Инаугурация
РОССИЯ: СМЕНА КАРАУЛА
или
ТЕХ ЖЕ ЩЕЙ ДА ПОЖИЖЕ ВЛЕЙ?
АПОЛОГИЯ ИМИТАЦИИ
Российское общество живет в системе политических норм, реально следовать которым оно не может. Но оно чувствует потребность и даже необходимость имитировать соблюдение этих норм.
Вся современная российская политическая жизнь построена на имитации. В 2008 году мы будем имитировать выборы президента. Мы не знаем, кто им станет, но одно знаем точно: на кого нам Путин укажет, того и выберем. Более того – будем его любить (а что еще остается делать?). У нас имитируется все – выборы, правосудие, партии и их борьба, тендеры, проверки качества вина, работа санинспекции и т.д. и т.п. Если дать волю раздражению, можно говорить о «чудовищной системе всеобщей лжи». Но давать волю раздражению не надо. Прежде всего попытаемся понять: откуда эта система всеобщей имитации?
В плену культуры
Имитация возникает тогда, когда ты не следуешь норме, которую признаешь. Если выборы подтасовываются, значит, выборы – норма. Если имитируется борьба партий, значит, признается, что борьба партий – норма и т.д. «Тотальная» система имитации норм правового демократического общества означает «тотальное» же принятие этих норм. Принятие не означает любви к этим нормам и глубокой внутренней потребности следовать им. Оно просто означает, что других норм нет.
Мы живем в системе норм, которые противоречат нашим привычкам, нашей психологии, норм, с которыми нам «неудобно», реально следовать которым мы не можем. На рубеже 80–90-х годов прошлого века мы попробовали, и у нас не получилось. И дело именно в нас, то есть в обществе в целом, а не в том, что нам попадаются плохие правители, которые вместо того, чтобы «развивать гражданское общество», строят «властные вертикали». И Ельцин, и затем Путин шли по пути, указанному обществом, пути последовательной замены норм, по которым общество жить просто не может, их имитацией. И если бы на их месте оказался кто-то из страстных демократов, он или был бы вынужден идти по примерно такому же пути, или бы его убрали за то, что он вверг страну в хаос и жизнь при нем стала невыносимой.
Но почему же общество не может отбросить нормы, которым оно не следует и даже не может следовать? Откуда вообще взялись эти нормы? Почему на вопрос о преемнике Путин не может ответить «на кого покажу, тот и будет», а обязательно скажет «кого выберет народ»? Почему Ходорковского нельзя просто взять и посадить, а имущество отобрать, ибо «такова воля государя, он впал в немилость», а обязательно надо судить? Система имитации очень сложная, очень дорогостоящая. Почему нельзя ее отбросить?
Нормы, которые мы принимаем, хотя им и не следуем, – не наши. Нет у нашего общества глубокой внутренней потребности в разделении властей. Это общие нормы современной культуры. Такие нормы всегда возникают в передовых странах и (или) в высших стратах общества. Но становятся нормами для всех. Ты можешь ненавидеть эти страны и эти страты, но, как бы ты их ни ненавидел, их нормы признаешь и, если не можешь им следовать, вынужден их имитировать. Пугачев вешал дворян, но именовал себя императором, а своих сподвижников – графами и фельдмаршалами. Саддам Хусейн ненавидел Запад, но называл себя вполне по-западному – президентом – и имел свой парламент и свою Конституцию. Конечно, можно сказать, что и Пугачев, и Хусейн лгали. Но все-таки слово «ложь» тут не совсем подходит. Это скорее обязательный «язык», заданный культурой. И хотя он совершенно не адекватен для выражения твоей реальности, другого у тебя просто нет.
Ответы без вопросов
Раньше царя можно было убить, можно было даже выдать себя за царя, но нельзя было вообще обойтись без царя, и нельзя было провозгласить себя царем, не принадлежа к царскому роду. Это просто «не приходило в голову». Так же в наше время можно подтасовать результаты выборов, можно даже сделать вообще выборы с одним кандидатом (хотя это уже на грани допустимого), но вообще без выборов обойтись нельзя. Это тоже никому «не приходит в голову». А в постсоветской России, похоже, уже нельзя обойтись и без хотя бы внешне альтернативных выборов. Имитация правовых демократических форм – не только наша особенность. Они имитируются в десятках стран, неспособных жить в соответствии с нормами современной культуры, но вынужденных использовать язык этой культуры. Равным образом это не особенность только нашей постсоветской истории.
