Тимур ШАОВ
КОРРИДА
Песня дельтапланеристов
Широка страна родная,
стережет ее конвой.
Я над нею пролетаю,
как фанера над Москвой.
По земле ходите сами,
это, Господи, уволь.
Я лечу на дельтаплане,
как на «Боинге» король.
Буря небо матом кроет,
где-то что-то там крутя,
Я, как Карлсон мчусь, стрелою
поднимаюсь в высь шутя.
Я летаю над полями,
над посевами кружа,
Я плююся вниз слюнями,
удобряю урожай.
Вижу голеньких влюбленных,
кверху попками во ржи,
И недоенных буренок,
мирно срущих у межи,
Вижу пьяных трактористов,
вижу трезвую козу,
Демократов, коммунистов,
копошащихся внизу.
Разных тварей миллионы
проплывают подо мной,
Города и регионы,
зло, добро, любовь, разбой,
«Менатепы», «Инкомбанки»,
богадельни, нищета,
Голубые, лесбиянки, кони, люди, суета...
Вижу женщин
разномастных –
и горят мои глаза,
До безумия прекрасных,
Жаль, потрогать
их нельзя.
Я на них не строю планы,
изнурил себя постом,
Первым делом – дельтапланы,
ну а девушки – потом!
Высоту я набираю,
даль прозрачна и тиха,
Украину наблюдаю
и республику Саха,
Кучму с гарными хохлами,
Лукашенку с бульбашами,
Китовани с пистолетом
и Гейдара с минаретом,
Плюс – Шаймиева с ордою,
плюс – Дудаева с дудою,
Плюс – Ниязова с Кораном,
плюс – родного со стаканом.
Я летаю над кремлями,
над лесами и полями,
Над приличными людями,
над столичными ......,
Астрономам разных стран
мой известен
дельтаплан!
Сам Господь тому порука –
мир земной открылся мне,
Дельтаплан такая штука! –
философская вполне!
Ну так выпьем, кто захочет,
за полеты на Руси,
Если можно, Авва Отче, рюмку ближе поднеси!
Если можно, Авва Отче, рюмку ближе поднеси!
Хамсин
Вот как собрался ясный сокол
за моря слетать разок,
Как сквозь тернии посольские продрался,
Да за тридевять таможен,
курсом на юго-восток,
Весь совково-заколдованный помчался.
Но как только приземлился,
Грянул оземь лайнер мой,
Тут же я оборотился
Принцем с визой гостевой.
Мне налили тут же! «Где я?»
Отвечают: «В Иудее».
«В Иудее? Я балдею!
Ну – лехаим!»
В таханово-мерказитной толкотне
Я взглянул наверх, увидел неба синь.
«Хорошо у вас!» – «Да нет! – сказали мне, –
Подожди, дружок, постой, придет хамсин!»
Мне показывали Израиль,
и глядел я, как в кино:
Вот святыни, вот арабы, вот пустыни,
Это виски, джин, текила,
пиво, водка и вино,
Вот опять арабы, а вот опять святыни.
С Мишкой пили за обедом
И болтали, то да се.
«Как дела?» – «Да все беседер!»
«Как семья?» – «Беседер все!»
Так и шла у нас беседа –
Все «беседер» да «беседер».
Он в конце сказал: «Ах, если б не хамсин!»
А мы жарили свиные шашлыки!
Не кошерно, но волшебно, мужики!
Вспоминали, как гуляли на Руси,
А хамсин, блин, – ну он и в Африке хамсин.
Я страной был
очарован, поражен и увлечен,
Как цветет и пахнет древняя культура.
Ах, какие суламифи с автоматом за плечом!
Я ходил с открытым ртом, как полудурок.
На меня влиял так странно
Иудейский алкоголь.
Миштаре кричал я спьяну:
«МВД под наш контроль!
Вы, – кричал я, – не серчайте.
Ежли что не так – слихайте, –
Но ментов, ребятки, с детства не люблю».
