Отечественная и мировая пресса о России

Смерть традиции

Общий недостаток большинства отечественных политологов, на наш взгляд: они бегут от реальности, не хотят (и не всегда могут) ее анализировать, предпочитая пребывать в мире абстракций.

Во-первых, объясняя особый характер развития нашей страны, практически все современные российские исследователи отошли, и притом далеко, от изучения и ее истории, и реальных социальных процессов, обусловливающих нынешнюю эволюцию России. Их мысль течет среди абстрактных законов политического процесса, неких высших сущностей типа национального интереса или воли народа.

Во-вторых, большая часть исследователей прямо или косвенно разделяет общество на элиту и народ, не опускаясь не то что до изучения, но даже до признания наличия более мелких социальных групп. Аналогичным образом о внешнем мире говорится лишь то, что он стремится помешать развитию России – как будто он един в этом стремлении, а все другие интересы и цели у него вообще отсутствуют.

В-третьих, отечественные исследователи в своем большинстве полностью перешли на позиции цивилизационного подхода. Обусловлено это, на наш взгляд, не видимыми преимуществами такой парадигмы, а тем, что она тешит самолюбие авторов как представителей страны, в одиночку составляющей особую (или самую особенную) цивилизацию.

И, наконец, в-четвертых, отечественные авторы все более склоняются к тому, что залогом успешного развития России является восстановление неких исторических норм, якобы свойственных российскому архетипу. Упоминания Византии, ее духовности, будто бы присущего этой империи стремления жить в соответствии с высокими нравственными канонами, встречаются все чаще. Это напоминает размышления африканских диктаторов о высокой духовности их народов – увы, поруганной европейской колонизацией.

Идеей православной нации маскируется безумное социальное и имущественное неравенство. И оказывается, что с «исторической точки зрения» особенности византийской культуры заслуживают большего внимания, чем, например, причины и последствия массовых репрессий 1937–1938 годов.

Для того чтобы объективно оценить логику развития российского общества и власти, нужно оставить византику профессиональным медиевистам и сосредоточиться на более коротком временном отрезке – прежде всего на ХХ столетии, анализируя реальные факты истории России, СССР, а потом и новой России, сопоставляя обнаруживаемые тенденции с процессами, происходившими в мире в этот период, и оценивая не столько риторику элит, сколько социальные реалии.

Во-первых, в ХХ веке оформилось лидерство открытых и демократических государств над замкнутыми автократическими режимами. Сегодня ни одно «не вполне демократическое» государство не выступает нетто-экспортером высокотехнологичных товаров и технологий в страны «первого» мира. Характерным для экономики ХХ века стало и то, что ни одно «не вполне демократическое» государство не смогло опередить лидеров западного мира по экономическому потенциалу. Исходя из этого, следует более реалистично оценить потенциал «авторитарной модернизации».

Во-вторых, экономическая успешность ведущих стран стала базироваться на двух важнейших факторах: на диверсифицированном характере народного хозяйства и успехах в производстве и внедрении новых технологических решений. Узкоспециализированными – на производстве полезных ископаемых, энергоносителей или даже массовой промышленной продукции – остаются лишь экономики «второго эшелона». Учитывая этот факт, не следует упиваться риторикой энергетической сверхдержавности.

В-третьих, ХХ век продемонстрировал провал всех примеров политически (и тем более – идеологически) запрограммированного развития. Все они – от Британской империи до мировой системы социализма, от «третьего рейха» до СССР – к концу столетия полностью разрушились.

США – последняя из великих держав, идентичность которой во многом имеет ценностно-религиозную природу, начинает сталкиваться со всевозрастающими трудностями в экстраполяции своей модели на внешний мир.

Россия в ушедшем столетии совершила все ошибки, которые могла совершить крупная европейская держава. Развитие страны на протяжении большей части ХХ века определялось идеологической доктриной, сторонники которой нанесли жизненным силам государства почти невосполнимый урон. Огромный хозяйственный потенциал был растрачен в бездарном противостоянии остальному миру.

Особенностью России ХХ века стали такие резкие смены элит, которые не переживала ни одна из ведущих стран мира. Истребив (или изгнав) представителей традиционных аристократических элит конца XIX столетия, страна подорвала естественную преемственность. Парадоксом советской системы оказалось то, что политическая элита, власть которой основывалась на идеологии, была отделена от собственности, а также, по сути, и от любой возможности ее присвоения.

