Наш киноклуб

БЕРЛИНАЛЕ-58

7 февраля в Берлине открылись для всеобщего обозрения павильоны ежегодной выставки кинематографического тщеславия. Из трёх кинoстолиц мира (Берлин, Лос-Анджелес и Канны) только немецкая столица отказывается от излишней парадности, карнавалов и показухи, предпочитая образ фестиваля-работяги, фестиваля-профессионала, устанавливающего критерии обстоятельной работы на весь последующий год. Нынче ему предстоит сформулировать тенденции кинематографа-2008.

Берлинский фестиваль начал своё существование через шесть лет после окончания Второй мировой войны – в 1951-м году, в ренессансную для Германии эпоху Аденауэра. Духом возрождения были проникнуты и намерения фестивальной команды – речь шла о продвижении с помощью фестиваля авторского кинематографа, драгоценных образцов кино как искусства. Даже в тех случаях, если это касалось жанровых лент. Так, например, на первом фестивале ещё существовали жанровые номинации – вручались призы за лучшую комедию, лучший криминальный, или приключенческий фильм, лучшую музыкальную картину. Кстати, в последней из названных номинаций на том же первом фестивале Золотой приз был вручён анимационной «Золушке» и руководителю постановки Уолту Диснею.

В СССР Берлинский фестиваль называли Западноберлинским, подчёркивая его идеологическую чужеродность. По той же причине до 70-х г.г. в его конкурсе советские картины не участвовали, зато участвовали и побеждали любимые картины советского народа. Уже в 1952-м году «Серебряный Медведь» был присуждён фильму Кристиан-Жака «Фанфан-Тюльпан» с неотразимыми Жераром Филипом и Джиной Лоллобриджидой. В 58-м главный приз был отдан бергмановской «Земляничной поляне». Лента «Высокий блондин в чёрном ботинке» – действительно высокое достижение комедийного жанра и высшая точка актёрской карьеры Пьера Ришара – была удостоена «Серебряного Медведя» в 73-м. А в 60-м «Золотого Медведя» за режиссуру получила лента Жан-Люка Годара «На последнем дыхании» с Жан-Полем Бельмондо в роли бунтаря-анархиста. Этот образ не только определил поведенческую моду эпохи, но и, говорят, вдохновил молодёжные бунты 68-го года. В сущности, именно такое кино и было дорого всегда Берлинскому фестивалю – кино нонконформистское эстетически и политически. Кстати, занимающий активную жизненную позицию Берлинале стал, кажется, первым в мире фестивалем, наградившим чернокожего актёра. Это произошло в 1958 году. Приз получил Сидней Пуатье, исполнитель главной роли в антирасистской ленте «Не склонившие головы» (в советском прокате фильм назывался «Скованные одной цепью»).

За 50 с лишним лет существования Берлинале открыл, поддержал и воспел актёров и режиссёров, которые на века вошли в крупнейшие энциклопедии мира. Надо ли говорить, что фаворитами Берлинале в разные годы были истинные титаны киноискусства – по несколько раз в список призёров попадали Жан Габен, Жан-Люк Годар, Пьер-Паоло Пазолини, Ширли Маклейн, Акира Куросава, Сатьяджит Рей. Призёрами были Райнер Вернер Фассбиндер, Ханна Шигулла, Симона Синьоре, Элизабет Тейлор, Жан Луи Трентиньян, Изабель Аджани, Витторио Де Сика, Альберто Сорди, Роберт Олтмен, Вуди Аллен, Эмир Кустурица. Дважды призёром становился Вадим Абдрашитов: за фильм «Слуга» он получил премию Альфреда Бауэра, за «Пьесу для пассажира» – «Серебряного медведя». Вообще, с того счастливого момента, когда советское начальство согласилось на участие картин в берлинском конкурсе «наши» фильмы без призов не оставались. Поистинe триумфальный успех выпал Ларисе Шепитько и её фильму «Восхождение» в 77-м. Анатолий Солоницын был признан лучшим актёром в 81-м («26 дней из жизни Достоевского»). Евгения Глушенко получила «Золотого Медведя» за «Влюблён по собственному желанию», Инна Чурикова – за «Военно-полевой роман». Специальных призов удостаивались Марлен Хуциев («Бесконечность»), Виктор Аристов («Сатана»), Толомуш Океев («Потомок Белого Барса»), Семён Аранович («Год собаки»), Георгий Шенгелая («Путешествие молодого композитора»).

Мой давний приятель, президент ФИПРЕССИ Андрей Плахов, который был и членом жюри фестиваля по разделу фильмов-дебютов, как-то отметил: «Для нас, российских кинематографистов, Берлинский фестиваль всегда был самым близким – и географически, и даже по духу. Как постоянный участник этих фестивалей, могу утверждать, что главные черты Берлинале последних 20 лет – политкорректность и мультикультурность.

