», которая стала духовной поддержкой для многих ее читателей. А у нее были свои верные и преданные читатели. Они узнавали ее по стилю, даже если она ставила псевдоним или вообще не ставила подписи, хотя такое бывало редко – Ольга всегда отвечала за свои слова и никогда никого не боялась.

 

И во время событий августа 1991 г. Ольга не смогла остаться в стороне от происходящего. Вместе с несколькими журналистами самой демократической и смелой на тот момент газеты «Молодой коммунар» она участвовала в заседаниях тульского комитета поддержки законно избранного президента СССР, писала листовки и обращения к жителям города. Победа над ГКЧП была воспринята ею как новая русская революция – прежде всего революция сознания, направленная против деспотичной безбожной власти, которую пытались вернуть «гэкачеписты». Хотя, конечно, в душе ей всегда была ближе монархия, о чем она довольно часто говорила в последние годы жизни.

 

На оборотах рукописей статей и в журналистских блокнотах зачастую рождались и ее стихи. Стихи и статьи в ее жизни были соседями. В своих статьях она разговаривала со своими земными читателями, с людьми, а в стихах – с любимыми и с Богом. В жизни, как и в стихах, Ольга часто разговаривала с Богом, просила у него совета. Он был ее главным судьей и собеседником.

 

В январе 1992 года О. Подъемщикова и А. Коровин венчаются в тульском храме Двенадцати Святых Апостолов.

 

Одним из самых тяжелых в жизни Ольги Подъёмщиковой стал 1994 год. 25 марта умерла дочь Анна и почти сразу же – ее духовный наставник о. Ростислав Лозинский.

 

В 1995 году Ольга ушла из разваливающейся и изменившей курс газеты «МК» практически в никуда. Ольга была вынуждена согласиться работать консультантом в пресс-службе тульского губернатора Н.В. Севрюгина.

 

14 марта 1996 года умерла Ольгина мать. Это было для нее еще одним страшным ударом. Груз потерь любимых людей стал для Ольги почти невыносимым. И в том же году она уходит с государственной службы в Тульское епархиальное управление, чтобы возглавить газету «Тульские епархиальные ведомости». Там она как бы обрела новую жизнь: занялась тем, о чем, может быть, всегда мечтала – о служении Богу. И это стало утешением в ее горе. Через два года газета под руководством Ольги станет журналом. Переход из светской журналистики в журналистику духовную был для нее весьма символичен. Она была верующим человеком еще в советское время, с середины 80-х годов активно писала о необходимости возвращения к вере, восстановления разрушенных храмов. Она организовывала Рождественские вечера Тульской епархии в концертном зале Тульской областной филармонии, каждый из которых был культурным событием в жизни города.

 

Именно в это время Ольга начинает заниматься «выборными» технологиями, или, как принято теперь говорить, – «пиаром». Она участвует в разработке предвыборных кампаний «генералов политической сцены» – А. Лебедя, А. Коржакова, а также местных «знаменитостей»… Поначалу это, видимо, был скорее спортивный интерес – Ольга любила пробовать себя в чем-то новом, – но со временем стало просто средством заработка.

 

В последний год жизни ей выпал шанс проявить себя в новом качестве – ведущей телевизионных новостей. Это был тульский кабельный канал «Арсенал-ТВ», где Ольга сама готовила и выпускала новости. Она и раньше делала сюжеты для областного телевидения, но тут впервые она была сама себе хозяйка и занималась новым делом, как всегда, увлеченно, прекрасно вела выпуски новостей... Ради очередной избирательной кампании Ольга ушла с «Арсенал-ТВ». Думала, что временно... Выпустила пять номеров предвыборной газеты…

 

По окончании выборов трое сотрудников этой газеты, Ольга Николаевна Подъёмщикова, Ирина Николаевна Извольская и Николай Дмитриевич Шапошников, поехали на дачу своей знакомой в д. Алешня. В ночь с 5 на 6 октября в даче произошел пожар. Когда приехали пожарные, деревянная дача выгорела дотла…

 

Ольгу Подъемщикову отпевали в соборе Всех Святых г. Тулы, напротив которого она жила.

