«Триумф воли»

Сон в зимний день

Лев Толстой любил придумывать сны, а потом за завтраком рассказывать их домочадцам. То ли чудачество гения, то ли тренировка фантазии. И вот, однажды, навестить великого старца в крымскую Гаспру, где тот проводил лето, приехал из Ялты Чехов. И рассказал, что привиделось ему накануне, душной летней ночью, заснеженное русское поле. Без конца и края. Белое-белое. И шагают по полю черные сапоги. Сами собой топают. И оставляют за собой черные-черные следы. Толстой долго молчал, а потом буркнул в бороду: «Да… Такого мне не придумать»…

На прошлой неделе гостили у меня друзья из Москвы. Показал я им нюрнбергские достопримечательности, повел и в Доку-центр, музей истории нацизма. Часа на два окунулись мы в ту мрачную эпоху. Стояли перед большой витриной, уставленной разнообразными настольными бюстиками фюрера. С помощью компьютера листали альбомы фотографий. Вот почтенные фрау в порыве экзальтации сминают оцепление, чтобы оказаться поближе к автомобилю любимого вождя. Вот гордый собою мальчишка стоит в карауле у его портрета. Вот солидные пожилые бюргеры дружно вздымают руки в нацистском приветствии.

Но особенно впечатляет кинохроника нюрнбергских партийных съездов. Лагерь участников. Молодые симпатичные парни весело попивают пивко, смеются, бегают наперегонки, играют в футбол. Радостная атмосфера большого дружеского пикника. А вот и стадион на Поле цеппелинов. Флаги, факелы. Но куда делись улыбки? Сомкнутые скулы, горящие глаза. Но в этих глазах, обращенных к трибуне, восторг и обожание. «Мы смоем позор Версаля! – несется из динамиков. – Мы возродим Великую Германию! Мы свернем шею всем врагам, кто попробует этому помешать. Ein Vaterland, eine Partei, einer Fuehrer!» Триумф воли! Да, умела эта Лени Рифеншталь передавать ауру экзальтации.

– Ты обратил внимание, как много в музее молодежи, школьных экскурсий? – спросили мои друзья, когда мы вышли на улицу.

– Да, мне однажды довелось здесь присутствовать на российско-немецкой дискуссии, когда в Нюрнберг приезжала группа  наших политологов. Директор музея тогда рассказывал, какую большую работу они ведут со школьниками. Не только знакомят с трагическими страницами немецкой истории, но и прививают им неприятие любого тоталитаризма, воспитывают на идеалах демократии и свободы. А бургомистр по вопросам культуры поинтересовался, есть ли подобные музеи и центры в России, которая тоже пережила страшную эпоху сталинизма. Руководивший российской делегацией профессор Кувалдин почему-то смешался, ушел от ответа. А мне так хотелось ему подсказать: «Ну, как же, а московский Центр имени академика Сахарова?» Но постеснялся, не решился подавать реплику с места.

– И правильно сделал, что не решился. Знаешь ли ты, что Сахаровский центр, возможно, доживает последние дни?

– Как так, быть такого не может!

– Элементарно: нет денег. Западные фонды готовы и дальше оплачивать аренду здания, коммуникации, интернет. Но они считают, что хоть какую-то долю расходов должна нести и Россия. Хотя бы найти деньги на нищенскую зарплату сотрудников. А где их взять? Ни российские, ни московские власти не дают ни копейки, ручеек спонсорской помощи иссякает с каждым днем, а немногие оставшиеся спонсоры предпочитают теперь вносить пожертвования анонимно…

После обеда, сдобренного парой бутылочек французского «Мерло», мои гости отправились гулять по вечернему городу, а я уселся у телевизора, включил российскую программу. Вот так фокус: на экране какой-то исторический фильм на ту же тему. Стадион, флаги, восторженно орущая толпа молодежи. Только стадион какой-то другой, немного напоминающий лужниковский Дворец спорта, где я не раз смотрел хоккей. «Мы снова – великая держава! Мы поднимаемся с колен! Наши враги, шакалы, этому всячески мешают, но с нашим национальным лидером мы победим!» Камера Рифеншталь скользит по залу, выхватывает из толпы отдельные лица. Юные, красивые лица. Но выглядит это страшновато. Экзальтация достигает апогея: на трибуне появляется главный оратор. Камера приближается, крупный план. О, Господи! Он-то как попал сюда, что делает среди этой орущей толпы?

Я дернулся всем телом… И открыл глаза. На телеэкране веселятся новые русские бабки, в зале хохот. Привидится же такое? Сыграло со мной злую шутку уютное телевизионное кресло. Видимо, музей чересчур впечатлил, да и третий бокал «Мерло» оказался все-таки лишним. А может, прав мой приятель-сосед, уверявший, что эти французы подмешивают в свое вино какую-то гадость, очень для нас вредную. «Либерте», что ли, называется? Не стану больше пить эти европейские вина. И украинскую горилку с перцем, на всякий случай, тоже не стану…

А черные следы все тянутся и тянутся по белому полю, и конца им не видно…

Григорий ЧЕРНЯКОВ