А я на пляже видел даму в неглиже!
Ать-ма!
Ой, видать, приеду я на ПМЖ.
Эх, пропадает иудей в моем лице!
Помахал бы я мотыгой в киббуце!
Я вернулся в край родимый,
на российские хлеба,
Я в деревне проканал за иностранца.
Говорил слова чудные –
«бвэкаша», «тода раба»,
Обозвал козла-соседа марокканцем.
Обняла жена, но я ей тут же «рэгу» показал:
«Савланут – сказал, – родная,
Йом-Кипур, нельзя», – сказал.
А жена говорит: «Поди ж ты!
Был простой, а стал датишный.
Ну да ладно! Лишь бы денег доставал».
В воскресенье я пойду на огород,
Посажу монетку в десять агорот.
Ой, как вырастет олива у меня,
Будет гнуться, шекелечками звеня.
Я кричу во сне, все снится мне хамсин,
А жена толкает в бок: «Не голоси!
Минус три, какой хамсин? Нет, ты – еврей!
А валил бы ты обратно поскорей!»
Хоронила мафия
Траурной процессии не видать конца,
На лафете пушки гроб увозят –
Хоронила мафия крёстного отца,
Расейского родного мафиози.
Воры морщат лоб: бандитам плакать не к лицу.
Проститутки все вуаль надели (еле).
Девочки в знак траура по крёстному отцу
На панель не выйдут две недели.
Вдова убита горем и наследник удручён:
Как некстати папа кони двинул! (двинул!)
Теперь придётся экономить каждый миллион!
«Да на кого ж, кормилец, нас покинул?»
Оркестр играл Шопена, лабух жарил на трубе,
Кладбище наполнилось народом (сбродом),
И татуированный соратник по борьбе
Произнёс такую речь над гробом:
«Ша, не в кипиш масть, прикиньте к носу, фраера:
Лапти сплёл наш старый кореш Сеня,
Мелкий зехер недокнокал и сыграл жмура.
Щас он с Богом ботает по фене!»
Кабак трещал по швам, поминки две недели шли:
Устрицы, омары, дискотека (эка!).
Выпили, подрались, постреляли, разошлись –
В общем, помянули человека.
Некролог в газетах, телеграммам нет конца –
Вот что значит истинная гласность!
Говорят, что нового к нам крёстного отца
Из Москвы пришлёт госбезопасность.
Кошачий блюз
– Мяу, мяу, мяу, что за фрукт?
Кого это к нам занесло?
– Я случайно, с балкона упал
прямо в мусорку носом.
– А, домашний? Диванный мурчалка?
Ну, здравствуй, мурло.
Ну, что ж, садись,
обмяукаем общекошачьи вопросы.
Да не бойся, не съем, подвигайся
поближе, братан.
– Не сочтите за грубость, у вас же,
наверное, блохи.
– О, барин брезгуют нами!
Так это тебе не диван.
Здесь холера, чума, так что блохи
не так уж и плохи.
Что-то морда твоя непривычна
и вид странноват.
– Так ведь я ж благородный, я – перс.
– Так и знал, инородец!
Развелось инородцев.
Мотай в свою Персию, гад.
Жрут тут наши харчи
эти лица персидской породы.
В животе пустота, перспектив ни черта,
Превратили в скота трудового кота.
И не любит никто, всюду слышится «брысь»,
Хоть одна бы зараза сказала «кис-кис,
Кис-кис-кис kiss me».
Мы с собаками бьемся
за счастие наших котят.
Мы за мир без собак, мы когтями
их голыми рвали.
Уважаю корейцев, они эту сволочь едят.
Ну а ты, где ты был,
когда мы свою кровь проливали?
Ты ж из пятой
квартиры?
Постой, там живет еще пес.
Предал нас, ренегат,
компрадорская буржуазия!
Так ведь скоро задирать будешь лапу и лаять,
как мерзкий барбос.
