Дискуссия

 

Михаил АРКАДЬЕВ

Движение сопротивления

 

Что произошло с моей Россией? Где та Россия, которую я любил? Где Россия, которая когда-то была милосердной, терпимой и нравственно обеспокоенной страной? Где та Россия, которая была готова посмотреть на себя глазами П. Я. Чаадаева? Где Россия Льва Толстого и Федора Достоевского? Где Россия, в которой Салтыков-Щедрин не считался русофобом, написав смешную до горьких слез «Историю города Глупова»? Где Россия, которая чествовала и принимала при дворе главу чеченского ополчения Шамиля? Где Россия, в которой бедный еврей Бейлис выиграл процесс с участием присяжных заседателей, процесс, в котором его обвиняли в человеческих жертвоприношениях, но где это обвинение потерпело крах? Где Россия, в которой великий композитор Римский-Корсаков, профессор консерватории, ходил вместе со студентами протестовать против злоупотреблений властей? Где Россия, в которой простые американцы предпочитали оставлять свои банковские вклады, так как российские банки, наряду с германскими, были самыми надежными в мире? Где Россия, в которой меценаты могли вложить личные деньги в гастрольную поездку гениального и совсем некоммерческого музыканта Скрябина или в создание Музея изящных искусств? Эта Россия почти вся только в моем воображении, так как «совпадала» она с этим романтическим образом очень небольшой промежуток времени с последнего тридцатилетия XIX по первое пятнадцатилетие ХХ века. Но все-таки совпадала, пусть и не точно.

 

В какое же время мы живем сейчас? Мы живем в период, подобные которому когда-то назывались «годами глухой реакции». Мы живем в путинской России, которая сопоставима с Россией перво-николаевской, и о которой с ужасом когда-то писал Булат Окуджава в «Путешествии дилетантов». Мы живем в стране, в которой опять актуально до болезненного гротеска звучат школьные строки Лермонтова: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ».

 

И при этом, несмотря на все относительные цивилизационные успехи, мы живем в России, которая в некотором отношении намного хуже России ХIX века, и это «хуже» связано отнюдь не с материальными причинами. Мы живем в очередном российском средневековье. Все политические стороны современной России: и правящие партийцы, и прирученная «умеренная» оппозиция, и «радикальная» оппозиция «несогласных» говорят о моральном кризисе, о потере «морального свода», о гибели «системы ценностей». На самом деле проблема не в этом, совсем нет! «Системы ценностей» – и очень жесткие – встречаются у нас на каждом шагу.

 

Проблему иначе как «антропологической катастрофой», пользуясь термином Мамардашвили, не назвать. В данном случае речь идет не о «морали», а о самой структуре человека. Мы живем в России, где не осталось двух вещей, лежащих в основании «естественной» человеческой личности, личности любой культуры, кроме «Нашей». Слово «естественный» я специально беру в кавычки, чтобы не забывать, что проблема человеческой естественности не проста.

 

Мы живем в стране, в которой почти не осталось в качестве нормальных и общераспространенных явлений:

 

* первичного естественного человеческого достоинства;

* первичной естественной человеческой доброжелательности.

 

Мы живем в стране, в которой большое и малое унижение стало привычкой.

 

В стране, в которой большинство молодого мужского, а постепенно и женского населения гордится своей жестокостью, своей агрессией, своей грубостью, своим шовинизмом.

 

Мы живем в России, где знаменитая оперная звезда покрывает с наслаждением старушку-костюмершу матом в стенах великого оперного театра… Где оперный или театральный режиссер унижает своих актеров непрерывной матерщиной, причем как на сцене, так и кулуарах.

 

Мы живем в стране, в которой выдающийся музыкант, еврей по происхождению, не стесняясь, агрессивно поддерживает бойню в Чечне.

 

Мы живем в России, в которой великий виолончелист и общественный деятель, с правозащитно-либерально-западным прошлым недавно еще обнимался с деспотическим правителем, принимал от него госнаграды, а теперь торжественно похоронен в конце концов присвоившей его властью рядом с другим чиновничьим правителем.

 

Мы живем в стране, которая абсолютно отстает в своем экономическом развитии уже даже не от Европы или Америки, а от Китая.