В советскую эпоху имитация демократии имела ограниченное значение, ибо у нас была своя целостная идеология, объясняющая правильность нашей имитации, говорившая, что это и есть истинная демократия, а западная система – это, наоборот, «буржуазная» псевдодемократия. Но даже эта мощная идейная система в своих обличениях западной демократии использовала тот же, единый для современной культуры язык. Она все равно говорила о демократии, свободе, воле народа и т.д.
Сейчас выборы все-таки что-то значат. На местном уровне вообще возможны неожиданности. При выборах президента результат ясен, но сколько голосов получит Зюганов – 10% или 20, отчасти зависит и от него и имеет какое-то значение. При советской власти выборы были полностью безальтернативны. Но обойтись без них не могли. Для чего были нужны абсолютно безальтернативные советские выборы с абсолютно предрешенным результатом? Для чего Сталину нужна была Конституция, где прописаны все демократические нормы? Для обмана народа? Для обмана Запада? Но это слишком простые и примитивные ответы. Это ответы на вопросы, которые просто никем не задавались. И я думаю, что, если бы спросить Сталина или Брежнева, для чего нужна Конституция, они бы просто не поняли вопроса и совершенно честно ответили что-то вроде: «Как же можно без Конституции, ведь это Основной закон». «Как же можно без царя, ведь он помазанник». Над нормой не рефлексируют, она просто принимается.
Норма создает обязательный, единственно возможный «язык». И если он не адекватен твоему содержанию, если он выработан для выражения совсем другого содержания, ты вынужден «запихивать» свое содержание в неадекватную для него форму. Но если другого языка у тебя нет, он начинает формировать тебя, твое мировосприятие. Ты перестаешь различать содержание и форму выражения, и постепенно форма начинает определять содержание.
Прогресс поневоле
Имитация – не только средство обмана и самообмана. Это еще и средство обучения и усвоения. Советская власть заставляла людей ходить на абсолютно фиктивные выборы. И в народе возникло глубокое убеждение, что без выборов нельзя. Люди придавали громадное значение тому, что они голосуют. Они могли взбунтоваться и заявить, что если, например, власть не проведет в их поселок, как обещала, воду, то они голосовать не пойдут. И это вызывало у власти панику. И воду даже могли провести. Хотя ничего от того, придут люди голосовать или нет, не менялось. Ссылки на Конституцию были постоянны: «Что вы мне рот затыкаете, у нас в Конституции сказано про свободу слова». И здесь не было хитрых обманщиков и обманутых дураков. Это была единая система норм, одинаково принимавшихся членами Политбюро и рядовыми колхозниками, единый «советский язык».
И к концу советской власти стало ясно, что форма оказалась сильнее содержания. Содержание – социализм, КПСС, СССР, – как выяснилось, могло быть отброшено, но пустая форма Конституции, которая служила лишь прикрытием реальных механизмов власти, оказалась большей реальностью, чем сами эти механизмы. То, что когда-то казалось не имеющим почти никакого значения, например границы между республиками СССР, оказалось самым важным. Пустая конституционная форма победила содержание.
Мы не смогли в 1991 году претворить конституционализм в жизнь. Но мы все-таки поднялись на следующую ступень. Если советские люди уже не могли жить совсем без выборов, но могли (до определенного времени) совершенно без смеха и негодования воспринимать выборы с одним кандидатом от «блока коммунистов и беспартийных», то постсоветские люди уже восприняли необходимость многопартийности и альтернативности. Они еще не могут претворить эту альтернативность в реальность, но и совсем без нее уже не могут. И имитируются сейчас не просто выборы, а именно альтернативные выборы.
И опять-таки, как и при советской власти, через имитацию происходит усвоение демократических норм. И пустые, вроде бы служащие лишь прикрытием формы приобретают устойчивость и даже некоторую реальность. Ясно, что создание «Справедливой России» – кремлевский имитационный проект. Но «Справедливая Россия» совершенно всерьез и с ожесточением стала бороться с «Единой Россией». И в этой борьбе она использует единственно возможный демократический язык. Она борется с фальсификациями и «административным ресурсом». И, похоже, в результате выборы даже стали чуть более «прозрачными».