Наша справка

В своё время Андрей Плахов был одним из наиболее ярких молодых представителей советской кинокритики, председатель Конфликтной комиссии Союза кинематографистов, открывавшей зрителю находившееся в изгнании «полочное кино», в последующие годы, пожалуй, самый тонкий и информированный критик на просторах бывшего СССР. Это признал мировой кинематограф, избрав его президентом ФИПРЕССИ – Международной Федерации кинокритиков. Он родился на Украине, во Львове, закончил московский ВГИК, написал диссертацию о Лукино Висконти. Наблюдая и анализируя текущий репертуар, написал с десяток книг. По плаховским статьям и книгам кинозрители открыли многих режиссеров современного кино еще до того, как они пришли в кинопрокат и на видео. Андрей Плахов награжден медалью Каннского фестиваля «За верность кинематографу», а после книги «Катрин Денев» и серии статей о французском кино – орденом Французской республики «Кавалер искусств и литературы».

– Ты ездишь на этот фестиваль уже более 20 лет. Что стоило бы рассказать о Берлинале?
 

–... Впервые я попал в Берлин как раз в 1987-м – за два года до падения Стены.
В то время все носились здесь с советским перестроечным кино. Горбачевская перестройка позволила показать здесь ранее запрещенные цензурой фильмы, сразу два из них попали в берлинский конкурс – «Тема» Глеба Панфилова и «Скорбное бесчувствие» Александра Сокурова. Интерес к русским был тогда огромен. Я ощутил это на себе, поскольку приехал в первый день фестиваля, а остальная наша делегация – только на его вторую половину. На меня накинулись журналисты: что происходит в России, куда движется кино, что думают и хотят молодые режиссеры? У официального жюри просто не было другого выхода, как присудить Панфилову «Золотого медведя».
 

Думаю, что перестройка в странах бывшего соцлагеря не могла не быть встречена Берлинале с пониманием: ведь традиционно в его руководстве были «левые» интеллектуалы. Так, ради «полочных» фильмов из СССР и бывших соцстран, фестиваль даже пошёл на нарушение собственного регламента, не позволяющего включение в конкурс картин, снятых более чем за полтора года до фестиваля. Именно так в конкурс попали и были награждены «Тема» Глеба Панфилова, о которой я упоминал, и «Комиссар» Александра Аскольдова («Серебряный Медведь» 1988 г.), а также «Жаворонки на нитях» Иржи Менцеля («Золотой Медведь» 1990 г.). Поляк Януш Заорский с фильмом 82-го года «Мать королей» получил в 88-м году приз «За художественный вклад», а словак Душан Ганак был признан лучшим режиссёром в 1989 г. за «Я люблю, ты любишь», снятый аж за десять лет до того.

Был в истории фестиваля и драматический конфликт, вызванный именно его политической добросовестностью, что ли. В 1970 г. призы не присуждались вовсе. Председатель жюри, американец Джордж Стивенс, человек политически ортодоксальный, настаивал на исключении из конкурса фильма немца Михаэля Верховена, речь в котором шла о бесчеловечности американских солдат во Вьетнаме. Другие же члены жюри – особенно нонконформист кино и политики режиссёр Душан Макавеев (а он уже тогда был диссидентом соцрежима у себя на родине в Югославии) и бразилец Давид Невеш – выступили в защиту, как картины, так и права кинопроизведения занимать политически конкретную позицию. В результате, жюри ушло в отставку, конкурсные показы были отменены, а «фильм раздора» получил резонанс, о котором, возможно, мечтал режиссёр Верховен, когда в конкурс был включён его фильм «Кураж мамаши» на острую тему Холокоста.

Но берлинский фестиваль имеет не только биографию, а и, так сказать, географию. Он считает своим долгом открывать новые пути в кинематографе и... новые зоны кинематографа. Фактом вхождения в интеллектуальную моду кино юго-восточной Азии (Гонконга, Китая, Южной Кореи) во многом обязано не только самобытности киноязыка и драматургии, но и свойственной левой немецкой интеллигенции тяги к восточным самоуглублению и философской созерцательности.

В последующие годы Берлинале стоит во главе борьбы европейского кино за выживание и несколько против великого и могучего Голливуда, демонстрирующего прямо-таки конкистадорские наклонности завоевания европейского зрителя… Но по-настоящему интересные американские картины, созданные не студиями-гигантами, а «независимыми» режиссёрами или самим Голливудом, неизменно входят в список призёров.

Так, к примеру, Пол Ньюмен – живой памятник всему американскому: голливудская звезда и глава продуктовой корпорации, король кетчупа и майонеза, конечно, был в своё время признан лучшим актёром. Справедливости ради, стоит заметить, что американское кино и без поддержки было на высоте, собирая полные залы и вызывая ажиотаж немецких фирм.

По уровню представляющихся на конкурсы картин Берлинале – один из лучших фестивалей мира. Он имеет четыре решающих критерия: высокий художественный уровень произведения; его глубина и значимость с точки зрения человечности; его значение для страны, где сделан фильм; наконец, его значение для зрителя.