 

В стране, которая до сих пор не смогла сделать рубль международной валютой, но при этом строит из себя мировую державу, бряцая ядерными арсеналами и шантажируя Европу газом и нефтью.

 

Мы живем в постлагерной России. Мы живем в стране, в которой десятилетиями миллионы людей жили лагерной жизнью и где «политические» уничтожались, а блатные поддерживались системой. Блатное сознание побеждает в нашей стране. И дело не в «криминале» и не в мате, которым пользовался для красного словца и Пушкин, а в типе личностных взаимоотношений. Блатное сознание основано на перманентном унижении, узаконенном беззаконии, культе хитрости, подлости, издевательства, поддержке грубого или изощренного насилия. И наши так называемые «правоохранительные органы» и судебные учреждения пронизаны блатным сознанием и блатным лексиконом насквозь.

 

Очень интересен сам термин «правоохранительные органы». Это типичный советско-российский термин, в котором свернута ложь и косвенное издевательство над понятием. Право защищают правозащитники, если оно нарушается властью. Право не нуждается в охране, но только в защите. В охране нуждаются тюрьмы, некоторые учреждения и люди. Полиция в цивилизованных странах не охраняет право, она охраняет безопасность и права граждан. А наши органы охраняют тотально бесправное государство, нарушающее свою собственную Конституцию на каждом шагу, и называют это «охраной права». Правильнее называть их в таком случае старым добрым термином царского времени – охранка. Но охранка была законопослушнее.

 

Вся современная ситуация в России, неуклонное сползание страны в новое средневековье имеет очевидные исторические корни. Все это следствие структурной преемственности в государственной системе России.

 

Трагедия России, с моей точки зрения, в том, что государственный чиновничий аппарат (при тихой или явной поддержке до сих пор не научившегося ничему большинства населения) пытается контролировать то, что контролировать и невозможно, и опасно для развития любой сверхсложной системы. Эта структурная особенность России была создана Петром I, укреплена Екатериной, гигантски расширена Николаем I, затем поддержана, в пику реформам отца, Александром III, сохранена преступно недальновидным Николаем II и, наконец, приведена в свое «абсолютное» тотальное состояние Сталиным. Из-за этого в России сейчас почти никто просто не понимает, что происходит.

 

А происходит, что и всегда происходило, по крайней мере, последние 300 лет – неумолимое торжество и тихий упорный террор номенклатурной власти, наглое торжество чиновничьего государства. Наше государство никогда не было слабым, оно всегда было и остается чересчур сильным. Но большинство населения уверено в обратном, и на этом нагло играет и выигрывает современная чиновничья элита и любой средний чиновник.

 

Показательно и чрезвычайно важно, что на уровне обыденного мышления в России не различаются понятия государства и страны, государства и народа. На уровне ежедневного словоупотребления интересы и судьбы государства просто отождествляются с интересами народа. Это очередная трагическая ошибка, вбитая в сознание поколений сталинской и постсталинской пропагандой. На самом деле интересы государства как аппарата чиновников могут и часто ничего общего не имеют с интересами страны и народа. И чем более не имеют, тем более большинство уверено в обратном. И это не просто опасная уверенность – это катастрофа. Западная, а теперь уже и мировая цивилизация давно отдала себе отчет, что государство – это лишь необходимое зло, именно зло, постоянно по самой своей природе претендующее на неограниченную власть, и поэтому его необходимо всегда ставить под контроль суда и закона. Пока в России нет свободного независимого от власти суда, пока невозможно подать в суд на Российское государство и выиграть этот суд, будущее живущих в этой стране людей под угрозой. Отношение гражданина и государства в цивилизованных странах в мирное время – это отношения взаимные, по линии «взрослый-взрослый».

 

Необходимо движение сопротивления. Дело не только в том, что нарушаются и будут еще больше нарушены фундаментальные основания свободы, не только в том, что возникает угроза активно репрессивного режима, но в том, что эти методы абсолютно бесперспективны именно с практической точки зрения. Централизованные, национализированные, контролируемые экономики – cлабейшие и самые короткоживущие в мире, даже если у них есть период относительного успеха. Они абсолютно не в состоянии справиться с элементарными экономическими проблемами мирного времени. То, что мы имеем сейчас в России, – не следствие демократических реформ, это следствие колоссального скрытого торможения этих реформ со стороны номенклатурного аппарата, который при этом весь неуспех реформ сваливает на тех, кого этот аппарат тормозил, и весь народ с энтузиазмом приветствует эту подмену.