Прецедент Путина
Но самый поразительный пример приобретения формой реального значения – это, конечно, предстоящий уход Путина. Какова бы ни была его мотивация, как бы он ни предполагал дальше продолжать реально править в роли русского Дэн Сяопина, ясно, что этот шаг не объясним, исходя из реального соотношения сил. Он не объясним никаким давлением на президента. Напротив, Путину, несомненно, приходится противостоять давлению тех, кто уговаривает его остаться. И уговаривает не только из сугубо своекорыстных соображений, но и потому, что это рискованный шаг, который может дестабилизировать сложившуюся систему.
Но этот шаг можно более или менее понять, если принять во внимание еще одну, вроде бы нереальную, несерьезную силу, «клочок бумаги» – Конституцию. Путин объясняет свое решение просто: третий срок противоречит Конституции. Это объяснение, похоже, никто не воспринимает всерьез. Но, возможно, оно логичнее, чем кажется. В Киевской Руси бояре вполне могли прогнать князя или даже убить его. Но бояре никогда не становились князьями. Предположим, мы спрашиваем боярина, почему, когда в его руках оказывается реальная власть, он не объявляет себя князем, а идет по сложному пути поисков нового князя. Что бы он ответил? Он бы ответил: «Но ведь я же не княжеского рода». Путин отвечает: «Но ведь это противоречит Конституции».
И если он действительно подчинится Конституции, а не согласится в последний момент с доводами «здравого смысла», это будет иметь грандиозное значение для страны. Это будет первый случай ухода верховного правителя от власти только потому, что так записано в «клочке бумаги», первый случай, когда «форма» определит «содержание» в самом важном вопросе – вопросе верховной власти. Это создаст важнейший прецедент. И значение подобного президентского акта для правового, конституционного развития страны будет больше, чем значение всех направленных в прямо противоположную сторону предшествующих путинских действий.
Уход Путина станет важным шагом на пути превращения формы в содержание, имитации в реальность. Конечно, до действительного претворения принятых нами норм в реальность еще далеко. Самый решительный шаг произойдет тогда, когда мы выберем кого-то, не ангажированного действующей властью. Без глубоких политических кризисов тут обойтись принципиально невозможно, и произойдет это не так уж скоро. Но мы идем по этому пути.
Советское общество шло к «перестройке», к попытке претворить в реальность провозглашенные властью и зафиксированные в Конституции демократические нормы. Не получилось – возникла более свободная, но все же лишь имитирующая демократию система. Но эта система «на новом, высшем этапе» повторяет советское развитие. Она тоже идет к своему аналогу «перестройки» (или, скорее, к российскому аналогу цветной революции). И даже не такими уж черепашьими шагами.
Дмитрий ФУРМАН
Статья впервые опубликована 6 апреля 2007 г. в журнале «Россия в глобальной политике»
ДЕНЬ МЕДВЕДЯ
У президента Дмитрия Медведева – очень русская фамилия, производная от названия от одного из основных символов России, медведя. Медведь – символ силы и власти, царь зверей, у которого в природе практически нет соперников. Однако другой «медведь» – наш новый президент Медведев – пока слаб, и пока неясно, когда у него появится реальная президентская власть и появится ли она вообще…
Во-первых, Медведев испытывает острый дефицит легитимности. Всем понятно, что Владимир Путин, по сути дела, назначил его, что он пришел к власти с помощью несправедливых выборов. А раз выборы были понарошку – значит, Медведева не могут рассматривать или принимать как настоящего царя. Во-вторых, легитимность Медведева будет ослабляться и тем, что рядом с ним на посту премьер-министра будет пока еще значительно более популярный политик – Путин. Никто толком не знает и не понимает, как будет работать новая «двухголовая» конструкция власти.