Кот – в квартире с собакой?!
Дожили! Пропала Россия!
– Но, позвольте, у нас плюрализм,
мы в свободной стране.
Он, конечно, мужлан, пахнет псиной
и спит у параши.
Но он же просто секьюрити, так,
порученец при мне.
Доберман, между прочим.
– Фамилия тоже не наша.
– Ладно, кореш, забудем, давай помолчим,
В тишине заторчим, в унисон помурчим.
Лунный сыр аппетитно над крышей повис,
Может, кто-нибудь с неба нам скажет «кис-кис,
Кис-кис-кис-кис-кис kiss me»?
– Ах, вы правы, давайте дружить.
Ну зачем нам грызня?
Ну зачем нам скандал
из-за этой собаки поганой?
Ладно, все, я пошел,
вон хозяйка уж ищет меня.
Заходи как-нибудь, большевик,
угощу валерьяной.
У кошки четыре ноги
И все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.
Крысолов
Я знаю, что скоро из мрака веков
Появится в нашей стране крысолов.
И, в дудочку дуя, пойдет пилигрим,
И вся наша сволочь попрется за ним.
И выйдут в ряд за гадом гад под колдовские звуки,
Пойдет ворьё, жульё, хамьё, дубьё и прочие подлюки.
И, пальцы веером сложив, пойдет братва покорно.
Вот это кайф! Чтоб я так жил! Долой волков позорных!
А звук у дудочки таков:
В нем шепот снов и звон веков,
И песни Кельтских колдунов,
И зов седых преданий.
Под гипнотический мотив
Пойдут бандит и рэкетир,
Надеть свои трусы забыв,
Уйдет министр из бани.
Из разворованной страны, покинув свои дачи,
Уйдут бугры и паханы, ко всем чертям собачим.
И запоют сверчки во ржи, и журавлиным клином
Пойдут пахучие бомжи с курлыканьем тоскливым.
Через Брест и Калугу,
Москву и Тамбов,
За Урал на Восток
Побредет крысолов.
Его ноги натерты
И плащ запылен,
Санитарные цели
Преследует он.
И сутенеры встанут в строй под музыку такую,
Путаны шумною толпой за ними откочуют.
Уйдут вруны и болтуны и, кстати, для прикола,
Ушла бы сборная страны по стремному футболу.
И респектабельной гурьбой,
Пойдет истеблишмент родной,
Забыв про бизнес теневой
И счет в Швейцарском банке.
Закружит в небе вороньё,
В лесах попрячется зверьё,
И будут на пути расти
Бледнейшие поганки.
Двинутся маньяки на хромой собаке,
А за ними – шлюшки на больной лягушке.
А за ними – урки, ой, да на сивке-бурке,
Едут и смеются, чуингам жуют.
К Охотскому морю придет крысолов,
В него окунет весь богатый улов.
И выпьет свой грог и расслабится он,
Мол, долбись с ними сам, старина Посейдон.
Мечтательный пастух
Мечтательный пастух, изгой нечерноземья,
Иллюзий дивных полн, пасет своих коров.
И чудится ему, с глубокого похмелья,
Корриды грозный гул, жестокий бой быков.
С небес звучит Бизе: «Тореодору слава!»,
Торсида ль то поет, иль бабы на току?
Он красные портки снимает величаво
И тычет ими в нос угрюмому быку.
В крови адреналин мешается с «мадерой»
И тут уж все равно – Севилья иль Тамбов.
Мыслитель – он всегда достойный кабальеро,
Живет он во дворце или пасет коров.
Закуски бы еще – и не было бы горя
Проник он в суть вещей – начало их, предел.
Он – андалузский пес, бегущий краем моря,
Сервантес – это тьфу... И рядом не сидел!
Добавил он еще – одной бутылки мало,
И вот уж по степи хазары пронеслись,
И кажутся стога слонами Ганнибала,
Фантомы всех времен вокруг него сошлись.