 

Типичная, между прочим, для истории России ситуация. Правозащитная и оппозиционная деятельность, движение сопротивления абсолютно необходимы не только с точки зрения гуманистических ценностей, а, кроме всего, просто из прагматических соображений. И теория, и реальная история демонстрируют жизнеспособность и длительную (а не кратковременную, как при Гитлере и Сталине) мощь последовательно либеральных с экономической точки зрения государств. Поэтому ностальгия по «сильному» государству в России, ностальгия по национализации приводят к еще большему обнищанию страны и людей. Только свободный, обладающий реальной собственностью человек может себя прокормить. Только государство, контролируемое судом и законом, длительно жизнеспособно. Но такое впечатление, что большинство моих соотечественников охвачено бессознательным стремлением к инфантильно-неуспешному существованию, хотя позитивные примеры общечеловеческого опыта общедоступны и очевидны.

 

Характеризуется жестокий российский инфантилизм, в том числе, и видением всех возможных причин личных или российских бед исключительно вовне себя. Именно эта неспособность России в целом обернуться на себя, ужаснуться самой себе, осудить себя и повзрослеть ставит нашу страну в безысходную ситуацию. Ситуацию, в которой будут еще и еще гибнуть люди, в том числе в бессмысленных войнах. Один из авторов таких войн – президент Путин… Горлум, одевший на палец Кольцо Всевластия.

 

Именно поэтому я примыкаю к сопротивлению, к движению «несогласных». Именно поэтому я считаю, что все, кто сопротивляется всевластию, ложащемуся на Россию, могут быть, пусть временно, в одной связке. В данный исторический момент в России сопротивление ценно само по себе, так как большинство граждан страны, к несчастью, отказалось от него, принимает от этой власти все и готово эту власть поддерживать в любых ее как тихих, так и откровенных беззакониях.

 

Теперь необходимо сказать о проблемах «нравственности», «морали» и «духовности» в России вообще… и о проблемах соотношения российского коммунизма и российского православия в частности. В отношении к этим понятиям и явлениям проявляется трагическая неспособность большинства интеллектуальной и творческой части россиян продумать и прочувствовать эти проблемы бескомпромиссно и до конца. Необходимо отдать себе, наконец, полный отчет, что православие и русский коммунизм сталинского типа не являются теми абсолютными нравственными и историческими противоположностями, которыми их многие хотят представить. И совершенно не случайно современные российские коммунисты (я имею в виду лидеров и членов КПРФ, а не перекрасившихся «бывших») прекрасно себя чувствуют в церковных стенах и легко используют православную риторику.

 

Но ситуация в целом гораздо сложнее и, прежде всего, необходимо продумать разницу между коммунизмом Ленина и сталинским коммунизмом, затем функциональное сходство между сталинским коммунизмом и современным православием, и, наконец, все же, то различие между ними в истории России, которое парадоксальным образом свидетельствует не в пользу современного русского православия.

 

Ленин был агрессивен, безжалостен и нагл, но есть один нюанс: он был западник и ненавидел российское тотально-чиновничье государство. Он ненавидел ту самую Россию, которую ненавидели декабристы, Лермонтов, Салтыков-Щедрин, А.К. Толстой и многие рядом с ними. Он хотел уничтожить кондовую медленную и замкнутую Россию, ту самую Россию, которая теперь, благодаря Сталину, Брежневу, Ельцину и Путину торжествует свой реванш, только уже без тех выдающихся качеств и постоянного стремления к развитию в сторону мировой цивилизации и общечеловеческих ценностей, которые были у России до Первой мировой войны. Ленин был жесток, он был человек, лишенный совести, он совершил переворот, который нельзя и преступно было совершать, но он был быстр и сразу после Гражданской войны сообразил, что без этапа реального капитализма Россия и его партия обречены. Он ввел НЭП «всерьез и надолго». НЭП, по сути, это современный китайский вариант развития. Дэн Сяо Пин отказался от сталинизма Мао и, сознательно или нет, совершил экономический переворот в Китае, опираясь на НЭП Ленина, что и сделало сейчас Китай одним из экономических чудес.