Трудно избавиться от ощущения, что все разговоры про то, что Белый дом Путина будет главнее медведевского Кремля, идут от высшей бюрократии, которая имеет своекорыстный интерес в сохранении путинской власти. Многие сторонники Путина и высшие должностные лица надеялись, что в своей речи на инаугурации в среду он даст понять, что реальная власть останется у него. Но в реальности Путин выглядел во время церемонии смиренным – возможно, даже удрученным. Это наводит меня на мысль о том, что Путин принял, хотя и скрепя сердце, передачу власти Медведеву. Принципиальные элементы расклада сил между президентом и премьер-министром не изменились. Президент – верховный главнокомандующий, он назначает министра обороны, министров иностранных и внутренних дел. Он назначает руководителей ФСБ и, наконец, может отправить премьера в отставку.
Более того, президент определяет внешнюю политику России. Когда в июле на саммите «большой восьмерки» в Японии Запад признает Медведева как верховного лидера, это будет важным источником его легитимизации в качестве полновластного президента страны.
Главное то, что конституция предоставляет президенту огромный объем полномочий. Его власть укрепляется еще и прочно устоявшейся в народе традицией воспринимать Кремль, контролирующий вооруженные силы и спецслужбы, как единственный и верховный центр власти в стране. Правда, для этого президент должен не просто занять главный кабинет в Кремле, но и сделать кое-что еще. Он должен быть наделен достаточной смелостью и волей, чтобы сохранить власть, которая сопряжена с этим постом. Обладает ли Медведев этими качествами – время покажет.
Евгений КИСЕЛЕВ,
«The Moscow Times», 8 мая 2008 г.
ОНИ ЗАКЛЮЧИЛИ СДЕЛКУ, ЭТО СОВЕРШЕННО ОЧЕВИДНО
Интервью Александра Рара газете «Der Tagesspiegel», 7 мая 2008 г.
Алексанлр Рар, директор программ по России и странам СНГ Германского совета по внешней политике.
– До сих пор власть в России находилась в руках президента. В последнее время Путин провел некоторые изменения в законах, чтобы укрепить должность премьера, которую он в будущем займет. Власть будет поделена. Это позитивное развитие?
– Это двойственная ситуация. Правда в том, что Путин как бы замуровывает Медведева в стену. Путин попытался выстроить для себя очень сильный аппарат, в который входят влиятельные политики, прежде всего выходцы из ФСБ. Он практически не оставил Медведеву возможности создать свой собственный аппарат. Это свидетельствует о том, что Путин на самом деле ревностно следит за тем, чтобы с точки зрения политики власти иметь значительное преимущество перед Медведевым. Одновременно с этим ему, как человеку, создавшему эту систему, известно о том, что власть находится в руках президента и отнять ее у нового президента можно только путем радикального изменения конституции. Со временем Медведев нагонит Путина, а когда-нибудь даже и перегонит.
– То есть, другими словами, Медведев не будет оставаться долгое время марионеткой Путина?
– Это можно представить себе с трудом, поскольку все рычаги власти находятся в Кремле. А аппарат, который будет работать с Медведевым в Кремле, будет более сильным, значимым и весомым, чем правительственный аппарат вокруг премьера, в зону ответственности которого будут входить хотя и многие, но не все из самых важных вопросов.
– Но кремлевский аппарат находится в сильной зависимости от Путина.
– Сам Медведев был частью команды Путина и знаком с людьми из Санкт-Петербурга так же хорошо, как сам Путин. Эти люди лично знакомы уже более 20 лет и тесно сотрудничали друг с другом. Вполне возможно, что эта команда, которая до сих пор составляла клан Путина, расколется: на группу, которая на 100% будет лояльна Путину, и группу, которая по причине хороших отношений с Медведевым скоро станет верна ему и тем самым принесет с собой весомый политический авторитет в Кремль.
– Двум медведям в одной берлоге не место, гласит российская пословица. Путин возглавит кремлевскую «Единую Россию», в руках которой сосредоточено две трети голосов в парламенте. Не может ли в этом таиться опасность для Медведева, что при помощи изменений в законах и конституции Путин все-таки сможет сбросить его с трона?
– Путин обладает огромной властью, как на бумаге, так и на деле. Но в руках Медведева реальные рычаги управления, об этом забывать не стоит. Он может не сегодня-завтра отправить премьера Путина в отставку. Если парламент не проголосует за отставку премьера, президент имеет право распустить парламент. Это ему по силам. То есть властные полномочия относительно уравновешены.
– Существуют ли между ними договоренности относительно разделения власти?
