Дело «Алексаняна»

Бессмысленная беспощадность отмирающей эпохи

Бывший вице-президент ЮКОСа Василий Алексанян наконец-то переведен из СИЗО «Матросская тишина» в специализированную клинику, где ему, можно надеяться, оказывают квалифицированную помощь. Для этого потребовалось: Михаилу Ходорковскому объявить сухую голодовку, правозащитникам и ряду деятелей культуры (увы, весьма небольшой их части) выступить с открытыми письмами в защиту смертельно больного человека, бывшему совладельцу ЮКОСа Леониду Невзлину забить в колокола, обратившись одновременно в ООН, Конгресс США, Совет Европы и Парламентскую Ассамблею ОБСЕ. И еще ряд других акций. И случилось чуть ли не чудо, во что уже почти не верилось: власть нехотя, сопротивляясь, слегка разжала сомкнутые челюсти, не выпустив, но лишь позволив дохнуть жертве.

С каким же трудом далось – вдумайтесь! – даже не освобождение Алексаняна, а всего лишь перевод в клинику, где его смогут лечить! То, что в нормальной стране произошло бы автоматически, исходя из пункта закона и соображений гуманности. А если бы восемь лет назад, пока власть еще не заматерела, общественность, услышав про «мочения в сортире», про «она – подлодка – гмы-гмы, утонула!», выступила всем фронтом, сколь легче было бы привести этих «сортирных мочителей» в чувство!

«Дело Алексаняна» как никакое другое выявило цинизм и жестокость правящего ныне в России режима. Человека тяжело больного, полуослепшего, с бессмысленной жестокостью добивали в тюрьме. Но что еще более поразительно, по крайней мере, для меня – как подобная подлая эпоха может одновременно являть высочайшие образцы стойкости духа, благородства и элементарной порядочности.

По сути, ситуация, в которую были поставлены главные участники этой драмы, тождественна той, в которой оказался Сотников, герой одноименной повести Василя Быкова. Напомню, красноармеец Сотников, попав со своим товарищем в плен к немцам, был поставлен теми перед выбором: быть расстрелянным или купить свою жизнь ценой убийства товарища. Перед таким же выбором российская прокуратура поставила Василия Алексаняна, предложив ему свободу, что в его ситуации означало и жизнь, в обмен на показания против Ходорковского и Лебедева. Но Алексанян, в отличие от литературного героя Василя Быкова, отказался такой ценой покупать свою жизнь. «Но я не могу быть лжесвидетелем, я не могу оговорить невинных людей, я отказался от этого. И я думаю, какое бы ужасное состояние мое ни было сейчас, Господь хранит меня, потому я этого не сделал, я не могу так покупать свою жизнь», – заявил он в Верховном суде 22 января.

Михаил Ходорковский, узнав o положении, в которое власти загнали Алексаняна, объявил сухую голодовку. В своем заявлении на имя Генерального прокурора он написал, мотивируя принятое решение, что поставлен перед невозможным моральным выбором: «признаться в несуществующих преступлениях, спасти тем самым жизнь человека, но сломать судьбы невиновных, записанных мне в "соучастники"» или «отстаивать свои права, дожидаться становления независимого суда, но стать причиной возможной гибели своего адвоката Алексаняна». «Я долго думал и не могу сделать выбора, перед которым меня поставили», – пишет в своем заявлении Ходорковский. На самом деле, он выбор сделал, наверное, единственно возможный в данной ситуации. Сухая голодовка – это очень опасно для жизни, ее можно выдержать буквально считанные дни, но ведь и ситуация с Алексаняном была критическая, требовавшая незамедлительного реагирования. И реагирование последовало, Алексаняну сначала стали оказывать хоть какую-то медицинскую помощь, а потом перевели в специализированную клинику.

Участники же этой драмы с противоположной стороны – судьи, прокуроры, тюремные надзиратели – сделали выбор Сотникова, хотя, заметим, в отличие от героя Василя Быкова, их жизням ничто не угрожало.