В 1990-е годы из этого состояния совершился новый переход. Представители элиты забыли об идеологии, но не избавились от менталитета временщиков, под прикрытием откровенной демагогии перекачивая миллиарды бюджетных долларов в зарубежные банки.

Соединение собственности с властью и их свободная конвертация друг в друга, а никакие не духовность или евразийскость есть характерная черта российской власти начала нового столетия. Особый драматизм ситуации придает то, что новая элита сложилась не в продолжительной борьбе за некие политические цели (как формировалась большевистская элита в начале ХХ века, нацистская – в 1920-е годы в Германии и даже ельцинская в период подъема демократического движения), а в ходе совместных обучения (юрфак Ленинградского университета), службы (резидентура КГБ в Восточной Германии), коммерческой деятельности (комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга) или жизни неподалеку (дачный кооператив «Озеро»).

Эта элита собрана совершенно случайным образом, а ее важнейшим скрепляющим элементом являются бизнес-интересы. Стремление к обеспечению институционализированного материального благополучия – вот что связывает сегодня воедино российский политический класс. Кроме того, новая элита формирует в своих членах ощущение вседозволенности, порождающее преклонение перед государством, которое существует у людей этого типа лишь до тех пор, пока они уверены в том, что «государство – это мы». Политологи избегают обсуждать экономические цели российской политической элиты, и это обесценивает любое политологическое исследование современной России.

Нельзя постичь суть происходящего в России, оценивая его изнутри парадигмы, которую власть навязывает обществу. Например, принято винить в нынешних проблемах бюрократию. Но разве бюрократия не создана нынешней властью для ее собственных целей? На наш взгляд, ссылки на бюрократию применяются для того, чтобы не раскрывать истинные замыслы властей, которые исполняются весьма эффективно.

Вспомним, например, административную реформу Дмитрия Козака или отмену социальных дотаций по Михаилу Зурабову. Всем известно, что эти проекты провалились. Однако было бы правильно сказать, что они не достигли лишь декларировавшихся целей – в то время как их проведение принесло инициаторам десятки и сотни миллионов долларов, банальный «распил» которых скорее всего и был подлинной целью нововведений. В данных случаях президент, федеральные органы власти, Госдума и бюрократы на местах сработали в полном взаимодействии друг с другом.

Или, например, распространено мнение о том, что демократия в 1990-е годы не удалась. Но так ли это? Нетрудно понять, почему этот штамп вброшен в общество: в 1990-е годы демократия не удалась в глазах тех, кто потерял свои посты после «пролета» Анатолия Собчака на мэрских выборах в Петербурге в 1996 году. По той же причине 2000-е годы, когда Владимир Путин и его друзья заняли руководящие посты в стране, воспринимаются элитами как сугубо демократическая эпоха.

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ,

«Независимая газета», 8 августа

Дачная связка

Владимир Путин привел в Кремль такие властные структуры, которые деформируют общество и экономику России.

Путин и его соседи по дачному кооперативу «Озеро» давно расстались с прежним менталитетом садоводов. Бывшие сокурсники, бывшие сотрудники по мэрии его родного Санкт-Петербурга, совладельцы банка «Россия» или чекисты, соратники по службе в КГБ, – все они занимают командные посты в российской политике и экономике, в прокуратуре и вооруженных силах. Владимир Путин и его дружина стали государством в государстве.

Сегодня российскую политику определяют не только старые товарищи. Все чаще способных конкурентов из простых вытесняют их дети: Николай Шамалов, сосед Путина по дачному кооперативу, смог поставить своего сына Юрия во главе крупнейшего российского пенсионного фонда «Газфонд». Премьер-министр Михаил Фрадков как председатель совета директоров государственного «Внешэкономбанка» контролирует не только данный финансовый институт, но еще и работу своего сына, который заседает в его правлении. Директор ФСБ Николай Патрушев устроил своего отпрыска Андрея советником главы «Роснефти». Младший сын вице-премьера Иванова оказался на должности заместителя президента «Газпромбанка».

«Таким образом российское руководство трансформирует свой политический капитал в экономический. Оно становится "большим игроком" в "большом бизнесе"», – полагает московский социолог, изучающий российскую элиту, Ольга Крыштановская. Но гораздо хуже, что при Путине установилась клановая система, считает профессор экономики Леонид Козальс. Свободной конкуренции за руководящие позиции больше не существует, а борьба за власть ведется, как в среднеазиатских деспотиях, исключительно в пределах клана.