– Они заключили сделку, это совершенно очевидно. То, о чем конкретно они договорились, мы знать не можем. В любом случае и в дальнейшем президент будет действовать как центральная фигура в России. Все остальное было бы нанесением ущерба центральному институту власти.
ЭКОНОМИКА ИЗ ГЛИНЫ
На бумаге основные параметры российской экономики выглядят вполне здоровыми. Но в действительности российская экономика в целом – это постройка на глиняном подножии. Позолота и блеск столицы скрывают за собой суровую реальность: архитектура российской экономики не более материальна, чем надувной замок, какие используются для детских игр в парках аттракционов: только замку объем придает воздух, а экономике – высокие цены на нефть и энергоносители.
Вот доказательство этой системной неэффективности: сравним, на первый взгляд, здоровый рост российского ВВП с тем же показателем у ее соседей. 7-8% – это, по-видимому, хорошо – пока не взглянешь на Украину или Турцию, где с 2004 года экономика растет почти на 7% в год при том, что у этих стран нет ни нефти, ни газа, ни значимой горнодобывающей промышленности. Вдобавок этим странам пришлось выдержать удар в форме значительного подорожания энергоносителей. По некоторым оценкам, рост ВВП в России по справедливости должен составлять почти 14% – как-никак, Россия является крупнейшим в мире экспортером энергоносителей в период, когда за последние пять лет цены выросли втрое. Так куда же делась разница?
Подспудные причины недостаточного развития России являются скорее политическими, чем экономическими. По сути, самой основополагающей проблемой экономики является тот факт, что Кремль грубо попирает основные права собственности. Говоря без обиняков, «государство применяет законы избирательно, с целью экспроприации собственности своих врагов – или любой компании, которую отдельные чиновники хотят украсть», – говорит Сергей Филатов, активист оппозиционной организации «Объединенный гражданский фронт».
«Государствоцентрическая» экономическая система, которую создал Владимир Путин, благоволит колоссам, полностью или частично принадлежащим государству, типа «Газпрома» или нефтяной компании «Роснефть», а не маленьким частным фирмам. Эти гиганты являются крайне неэффективными по каким бы то ни было западным корпоративным стандартам, но приток нефтяных денег скрадывает их основополагающую дефектность, так как они буквально купаются в наличности. В России число предприятий малого и среднего бизнеса в действительности сокращается, тогда как в Америке именно такие предприятия создают более половины ВВП страны. В России на фирмы, где занято менее 100 человек, приходится всего 15% ВВП.
Российское министерство экономического развития и торговли обнаружило путем исследования, проведенного в 2007 году, что средняя производительность российской промышленности в 30 раз ниже, чем в США и Евросоюзе; например, АвтоВАЗ, производитель автомобилей «Лада», затрачивает в 27 раз больше человеко-часов на единицу прибыли, чем среднестатистический европейский производитель. В российской аэрокосмической промышленности один работник в среднем выпускает продукции на 14800 долларов, а в аэрокосмической промышленности ЕС этот показатель составляет в среднем 126800 долларов.
Дмитрий Медведев, на этой неделе вступивший в должность президента России, сделал повышение уровня жизни каждого российского гражданина, как он сам формулирует, ключевой частью своей политической программы. Но перераспределение нефтяных прибылей не решит вопрос – единственный осуществимый способ дать большинству россиян стабильность и благополучие состоит в том, чтобы наладить работу реальной российской экономики. А этого не случится, пока государство не осознает, что в этом смысле само является проблемой, а отнюдь не средством ее решения.
Оуэн Метьюз, шеф бюро журнала «Newsweek» в России
«Newsweek», 8 мая 2008 г.
СТАКАН РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
В России произошло важнейшее событие – смена первого лица в государстве, лица, наделенного, согласно конституции РФ, огромной, почти самодержавной властью. Что еще важно, и что отмечено почти всеми наблюдателями, – впервые за тысячелетнюю историю России новый ее «самодержец» получил «трон» фактически из рук своего предшественника, пребывающего в добром здравии и в расцвете сил. Тут, правда, присутствует и негатив, который в том и заключается, что новый президент реально получил власть не от народа, как приличествует в современном государстве, а от предшественника. То есть в этом отношении Россию пока трудно считать современным государством. Но уже то хорошо и знаменательно, что предшественник власть отдал, хотя вполне мог ее не отдавать. И в этом плане Россия уже вполне похожа, скажем на США, где Джордж Буш добровольно уступает свой пост новому президенту.
