В 6-м номере «Рубежа» мы познакомили вас с литературной студией объединения «Спектр» (г. Мюнхен). Сегодня мы хотим познакомить читателей с творчеством еще двух ее авторов.
Чудесное утро. Дорога перед домом усыпана опавшими цветами. Подобно магарадже, я еду по цветочному ковру. Правда, не во дворец, а в школу, и не на слоне, а на стареньком велосипеде...
Вместо урока истории сегодня встреча с бывшим заключённым лагеря Дахау. Старичок небольшого роста рассказывает, как в Латвии, во время прихода немцев, местные жители активно помогали уничтожать еврейское население. Рассказчику было тогда шесть-семь лет. Он потерял семью и провёл четыре года в концлагерях. В апреле 1945 года заключённых Дахау гнали девять дней почти без еды и отдыха по «пути смерти» в новое место содержания. Сегодня в каждом населённом пункте, через который проходил этот путь, стоит памятник, изображающий колонну тощих сгорбленных людей. «Не понимаю, как я смог преодолеть это, – говорит старичок. – Вот этот мальчуган, – он показывает фотографию мальчиков из еврейского гетто, – это я».
Некоторой части немецкой молодёжи «по барабану» ужасы Третьего рейха. «Это было так давно! Нас это не касается», – говорят они. Но на этот раз ученики разных возрастов внимательно слушают бывшего заключённого. Мы переживаем вместе с ним его лишения, смеёмся его шуткам. Потом мы бурно аплодируем, бомбардируем его вопросами и не хотим расходиться. Все, включая рэперов с надменными лицами и парней, которым всё «по барабану», окружают гостя.
Я на всю жизнь запомнил слова бывшего узника: «Говорят о компенсации нашего горя и наших мучений. Да, я получил за каждый месяц заключения по150 марок. Но разве деньги могут компенсировать потерю семьи?! Для меня компенсация – это ваше неравнодушие к тому, что произошло с нами. Это то, что вы пришли сегодня и слушали меня два часа, и то, что вы не повторите совершённого вашими предками».
Переезд, коммунизм и другие весёлые игры
Белые стены, большая залитая светом квартира. И вот эта пустота должна стать нашим домом? Мы должны заполнить собой этот вакуум? Эта стерильность должна наполниться жизнью и стать нам родной?
Мы переезжаем, а это значит намного больше, чем просто разобрать шкафы и упаковать все вещи, а затем поставить и разложить всё это на новом месте. Переезд означает, что мы ломаем наше старое гнездо с тем, чтобы построить новое, необжитое.
Наша квартира похожа одновременно на стройку, помойку и склад. В ходе сборов, к нашей радости, находятся потерянные вещи, а также всплывает куча предметов, о существовании которых мы не подозревали. И самое главное, мы выкинули кубометра три всякого барахла, набранного родителями по советской привычке: авось это когда-нибудь, где-нибудь, для чего-нибудь и пригодится, лет эдак через сто.
Мы не можем себе позволить переезжать в большом стиле – с фургоном и грузчиками, поэтому мы попросили всех друзей и знакомых, у кого есть автомобиль, перевезти два-три раза пару коробок или разобранный шкаф. Это не сложно, ведь между квартирами всего лишь три километра.
А происходит это следующим образом: я остаюсь на новой квартире, встречаю и разгружаю машины. На старой квартире их загружают.
Параллельно с переездом мне нужно готовиться к экзаменам. Разгрузил машину, отнёс вещи в квартиру и сажусь за учебник: ну и кавардак же был в Веймарской Республике! Ага, в 1922-ом, в Рапалло, был подписан торговый договор с СССР. Ой, опять машина приехала, бегу скорее её разгружать, а затем опять учить, что же там было в Веймарской Республике. Так, сближение с Западом и Францией в 1926-ом, инфляция в 1929 -ом...
Первое мая – день переезда – всё ближе и ближе. Мы трудимся, упаковываемся. Вдруг папа кричит маме: «Лена, сегодня 22-е апреля!». «Ну и что?» – недоумевает она. «Лена, сегодня же день рождения Ленина, помнишь, как нас тридцать пять лет назад в этот день принимали в пионеры?».