В будущем, предсказывает Козальс, Россия может скатиться в застой, в стагнацию, подобную той, что была при Леониде Брежневе. «Власть имущим больше не интересно определять направления развития страны, речь у них идет только об отработке тактики передачи власти собственным отпрыскам»… Как формулирует это гроссмейстер и оппозиционный политик Гарри Каспаров: «Россия для Путина не является страной, которой он управляет. Для него это акционерное общество. И оно должно принести своим главным акционерам как можно более высокие доходы».

Верным однако является также и то, что сейчас, возможно, Владимир Путин поддерживает хрупкий баланс власти не как первый среди равных, а лишь в качестве вывески: ведь изнутри правящий клан подобен стае волков. Они вместе охотятся, но, как и волки, смертельно ненавидят друг друга и ревниво следят за соблюдением своих личных интересов.

Все невольно наводит на мысль о том, что Путин согласится пойти на третий срок. «Несколько лет назад Путин действительно собирался покинуть президентское кресло. Сегодня он с каждым днем все чаще размышляет над тем, не следует ли ему остаться во главе государства», – сказал один кремлевский чиновник, пожелавший остаться анонимным. Задуматься над этим Путина заставило, прежде всего, скорое забвение покойного «Туркменбаши», туркменского диктатора Сапармурата Ниязова. Путину не хочется, чтобы его бывшее окружение столь же быстро вычеркнуло его из жизни и обрекло на безвестность. Поэтому с каждым днем его желание остаться подольше в Кремле только крепнет.

Матиас БРЮГГМАН,

«Handelsblatt» (орган немецких деловых кругов), 14 августа

Сообщение Росстата

Разрыв в доходах жителей столицы достиг критического уровня

Росстат опубликовал очередную «сводку с фронтов» – справку о доходах россиян в первом квартале 2007 года. Краткое резюме: экономический рост продолжается, но разрыв в доходах населения растет – особенно заметно в Москве.

Это означает, что нефтяные деньги, приходящие в страну, распределяются крайне неравномерно: как по горизонтали (одни регионы богаче, другие – беднее), так и по вертикали (карманы обеспеченных людей наполняются быстрее, чем карманы тех, кто действительно нуждается в деньгах). Чтобы понять реальный уровень жизни населения, социологи пользуются понятием децильного коэффициента – берут 10% самых богатых людей в регионе, 10% самых обездоленных и сравнивают их доходы. По данным московского отделения Росстата, показатель децильного коэффициента в столице равен 41 – то есть средний богатей богаче среднего бедняка в 41 раз. Для сравнения – в развитых европейских странах этот коэффициент колеблется в районе 6-9, в США – 10-12. Результат красноречив и уже опасен – даже не столько социальным взрывом, как было в России в начале XX века (тогда этот показатель зашкалил за 25), сколько социальной апатией – все больше людей ощущают себя аутсайдерами в этой жизни.

«Известия», 10 августа

От редакции. Выше приведены основные тезисы двух далеких друг от друга авторов – директора Центра исследований постиндустриального общества РФ Владислава Иноземцева и немецкого журналиста Матиаса Брюггманна. Каждый из них касается различных аспектов внутриполитической жизни России, но оба акцентируют две ее черты. Первая: политическая элита нынешней России формируется практически исключительно из людей одного клана, осью которого является В. В. Путин. Вторая: внутренняя и внешняя политика России диктуется бизнес-интересами членов этого клана. Эти представления находят все более широкое признание как в самой России, так и за ее пределами. Об этом неоднократно писал российский политолог Андрей Пионтковский, о том пишет в своей книге «Демократура Путина» другой немецкий журналист Борис Райтшустер (см. № 7 «Рубежа»). 

В предыдущем номере мы с удовлетворением воспроизвели информацию Российского статистического ведомства о том, что средняя зарплата в России перешагнула рубеж в 500 долларов. Но только мы успели сдать тот номер в печать, как очередное сообщение Росстата, прокомментированное «Известиями», еще раз подтвердило, что рост доходов в России происходит крайне неравномерно. Перепечатывая это сообщение, мы исходили из того, что оно может служить хорошей иллюстрацией к обсуждаемой теме. «Известия» затруднились найти аналог тому соотношению доходов самых богатых и самых бедных слоев населения, которое есть в нынешней России: даже в царской России накануне революции оно было значительно меньшим. Мы полагаем, что аналоги все же можно найти. Примерно таким же, вероятно, является соотношение доходов членов королевской семьи и кочевых бедуинов в Саудовской Аравии.