 

Сталин же отнюдь не был западником, он был византийским деспотом, он совершил убийство «китайского» экономического варианта в России и осуществил реставрацию государственного аппаратно-номенклатурного «колосса на глиняных ногах», реставрацию, подобную той, которую в более скромном географическом масштабе совершил в наше время Путин.

 

Но теперь эта реставрация носит не амбициозно-всемирный характер, как у Сталина и других советских правителей. Теперь у нее характер глубоко провинциальный. Так что становится ясно парадоксальное преимущество советской номенклатурной системы перед номенклатурной системой Путина. И преимущество это ментального, а не материального характера. Марксизм, даже искаженный ленинско-сталинской риторикой, был чисто европейским и потому мировым философским и социально-политическим явлением. Пока мы были «марксистами» – как бы мы не относились к Марксу – мы были европейцами и участвовали во всемирно-историческом процессе в роли авангарда исторического развития, даже если эта роль была мнимая и опасная.

 

Но борьба с коммунизмом во всем мире – это была борьба с равным противником. Мы с отвращением учили научный коммунизм и политэкономию, но при этом постоянно слышали такие имена как Платон, Декарт, Кант, Гегель и другие равновеликие имена крупнейших представителей общечеловеческой мысли. Мы знали, что какими бы политизированными и истеричными ни были комментарии Ленина к Гегелю – это были комментарии человека, читавшего Гегеля со страстью на языке оригинала. Благодаря ненавидимым нами диалектическому и историческому материализму, мы, часто помимо нашей воли, были все же внутренне втянуты в обсуждение общечеловеческих исторических и научно-философских судеб. И вот марксизм в России рухнул. О том, что произойдет в этом случае мне говорил еще в середине 70-х годов мой старый учитель: «Вот увидишь, как только упадет коммунизм, на его место тут же станет православие». Речь идет именно о том же самом месте! В 1917 рухнуло православие, и эту пустоту заполнил коммунизм, в 1990 рухнул коммунизм, и эту пустоту опять заняло православие.

 

Только теперь это другое православие. Оно долгое время находилось в тесном контакте с советской властью, но сейчас отчетливо поняло, что настал его час... Что теперь власть православия будет расширяться, что опять появился шанс стать государственной религией. Оно этот шанс не упустит. И самое главное, что это постсоветское православие – во много раз менее просвещенное явление, чем православие царской России. Оно стало гораздо более консервативным, провинциальным, националистическим, узким, закрытым и, главное, агрессивным и готовым поддерживать государственную агрессию. Колоссальное количество людей, почувствовав себя без опоры, ринулось в церковь, при этом не пережив христианство, как общечеловеческую весть с общечеловеческой историей и проблемами, каким христианство и является как по замыслу, так и по роли. За исключением странного «русского христианства». Каким-то совершенно непонятным образом религия, обращенная к человеку как таковому, на русской почве стала религией «славянской», обращенной к «русским», к «патриотам», к националистам, что противоречит самому замыслу христианства. Из экстремальной религии спасения и религии радикальных вопросов о жизни и смерти, религии, в которой человек ставится постоянно в кипящую точку проблем, христианство превращается в тяжелую опору примитивной морали и ханжества, опору элементарной нетерпимости и способствует страху и глухоте.

 

На этом фоне классический коммунизм (я не имею ввиду жалкий кастрированный и трусливый полуправославный коммунизм лидеров КПРФ) с его претензиями быть венцом общечеловеческой истории, с его вниманием к мировой философии, мировой истории и мировой экономике, странным для меня – убежденного антикоммуниста – образом предпочтительнее псевдохристианского националистического государственного православия, которое теперь с такой спокойной уверенностью чувствует себя в путинской России. С моей точки зрения, современное русское православие безнравственно в самом серьезном смысле слова, и его роль в истории современной России – это роль сотрудничества с всевластием путинского корпоративно-чиновничьего государства.