Более всего в данном деле поражает маниакальная настойчивость, с которой те, кто затеял это дело, добивают своих и так давно повергнутых противников. Бессмысленность и простая непрактичность с точки зрения грядущего марта месяца. Понятно, те, кто затеял «дело Ходорковского», уверены, что ничего не изменится, что новый президент будет абсолютно им подчинен. Но ведь не может быть, чтоб у этих ребят хотя бы изредка да не возникала хотя бы тень сомнения в том, что развитие сценария может пойти по несколько иному пути, чем они предполагают.

В прошлом номере «Рубежа» мы напечатали документальные материалы о том, как НКВД по приказу Сталина убивала Михоэлса. Понятно, ни исполнители, ни те, кто отдавал приказ, получая вскоре после убийства режиссера государственные награды за выполненное тайное поручение, ни в каком сне не могли представить себе, что всего через пять лет за это придется отвечать. Те, кто еще в феврале 53-го вовсю раскручивали «дело врачей», по крайней мере, не знали, что случится всего через месяц. Но сейчас-то не сталинская эпоха, которая, как казалось, никогда не кончится, тут брезжит вполне реальная возможность смены курса, и не через годы, а вот-вот, и это известно. И дата известна. Если не сразу после выборов 2 марта, то после инаугурации в мае. И имеется уже определенный исторический опыт по этой части, да и совсем недавние примеры воздаяния по заслугам у всех на памяти – Саддам Хусейн тут пример номер один.

Когда Сталин умер, люди плакали, не могли представить, как будут жить без него. Если бы в сталинское время было принято каждую пятилетку как бы избирать Генсека, небось, били бы ему челом все подряд – от кухарок до работников культуры – упрашивая остаться на очередной срок. Но... Не прошло и месяца после смерти Сталина, а уже рассыпалось дело врачей, и невинные оказались на свободе. И инициатором этого был не кто иной, как Берия, а кто бы мог до того заподозрить его в человеколюбии? И убийцы Михоэлса уже были арестованы и писали объяснительные записки, сознаваясь в нарушении – шутка ли! – социалистической законности! Правда, и сам Берия всего через несколько месяцев будет арестован и расстрелян, и кем – человеком, который плясал перед Сталиным на его вечеринках!

Обычно в преддверии возможного краха режима его столпы пытаются замести следы, прикинуться, что они тут не при чем, а то и вообще бежать – а тут налицо бравада: творим что хотим! Поражаешься, неужели эти ребята настолько потеряли чувства реальности и элементарного самосохранения, что полагают, будто с них никогда не спросится?

Отдельно следует сказать о позиции Запада. Похоже, только то, что Леонид Невзлин забил в колокола, не позволило Западу сделать вид, что ничего не происходит. До того он словно воды в рот набрал – видимо, просто дожидался 2 марта в надежде на преемника. Конечно, преемник, если возлагаемые на него надежды как Западом, так и собственной либеральной общественностью, хоть сколько-то реальны, первое, что должен будет сделать – это прекратить «дело Ходорковского», так же, как в марте 53-го было прекращено «дело врачей», и освободить всех заключенных по этому делу.

А что же та самая общественность? Ну, своя – понятно. А западная? Где все эти поборники прав человека, митинговавшие по всему миру в связи с ужасами, царящими в тюрьме Абу-Грейв? А СМИ? Помню, сюжетом о той же Абу-Грейв начинались новости в течение добрых полугода на Евроньюс после того, как сведения о тюрьме стали достоянием общественности. Не буду грешить против правды. Сюжет об Алексаняне тоже прошел по Евроньюс. Один раз. Несколько минут сухой отстраненной информации. Всё.

«Дело Алексаняна» – последнее дело агонизирующего, хочется надеяться, режима. И оттого бессмысленное и беспощадное.

И последнее, не имеющее прямого отношения к теме данной статьи. Те, кто обвиняют нас в якобы нелюбви к России и лояльности к Украине, пусть попытаются ответить на следующий вопрос. В России, и не где-нибудь в Чечне, а в самой Москве, столице, на виду у всех граждан и мировой общественности в пыточных условиях содержали смертельно больного человека. Что еще должен начать делать режим, чтобы была, наконец, замечена некоторая разницу между ситуацией в России и на Украине? Неужели только новый массовый террор мог бы привести к прозрению?

Вадим ЗАЙДМАН