Дымится небосвод, взрываются светила,
Он видит павший Рим – ликует его дух!
С ним пьют на брудершафт и Рюрик, и Атилла,
Он в центре всех эпох – неистовый пастух!
Судачат меж собой селянки на покосе:
«Опять мужик мой пьян, туды его нехай!
А жрет, гад, за троих, копейки в дом не носит,
Ишшо придет, свинья, – любви ему давай!»
Эх, вздорный вы народ, бесчувственные бабы!
Числом вас – легион, а имя вам – корысть.
Мечтательный пастух, трезвеющий и слабый,
Ведет коров домой и думает за жисть...
Коррида в Барселоне
На корриде в воскресенье
Три испанских мужика
Здоровенного быка.
Пикадор, бандерильеро,
Ну, и главный – матадор –
Зарабатывали евро,
Исполняли приговор.
Бык сопел, роняя пену,
Подбираясь к палачу,
Думал: «Щас его поддену
И маненько потопчу.
Я его достану точно,
Хоть он вертится, как вошь.
Мужичонка худосочный –
Ведь соплёй перешибёшь!»
Матадор – пацан ершистый,
Заводной такой синьор.
Дед, наверно, был франкистом.
Этот в деда – живодёр.
Бык бодал забор арены,
Бык за лошадью скакал,
Упирался рогом в стену –
Неприятностей искал.
Он ведь жил, ярма не зная,
Жизнью гордой и простой.
Да, свобода развращает...
Бык решил, что он крутой.
Ну стань в сторонке, не скандаля,
Как щенок, поджавши хвост, –
Ну тебя б забраковали
И отправили б в колхоз.
Нет же, бык, башка дурная,
Лез упорно на рожон:
«Забодаю, забодаю!»
Так и помер, как пижон.
Застывала кровь, алея
На упрямой на губе.
Борода Хемингуэя
Померещилась в толпе.
Солнце медленно садилось
Над собором вдалеке.
И торсида расходилась,
Забывая о быке.
Лишь турист – браток из Пскова,
Видно, мастер мокрых дел –
Вдруг промолвил: «Жизнь сурова...
Не быкуй – и будешь цел!»
Боремся с депрессией
Жизнь сюрпризы преподносит,
Жизнь лупит нам под дых,
И депрессия все косит
Наши стройные ряды.
Обстановка неспокойна,
Психиатры сбились с ног,
А народ сигает в окна,
Нажимает на курок.
Люди злы, как прокуроры,
Ждут печального конца,
От тоски у всех запоры
И землистый цвет лица.
Улыбаться надо, братцы,
Не сдаваться, молодцы!
Если нация в прострации,
То нации – концы.
Эй, страдалец, зачитай-ка
Список личных неудач.
«Зайку бросила хозяйка!
Уронили в речку мяч!»
Из туфты не делай драму:
Мир прекрасен, жизнь идёт.
Глянь-ка – мама моет раму,
Саша кашу смачно жрёт.
Что, начальник обижает?
Да ты в гробу его видал.
Негритят жена рожает?
А вдруг твой прадед – Ганнибал?
Это мелкие печали,
Был и хуже беспредел:
Одного вообще распяли,
Так он терпел и нам велел.
Если водку пить печально,
Можно тихо ошизеть,
Но всё не так суицидально,
Если в корень посмотреть:
Денег нет – так и не будет.
Что ж печалиться о том?
Ты дыши, брат, полной грудью,
Жуй морковку полным ртом.
Занимайся сексом, спортом,
Плавай, рыбок разводи,
Дай хоть раз начальству в морду,
Делай что-то, не сиди.
Подними с дивана мощи,
Встань, занятие найди.
Соблазни соседку, тёщу,
Тестя... – только не сиди!
Всё будет обалденно,
И не о чем скорбеть.
Вам надо ежедневно
Сто сорок раз пропеть
О том, что всё отменно,
Всё просто офигенно,
Всё ништяк.