 

Вся эта картина тяжелого сползания России в провинциальное средневековье и беззаконие вызывает желание сопротивляться. Именно это естественное желание лежит в основе движения «несогласных», движения российского сопротивления, и именно это естественное стремление объединяет в одной связке людей и партии, которые в нормальной демократической ситуации никогда бы не были вместе. Эта ситуация – своеобразная уменьшенная копия советского времени, когда люди совершенно разных взглядов чувствовали себя принадлежащими к одному классу: классу тех, кого давит советский Левиафан. Теперь вновь мы готовы себя ощутить теми, кто противостоит самому отвратительному из человеческих зол: наглому всевластию и беззаконию государственных функционеров. Поэтому так естественно рождение и развитие нового «революционного движения» в России – движения сопротивления. И оно обязано быть. Даже если оно обречено.

 

г.Москва

 

Собственность есть кража

(Православный социализм как «русская идея» XXI века)

В книге «Святая Русь и Кощеево царство» Геннадий Зюганов довольно основательно рассмотрел многие духовные проблемы современности. Но при этом Геннадий Андреевич почему-то почти ничего не сказал о глубинном родстве социальных доктрин коммунизма и христианского вероучения. Между тем показать такое родство сегодня очень важно, чтобы выбить почву из-под ног у многочисленных клеветников и провокаторов, пытающихся разделить русских людей стеной взаимного недоверия.

Основной упор наши враги сегодня делают на растлении народа посредством насаждения культа сребролюбия. Происходит это в основном через электронные средства массовой информации. Сегодняшние телепрограммы — это службы-мистерии различным языческим богам, то есть бесам: Эросу — порнографические фильмы, Марсу — боевики, Пану — комедии и т.д.

Вы посмотрите, как проходит большинство телепередач: ведущий, выступающий в роли жреца, особое музыкальное сопровождение, ритуальное заклание проигравших в игровых передачах, анатомирование души в ток-шоу типа «Моя семья». Подавляющее большинство работников телевидения и радио своей ненавистью ко Христу, к христианской нравственности соединяется в мистическое антидуховное существо, имя которому — Лжепророк.

Неудивительно, что в такой атмосфере «корень всех грехов» — сребролюбие — разрастается мощно и быстро.

Культ капитала, капитализм, как учит нас история, зародился в иудейской среде Голландии, куда после изгнания из Испании переселилась основная масса богатых иудеев. Капитализм — это изобретение изощренного ростовщического ума. Рабочая сила для него — это залоговая вещь, за оплату которой он берет определенный процент. Капитализм — это пик, высшая стадия иудаизма. Это же новая антихристианская религия!

«Обладание — вот смысл жизни, навязываемый человеку капитализмом. Иначе говоря, в условиях капитализма человек живет для того, чтобы есть, а не ест для того, чтобы жить, — пишет Рудольф Лившиц, знаток проблемы. — Потребительство — вот главный императив буржуазного образа жизни, вот альфа и омега всего буржуазного мироустройства. Современный капитализм не может существовать, не разжигая у людей жажды обладания…

Десятки, сотни раз в течение дня, бесцеремонно врываясь в любую передачу, реклама возбуждает в нас потребительские вожделения. Человек засыпает с мыслью о том, что он чего-то не купил, и пробуждается, думая о том, как бы ему найти средства на новую покупку. Потребительство — истинная религия капитализма. Супермаркеты — вот храмы этой новой религии. Шопинг — вот ее ритуал, ее месса».

Но для православных всегда была альтернатива этой религии. Путь нам указан апостольской общиной, где все было общее и никто ничего из своего не называл своим.

Иоанн Златоуст, призывая христиан последовать примеру апостолов и объединить имущества, поучал так: «Скажи мне: любовь ли родила нестяжание или нестяжание — любовь? Мне кажется, любовь — нестяжание, которое укрепляло ее еще более… У первых христиан… от великого усердия дающих, никто не был в бедности. Не часть одну они давали, а другую оставляли у себя; но, отдавая все, не считали что-либо за свое. Они изгнали из среды себя неравенство... Приносили все к ногам апостолов и предоставляли им быть распорядителями, так что издержки делались уже из общего имения, а не как из своего...

Если бы так было и теперь... Пусть все продадут все, что имеют, и принесут на средину... Сколько, думаете, было бы собрано золота? И сказать нельзя… А при общем содержании и за общим столом, конечно, не потребовалось бы больших издержек.