Нет, мои родители не коммунисты, и Ленина они не чтут, просто советская пропаганда так постаралась, что намертво вбила им в головы советские ритуалы. Когда у нас здесь, в Германии, появилось электрическое пианино, мама с радостью села за него. Вот только первые два часа она не играла любимых Шуберта и Шопена. Нет, сначала она исполнила все советские гимны и песни, которые она знала, и лишь потом она смогла играть, что хотела. Советский Союз вот уже шестнадцать лет как развалился, но до сих пор намертво сидит в головах моих родителей и предыдущего поколения.
Наконец, перевыполнив пятилетку, мы переехали 27 апреля в новое жильё. Ночью мне снилось, как постаревший Глеб Жеглов помогает нам перевозить наше барахло на олдтаймере.
Следующие недели мы осваиваемся на новой территории и играем в разные весёлые игры. Они называются тетрис и сокобан (сокобан: компьютерная игра, в которой передвигают ящики по лабиринту). Сначала мы двигаем сумки, коробки и чемоданы в нужное помещение (сокобан), а затем заполняем их содержимым шкафы (тетрис, где исчезают правильно заполненные ряды).
Наша квартира находится как раз напротив железной дороги. Есть даже прямой выход туда с участка. Таким образом, нам открывается возможность поиграть ещё в одну замечательную игру: есть ещё возможность вообразить себя Анной Карениной. Но эта игра какая-то печальная и одноразовая.
В то время, как я играю в первые две игры, у меня возникает вопрос: вот обустроимся мы, и что дальше? Ведь этот переезд не последний? Сколько мне их ещё в жизни предстоит? А ведь так хочется иметь своё гнездо, свой дом, который не придётся менять. Как хочется жить в доме, который действительно всегда будет моим домом, моей крепостью.
Даниэль БРОДСКИЙ
* * *
Мы не спали по привычке,
Всё искали в темноте –
То ли звёзды, то ли спички,
То ли чайник на плите…
Что искали, в самом деле?
Без пароля, без ключа.
Жили-были, пили, пели,
Вновь заваривали чай.
Вот и пожили на славу,
Что осталось? Разойтись –
Кто налево, кто направо,
В общем, разные пути…
Вновь душа перед простором,
Ах, лазоревый простор...
То ли – небо, то ли – море,
То ли – крашеный забор…
* * *
Падают,
падают листья карминные
С мокрых, одрогших дерев.
Пеплом подёрнулись угли каминные,
Нас отогреть не сумев.
Небом остылым, углом неприкаянным –
В южные дали земли –
Перетекут за Тянь-Шань синекаменный,
Канут за край журавли.
Боль неиспитая за убывающих,
Корочки привкус ржаной.
Ты не спеши, не спеши наливать ещё...
Тихую песню мне спой.
Спой мне ту песню забытую, старую,
Грело минувшее чтоб;
Чтобы унялся под звуки гитарные
Осени ранний озноб.
Падают, падают листья карминные
С мокрых, одрогших дерев.
Ветер рыдает в коленья каминные
Свой заунывный напев.
Свой бесконечный напев…
* * *
На перепутье троп лежит
Мираж, души моей столица,
Где за Тянь-Шаньские ножи
Слетают золотые птицы.
Где колесницы всех богов
Свои узоры прочертили,
Где свежесть горная лугов
Степные остужает пыли.
По зову чайного свистка
Заря умрёт и вновь родится,
Откинет занавес десница,
И вот – рассветная река
лучами льётся на столицу.
Хрустальный воздух без дымов,
Не переврав, доносит звуки
Ещё не высказанных слов,
Ещё не пережитой муки.
Журчат прохладно арыки.
Телами грузными качая,
Ленивоступые быки
Везут арбу, не уставая.
Всё в гору, в гору –
В росный сад,
Томимый гирями апорта,
Где сборщицы плодов обряд
Вершат торжественно и гордо,
Где óблака неспешен ход,
Где яблока мягкó паденье,
И время, как пчелиный мёд,
Янтарно тянет утоленье.
* * *
Пройдя через круг уравнений,
Что вовсе сравняли меня
С величьем вселенских кружений
И скромной судьбой муравья,
Вернувшись к венцу-изначалу,
Решаю всё тот же вопрос:
Зачем от вокзала-причала
Идёт пароход-паровоз?
Пустое ли то развлеченье?
Творца непонятный проект?
Ступень ли, награда, мученье,
Случайный побочный эффект?
Подъемлю усталые вежды
И тщусь разглядеть, как нибудь,
Хоть лучик, хоть отблеск надежды
На хоть бы какую-то суть…
Алексей ПЕТРОВ