Фестиваль меняется, как меняется наш мир. При этом его главные приоритеты остаются неизменными, как и приоритеты чрезвычайно активной, политизированной берлинской публики. Побеждают здесь и остро политические картины, и актуальные фильмы с социальной направленностью как, например, боснийская «Грбавица» или китайское «Замужество Туйи» в прошлом году. С огорчением замечу, что это хоть и хороший фильм, но не выдающийся, более сильные вариации на ту же тему китайской женской эмансипации мы видели еще пятнадцать лет назад у Чжана Имоу (кстати, открытого Берлинским фестивалем). И другие, награжденные официальными призами фильмы Берлинале-57, тоже не всегда отличались большим дыханием, а иногда, увы, и уступали тем, что остались без наград – «Ангелу» Франсуа Озона или «Я обслуживал короля Англии», картине выдающегося чешского режиссёра Иржи Менцеля. Что касается последнего, ФИПРЕССИ компенсировало эту явную несправедливость, наградив картину своим призом.

– Расскажи, пожалуйста, об этой киноструктуре. Сколько лет ты её возглавляешь, кто прежде был президентом? И как удаётся приводить разные точки зрения коллег из жюри международной кинопрессы, имеющих собственный ракурс видения кинопроизведений к общему знаменателю?

– Возглавляю ФИПРЕССИ два года, до того президентом был известный французский критик Мишель Симан, ещё раньше – британец Дерек Малколм. Вопрос решается тайным голосованием представителей всех стран, входящих в федерацию. Россиянина избрали впервые. ФИПРЕССИ возникла еще до Второй мировой войны, объединяя в основном критиков Франции, Бельгии, Италии. В период холодной войны к ней присоединились соцстраны и существовал строгий паритет: четыре года федерацию возглавляет критик, скажем, из Италии, четыре – из Венгрии. Теперь та архаичная система отменена, выбирают по деловым и профессиональным качествам.
ФИПРЕССИ формирует жюри примерно на 50 кинофестивалях мира и вручает там свои призы. При всей разности подходов критиков разных стран и поколений, мы, как правило, находим общий язык. Критерии – поддержать кино личностей, кино художественного поиска. Призы ФИПРЕССИ сыграли важную роль в карьере многих больших режиссеров, особенно на начальном этапе: назову Тео Ангелопулоса, а из наших – Андрея Тарковского (приз ФИПРЕССИ в Канне за полузапрещенного «Андрея Рублева» стал ему тогда большой поддержкой), Александра Сокурова.

Недавно на Генеральной ассамблее в Риме Плахова снова избрали, ещё на два года. «Вижу свою задачу в том, – сказал он, – чтобы ФИПРЕССИ сохранила свой интеллектуальный престиж и в то же время стала более современной.

– У тебя были соображения по поводу того, почему в последние годы в Берлине практически не было русских фильмов?

– Берлинале постепенно начал охладевать к России. Уже в 1988-м, несмотря на успех «Комиссара», главный приз прямо у него из-под носа выхватил «Красный гаолян» китайца Чжана Имоу. Это был сигнал того, что русский перестроечный сезон на Западе сворачивается, что у него оказалось короткое дыхание. Потом пала Стена, фокус внимания переключился на ГДР и страны Центральной Европы, на Третий Мир, фильмы которого раньше можно было увидеть только на Московском фестивале. А в 1993-м русского фильма в берлинском конкурсе вовсе не оказалось. Правда, был грузинский – «Солнце неспящих», но уже тогда было понятно, что пути России и Грузии расходятся.

 

Между тем русское кино мельчало, погружалось в пучину «чернухи». И откат интереса был закономерен. Есть еще и субъективный психологический момент. Если двадцать лет назад в Берлине носились с нашим кино как с писаной торбой, то, как известно, после чрезмерных авансов неизбежно наступает охлаждение. Даже сегодня, когда российская индустрия сделала серьезный рывок, мы не вернули своих позиций на Берлинале. И хотя можно говорить (частично справедливо) о субъективности отбора, главная причина в том, что актуального «берлинского» кино в России почти не делается. Все – либо «ретро», либо «фэнтези», либо чистая развлекаловка, либо «патриотическое кино». А публика Берлинского фестиваля хочет знать, чем реально живет Россия сегодня. Т а к а я Россия, какая предстает в пoдавляющем большинстве наших фильмов, иностранцам неинтересна. Тем не менее в этом году отобраны две российские картины, правда, не в конкурс: в Панораму – «Русалка» Анны Меликян и в Форум – «Нирвана» Игоря Волошина. Как раз две редких картины о молодёжи, о современной России, и обе сделаны художественными средствами.

– Принято считать, что Берлинале в значительной мере предсказывает и определяет куда шагнёт кинематографическая мода года. Как на сей раз ты определил бы её тенденции?

–  Могу судить только по прошлому году. Актуальное кино о реальностях современного мира: борьба спецслужб, терроризм, социальные проблемы, взрыв феминизма, права сексуальных меньшинств, политическая корректность.

А что подарит знатокам и любителям этого вида искусства, начинающийся киногод, стартующий в Берлине, мы узнаем после десяти насыщенных фестивальных дней.

Светлана БЕРЕЗНИЦКАЯ,

г. Берлин