Политика

Голодомор и геополитика

4 апреля в московских «Известиях» напечатан краткий и страстный текст А.И. Солженицына под заголовком «Поссорить родные народы??» Это отклик на политику киевских элит, объявивших Голодомор начала 30-х годов геноцидом украинского народа. В ответ Нобелевский лауреат обвиняет Ющенко и его заединщиков во лжи и напоминает, сколько украинцев поддерживало сталинскую политику коллективизации. «И никто же не догадался, – замечает писатель, – надоумить яростных активистов ВКП(б) и Комсомола, что это идет плановое уничтожение именно украинцев. Такой провокаторский вскрик о „геноциде“ стал зарождаться десятилетиями спустя – сперва потаенно, в затхлых шовинистических умах, злобно настроенных против „москалей“, – а вот теперь взнесся и в государственные круги нынешней Украины, стало быть, перехлестнувшие и лихие заверты большевицкого Агитпропа??»

По сути, Александр Исаевич прав: «геноцид» в диалоге между Москвой и Киевом – это сегодня чистое политиканство. Агитпроп. И когда министр иностранных дел Украины Борис Тарасюк упрекал Россию в том, что она отказывается брать на себя ответственность за преступления, которые совершала страна, правопреемницей которой является, картинка обретала завершенность. Москали изводили нас голодом, а теперь не желают каяться.

Это взгляд, равно противоречащий исторической правде, международным законам и здравому смыслу.

Сталин был интернационалистом: он жрал людей, мало интересуясь их расовыми признаками. Отправляя в ссылку народы, стремился их раздавить, но не уничтожить. А в целом террор развивался в соответствии с законами больших чисел. Поэтому русских он убил еще больше, чем украинцев или казахов – в рамках той же коллективизации, которой чуть позже, слегка насытившись кровью, посвятил критический авторский комментарий под названием «Головокружение от успехов». Всем этим Сталин принципиально отличался от Гитлера, занимавшегося планомерным истреблением евреев и цыган, а также порабощением унтерменшей, то есть тех же славян.

Людоедством промышляли оба. Однако нюрнбергские законы подпадают под определение «геноцид», а сталинские беззакония – не подпадают. Либо надо менять признанные юридические нормы, либо признавать, что искусственный голод был чудовищным, но другим преступлением, за которое тоже следует судить в Международном трибунале. По иным статьям.

Между тем все очень серьезно. Тема «геноцида» отравляла и будет отравлять отношения между Россией и Украиной. Можно ли было этого избежать?

Думаю, что да. Ведь поначалу, едва за украинский национализм перестали сажать, была просто ожившая боль о безвинно погибших, национальная травма без примеси политики. Предмет для исторических изысканий и музеев памяти. У ельцинской России случались конфликты с Украиной Кравчука и Кучмы, но до такого никогда не доходило. Никто из украинских политиков первого ряда не называл Россию правопреемником сталинских преступлений. Она просто не была похожа на правопреемника. Разве что в Чечне.

Правда, свою «крымскую войну» московский мэр начал уже тогда, при Ельцине. Правда, Солженицын, еще при Горбачеве обустраивая Россию, с яростью подлинного миротворца объяснял украинцам, кому принадлежат и Крым, и Донбасс. Но это были лишь автопортреты на фоне необузданной российской свободы слова. Это не было генеральной партийной линией.

Черты далекого, но уже зримого сходства обозначились лишь в ХХI веке. Произрастали они тоже из боли. Фантомной имперской боли президента Путина, назвавшего развал СССР главной геополитической катастрофой минувшего столетия.

В этой фразе, помимо глупости (две мировые войны были все-таки поглавней), содержалась и бестактность. Великое счастье свободы для большинства народов, составлявших нерушимый Союз, и стран Варшавского блока литовцам с поляками и венграм с украинцами предложено было считать катастрофическим событием. За словами последовали дела.

Если брать только Украину, то речь шла о наглом вмешательстве Кремля в чужую незалежность. Имею в виду не только  пропагандистские десанты 2004 года, бесконечные путинские визиты и поздравления Януковичу. Скорее, стоит говорить о психологии оккупанта, воцарившейся в мозгах новейших российских элит.

Тогда, в середине нулевых, все стало политикой. Цены на энергоносители. Разборки в треугольнике Запад-Киев-Москва. Исторические сюжеты. И удивляться в итоге надо не тому, что украинская власть вспомнила о Голодоморе, а тому, что все эти, мягко говоря, дискуссии слабо отразились на отношениях между народами двух стран. По-видимому, они и впрямь братские, если ненависть, кипящая в политической среде, почти незаметна в общении между людьми обычными. И если украинцы сегодня в большинстве своем против вступления в НАТО.

Тем не менее они голосуют за тех, кто потом вносит в Раду закон о геноциде. За тех, кто считает Путина правопреемником лучшего друга украинских крестьян. За тех, кто ведет государство в Североатлантический альянс. За тех, кто видит в России недруга, готового избывать свои личные геополитические катастрофы чуть ли не по методике 30-х годов проклятого века. А если сегодня еще не решается, то по слабости, что ли, а не по доброте душевной.

...И только в одном, по-моему, Александр Исаевич не прав. Напрасно он обвиняет Запад в невежестве и простодушии: мол, «они в нашу историю никогда и не вникали, им – подай готовую басню, хоть и обезумелую». Вникали. А юридические нормы, позволяющие отличать геноцид от других злодеяний, вообще прописаны на Западе. Просто им ни к чему сегодня вмешиваться в полемику, развернувшуюся на Востоке. Это спор славян между собой.

Илья МИЛЬШТЕЙН