Что же, скажут, мы будем делать, когда истратим свои средства? Ужели ты думаешь, что можно когда-нибудь дойти до этого состояния? Не в тысячи ли раз больше была бы благодать Божия? Не сделали ли бы мы землю небом? Если между малым числом первохристиан это совершалось с такою славою, и никто из них не жаловался на бедность, то не тем ли более в нынешнем нашем множестве?

Разделение всегда производит убыток, а единомыслие и согласие — прибыль. Так живут в монастырях, как жили некогда все верные. И умер ли кто с голода? А теперь люди боятся этого больше, нежели броситься в море. Но если бы мы сделали опыт, отважились бы на это дело, какая была бы благодать!

И остался ли бы тогда кто язычником? Я по крайней мере думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе».

Слова Златоуста просто-таки потрясают глубиной своего социалистического духа! Святитель учит, что любовь породила нестяжание, а нестяжание еще больше ее укрепляло. Насколько же в нас оскудела любовь, если мы громадную социалистическую общину СССР, созданную промыслом Божиим, позволили разрушить, разворовать горстке служителей новой капиталистической религии, ведущей народ на поклонение идолу капитала, т.е. бесу сребролюбия?

Чем мы можем ныне привлечь к Православию язычников, мусульман, атеистов? Посмотрите, как учит Иоанн Златоуст: «И остался бы тогда кто язычником?». То есть в общине, в общем владении он видел средство обращения людей к Богу. В этом, по его мнению, и заключается проповедь Православия среди всех народов: «Таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе».

А наши демократические «богословы» потешаются над стремлением русского православного народа к общине, к общему владению материальными благами: захотели-де рай устроить на Земле, безбожники! Это что, выходит, и Иоанн Златоуст безбожник, если он призывал таким путем устроить жизнь и воскликнул: «Не сделали ли бы мы землю небом?», то есть не построили бы рай на Земле? И Василий Великий учил: «Собственность есть кража».

Вы, господа «богословы», при такой аргументации спорите не с коммунистами, вы нападаете на столпы Православия, на учителей Церкви! Потому-то вы как огня боитесь комментировать эти цитаты. Произошло небывалое извращение учения Господа, Православия, которое по духу своему очень близко социализму.

Господь и Бог наш Иисус Христос человеку, вопросившему Его о том, что делать, чтобы наследовать жизнь вечную, ответил: «Еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною». То есть Спаситель определил Свое отношение к частной собственности как однозначно отрицательное. Более того, без отказа от собственности Господь вовсе не допускает спасения души: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в царство Божие».

Когда Церковь вмещалась в общину апостолов, «все верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого», — свидетельствует Священное Писание. И в другом месте: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее».

Таким образом тогда для вступления в Церковь непременным условием был отказ от частной собственности. И Господь наш Иисус Христос, призывая к отказу от собственности, говорил о «сокровище на небесах», о том, что «если хочешь быть совершенным», то оставь все материальные блага. Значит, совершенства, восхождения к Богу невозможно достичь без отказа от частной собственности.

Итак, именно общее владение вещами является дорогой к «сокровищу на небесах», к совершенству, к Богу. То есть к тому, к чему всегда стремилась русская душа. А значит, православный социализм — единственно возможная основа возрождения России.

Вячеслав МАКАРЦЕВ,
г.Саров

 

Открытое письмо председателю ЦК КПРФ Г. А. Зюганову

 

Уважаемый Геннадий Андреевич!

 

Получил я Вашу книгу, посвященную проблемам возрождения нашей Святой Руси. Сложность поднятой темы очевидна, но она почти полностью раскрыта в статье Владыки митрополита Гедеона, вечная ему память. С его мнением я согласен, но со своей стороны я хотел бы дополнить ее изложением собственного взгляда на «Кощеево царство», которым я считаю безуспешно строившееся Вашими единомышленниками коммунистическое общество и в котором мне довелось прожить 65 лет своей жизни. И со своими страданиями, пережитыми в прошлом, я пишу Вам, главному в по-прежнему угрожающему нам «Кощеевом царстве».