Считается, что поэты предчувствуют свою смерть. И при всем жизнелюбии Ольги трагические ноты периодически звучали в ее стихах: «Я полюбила зиму. Это к смерти...» А в последние годы тема смерти стала одной из главных в ее творчестве.

 

Тем не менее Ольга очень любила жизнь. И, как все творческие люди, чувствующие, как мало им отпущено этой жизни, стремилась прожить ее на бегу, честно, стремительно и красиво. Она подарила нам всю себя, а в память о ней остались ее прекрасные стихи и ее придуманная Голландия – страна влюбленных, где она сама хотела бы жить.

А. Лучников

Ольга ПОДЪЕМЩИКОВА

* * *

Заколки из прически выну –
и рухнет золота обвал.
Стихия, чуждая мне, – рынок,
стихия родственная – бал.

Не утруждаясь ношей лишней,
иду – походка все легка.
Стихия родственная – личность.
Стихия чуждая – толпа.

И, позабыв былое горе,
я вглядываюсь в глубь небес.
Стихия, чуждая мне, – город.
Стихия родственная – лес.

Непостоянная, как детство,
на груз веков махну рукой.
Стихия родственная – бегство,
стихия чуждая – покой.

Там, где злодейство, лицедейство
творят привычную им месть,
стихия чуждая – лакейство,
стихия родственная – честь.

И среди смуты и разлада,
как ни суди и ни злословь,
мной правят искренность, и радость,
и предков солнечная кровь.

* * *

Неужели же, Господи, лишь обживусь
в этом мире, где мне было так бесприютно,
Ты мне скажешь: пора, распрощайся с приютом,
возвращайся домой. Отчего ж тогда грусть
от разлуки с лужайкой в июньской росе,
с серым ежиком в яснополянской аллее
и с закатом в Клинах, что так нежно алеет –
с днем, когда прощены и любимы мы все.

Отчего же, о Господи, эта печаль,
когда голос кукушки летит ниоткуда?
Глядя на небеса, снова веруешь в чудо,
и наука любить – лишь наука прощать.
Там кувшинки грустят о далекой звезде,
чье дрожит отраженье в стоячей воде,
и нисходит туман, и ложится роса.
И с печалью глядят на меня небеса.

1998, Ясная Поляна
 

* * *

Я хотела бы жить с Вами
в замке, в Голландии, летом,
средь седых гобеленов
от времени выцветших стен,
где б трубили охоту,
и слуги вставали с рассветом –
с тем рассветом, когда
мы ещё не ложились совсем.

Я хотела бы жить с Вами
друг мой с повадками графа,
без турниров и танцев,
и глупостей всяких – вдвоём.
День за днём – кутерьма,
сумасбродства – не ведая страха,
чтобы Вы заплутали
в отчаянном сердце моём.

Мой печальный кумир,
наш роман оказался не вечен.
И любовная лодка,
как водится, села на мель.
Выбирая одну
из древнейших на свете профессий,
все графини идут
в журналистику и на панель.

Милый граф, и теперь,
доживая едва до субботы,
я пишу ещё что-то,
хотя ноги едва ношу.
Но, как старая кляча,
заслышу лишь звуки охоты –
бью копытом, как в юности,
гривой по ветру машу.

Это память Голландии. Да,
и не больше – не меньше.
Не трудитесь прощенье просить –
лучше нам помолчать.
Вы прошли, может быть,
мимо самой любившей из женщин.
Вы, наверное, правы.
И лучше Вам не замечать,

как охота трубит,
птица крыльями бьет над болотом,
развевается флаг,
рассыпаются кольца светил.
Робко брошенный взгляд
завершается звёздным полётом.
Но Голландии нет.
Это вымысел тех, кто любил.

Но Голландии нет.
И ни в сердце, ни в карте не будет.
Как летучий голландец, она –
лишь мираж на песке.
Пошутили поэты.
А им и поверили люди,
чтоб скитаться по свету
в старинной наивной тоске.

1994