Мне не увидеть, как Святая Русь в лице русского богатыря одним ударом прикончит коммунистического «Кощея». Мне 76 лет, и мой послужной список страданий, пережитых в коммунистическом «Кощеевом царстве», таков. Я сын участника гражданской войны, его родителя раскулачили в 1929 году за «веялку-сеялку». А он верил словам главного в «Кощеевом царстве» — маленького картавого вождя, отнявшего кошельки у богатых, а пропитание у бедных. «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим» и прочие словоблудные обещания были обманом коммунистов. А в реальной жизни были голод первых пяти лет советской власти, когда храмы, превращенные коммунистами в склады, были полны зерном, а люди умирали тысячами, продотряды, чоновцы, расстрелы тысяч заложников, ограбленные и оскверненные храмы и монастыри, кроваво подавленные кронштадтское и тамбовское восстания, «сломавшая хребет» русскому крестьянству коллективизация, организованный коммунистами голод начала 30-х годов, унесший жизни 7 миллионов. Наконец, самое страшное преступление коммунистов, начатое совершаться по указанию главного «коммунистического Кощея» Ульянова, — уничтожение Православной Церкви, ее духовенства и мирян, ее святынь и прежде всего мощей. Совершение этого преступления было приостановлено лишь в 1943 году, когда почти всех православных христиан, способных сопротивляться, поглотили тюрьмы, концлагеря и расстрелы.


Накануне войны с фашистской Германией коммунисты эшелонами гнали из разоренной ими России продовольствие и стратегическое сырье фашистскому «Кощею» Гитлеру. Именно у вас проходили до войны военное обучение Гудериан и многие другие немецкие военачальники. Вспомним парад в Бресте в 1939 году советских и фашистских войск, менее чем через два года после которого «Кощеев» вождь Сталин, трусливо открыв рот лишь 3 июля 1941 года, когда уже лилась кровь русского солдата, талдычил о вероломном нападении Германии.


Я видел войну во всей её жестокости. С 9 октября 1941 года и до конца войны пробыл в оккупации. Побывав в лагере и являясь несовершеннолетним узником немецких концлагерей, я испытал на себе приказ главного «Кощея-генсека» — ни грамма хлеба, ни литра горючего врагу. Мы были брошены коммунистами на верную смерть в оккупации. Что не смогли увезти при бегстве — сжигалось. Жгли вагоны с мукой, с песком, с сухарями. Соль обливали бензином, гнали скот на восток, а немцы убивали с воздуха этот скот. Жгли скирды на полях, но не отдавали народу, семьям, чьи мужья сражались на фронте. И не было бы Ленинградской блокады, если бы секретари обкома при подходе немцев отдали продукты населению, а не хранили в Бадаевских складах. Это было сплошное убийство россиян, оказавшихся в оккупации по воле коммунистов.

Закончилась война, и с запада на восток пошли эшелоны пленных из немецких в советские лагеря, на новые мучения — за то, что, брошенные коммунистами-командирами, оказались в плену. Да и за пленных отвечали родные, подвергаясь репрессиям. Я сам прошел 4 допроса НКВД за то, что был в оккупации. А судьба священников, бывших в оккупации — тюрьма, лагеря за то, что они поддерживали веру в Бога в русских людях, призывая остаться верными Московской Патриархии. Вы стремились обелить Сталина перед русскими людьми, вспоминая о его встрече в сентябре 1943-го года с архиереями. Это была не дань любви Православной вере, а боязнь той наглядной пропаганды свободы веры при немцах, когда россияне не боясь шли в храмы, свободно их открывали, собирали иконы, искали священников, собирали молодежь в церковные хоры. Если бы коммунисты того времени верили в Бога и стремились возродить Православную веру в русском народе, то торжественно на Красной площади вместе с Патриархом отслужили бы благодарственный молебен Богу за победу над врагом. А вы вместо Бога принесли «Кощею мавзолееевскому» свою благодарность.

Послевоенные времена прошли под девизом «Задавить веру», когда Церковь пытались задушить налоговым бременем, насилием областных уполномоченных Совета по делам религии, совсем закрыть храмы. Тому пример — Хрущев и прочие вероубийственные деятели из числа партаппаратчиков советского времени.

           

Коммунисты сегодня...                                                            ...и вчера

Смотрю на Вас, Геннадий Андреевич, своего земляка, ибо я тоже родился на Орловщине в городе Болхове, читаю Ваши выступления, но не вижу в Вас русского православного человека. Сидите под кровавым красным знаменем с портретом тирана, тиран и на лацкане Вашего пиджака. Демонстрации с изображениями тиранов, за которыми идет обманутый, обалделый россиянин. Ваши друзья — Ампилов, Варенников, Макашов, Лимонов, жаждущие русской крови, идут на ложь и обман народа, забывая, что мы жили в этой системе тирана-«Кощея» 80 лет. Более нам не надо этого счастья — жить при коммунизме, отдав за тиранию 100 миллионов жизней россиян.

Ваши фотографии с Патриархом, архиереями и священниками — очередной обман для людей, далеких от Бога. Даже если бы я Вас увидел в храме молящимся, несущим икону, крестящимся, но остающимся коммунистом, я не поверил бы Вам. Поэтому, Геннадий Андреевич, помогите русскому православному человеку без идей коммунизма, а с верой в Бога, ударом русского богатыря уничтожить коммунистическое «Кощеево темное царство».

С надеждой на Ваше за грехи коммунистов перед Церковью Христовой покаяние —

протоиерей Василий Ермаков,
настоятель храма преп. Серафима Саровского,
г.
C.-Петербург, 9.11.2003

 

Наш комментарий к статьям. С Михаилом Аркадьевым во многом можно согласиться. Например, в том, что по моральному уровню нынешнее российское общество значительно уступает обществу последних десятилетий ХIХ – начала ХХ века. Или в том, что «постсоветское православие – во много раз менее просвещенное явление, чем православие царской России». А кому на пользу пошло общение с советской властью и славными чекистами – ученому миру, артистическому, служителям фемиды? Ответ на этот риторический вопрос содержится в статье Аркадьева. Но, правда, артисты или ученые не претендуют на то, чтобы стать новыми поводырями общества – вместо коммунистов и чекистов…

 

Не скроем и то, что некоторые положения статьи Аркадьева представляются нам спорными. Одно из них – о «преимуществе советской номенклатурной системы перед номенклатурной системой Путина». Тут нам вспоминается Отец народов. Когда его однажды спросили, какой уклон в партии хуже – правый или левый, Он мудро ответил: «оба хуже». И еще раз принять участие «во всемирно-историческом процессе в роли авангарда исторического развития» нам бы не хотелось, лучше бы уж путинский провинциализм. Беда-то, на наш взгляд, как раз в том, что команде Путина провинциализм поднадоел, они явно стремятся вернуть России роль «авангарда исторического развития». Вон уже флажок Северному полюсу вставили, и самую мощную вакуумную бомбу испытали, и полеты бомбардировщиков к границам империалистических стран возобновили, и работу в лаборатории ядов на новую высоту подняли…

 

Аркадьев в своей статье акцентирует внимание на том, что идеология коммунизма и православие в ХХ веке сменяли друг друга в качестве идеологической доминанты России, он сравнивает их между собой. Но почему-то упустил одно весьма характерное для современной России явление: попытки синтеза этих двух идеологий. Лидером этого направления философской мысли по праву следует считать первого секретаря ЦК КПРФ Геннадия Зюганова. В августе 2003 года он выпустил трактат под названием «Святая Русь и Кощеево царство». Представление о том, на какой основе вождь российских коммунистов видит возможности синтеза идей коммунизма и православия, дает заголовок, предпосланный беседе Зюганова с главным редактором «Руси православной» Константином Душеновым, посвященной обсуждению трактата. Вот этот заголовок: «Сионизация государственной власти стала одной из причин нынешнего катастрофического состояния страны, массового обнищания и вымирания ее населения».

 

После выхода трактата Зюганов разослал его ряду православных священнослужителей и публицистов с просьбой оценить изложенные в ней идеи. Предлагаемые на этой странице статья публициста Вячеслава Макарцева и открытое письмо протоиерея Василия Ермакова (скончавшегося в феврале этого года) представляют спектр этих оценок. А вместе эти два материала, на наш взгляд, могут служить неплохим дополнением к статье Аркадьева.