Хорошо это или плохо? Тут нам самое время вспомнить об одном из наиболее популярных в России предметов – стакане. Оптимист радуется: стакан наполовину полон, а пессимист огорчается: стакан наполовину пуст. Казалось бы, в этой ситуации трудно сказать, кто из них прав, дескать, это дело вкуса и характера, объективной оценки тут быть не может. Но это не совсем так, нужно просто уточнить условия задачи: а каким образом стакан пришел к этому состоянию? Одно дело, если к вашему столику подошел громила и, отлив из вашего стакана в свой половину содержимого, сказав: тебе, очкарик, и этого хватит! И другое, если сосед за столиком скажет: у меня, браток, сегодня радостный день, давай-ка стакан, – и перельет половину из только что наполненного своего стакана в ваш. Не правда ли, это ж две большие разницы?!
Стакан российской демократии и при Ельцине был не так уж полон. Правда, СМИ были куда свободнее, чем ныне, и правозащитные организации не ущемлялись, но и расстрел парламента в 1993 году, и президентские выборы 1996 года трудно назвать торжеством демократии. Не забудем и о том, что война в Чечне началась при Ельцине. А уж за 8 путинских лет стакан этот был опорожнен едва не до дна. И вдруг – нам налили! Ну, не нам, а россиянам, но как за них не порадоваться. Да это немножко и нам. Во-первых, все мы так или иначе, кто больше, кто меньше, но выходцы из России. А во-вторых, где бы в мире стакан демократии немного не наполнялся, это всегда на пользу всем землянам, в том числе и тем, кто этого не понимает.
В общем, Дмитрий Фурман, один из наиболее профессиональных и признанных в мире российских политологов, статьей которого мы начали данный обзор, прав, когда говорит, что имитация демократии есть, пусть и вынужденное, признание ее, и шаг или шажок к ее реальному утверждению. Последнее время модно говорить об отступлении демократии в мире. Ссылаются при этом на процессы в Латинской Америке, в Китае, в той же России. Думается, правильнее говорить о некотором замедлении ее продвижения. Остается фактом: ни один самый отпетый деспотический режим, ни один самый отмороженный диктатор в мире не решаются отбросить демократические декорации.
Недавно кто-то из российских политобозревателей, кажется, Виктор Шендерович, иронизировал по поводу того, что даже венесуэльский диктатор Уго Чавес смирился с поражением на референдуме, где ему для победы не хватило всего каких-то двух процентов голосов. И даже совсем замшелый диктатор Зимбабве Роберт Мугабе не решился довести фальсификацию на президентских выборах до логического конца. Чурова бы им в председатели ЦИКа! Решение Путина не баллотироваться на третий срок – из того же ряда. Все это и означает – ще демократия не згинела!
Что могло заставить Путина пойти на этот очень нелегко давшийся ему шаг? Что он дался ему нелегко – это очевидно. Через некоторое время после того, как начали распространяться слухи, что он собирается перейти в премьер-министры, Путин на одной из пресс-конференций опроверг наличие у него такого намерения, но затем вернулся к нему. То есть он явно колебался. И, несмотря на всю его непроницаемость, на церемонии инаугурации Медведева трудно было не заметить, что Путина одолевали не простые чувства. Да шутка сказать: в одно мгновение перестать быть, пусть даже формально, первым лицом в могучем государстве! В государстве, где прежде ничего подобного не случалось!
Считать, вслед за Каспаровым (см. колонку на стр. 2), что на это его толкнуло стремление сохранить «те сотни миллиардов долларов, которые утекают из России в карманы путинских олигархов»? Безусловно, большинство фигур из путинского окружения интересует практически только это, но тоже, вероятно, не всех. А для него самого, я уверен, этот мотив (то есть мотив собственного кармана) не является единственным. Человеческая душа – штука сложная. Редко человек в своих действиях руководствуется одним каким-то мотивом. А тот, кто оказался на такой вершине власти, как Путин, на вершине, с которой, как кажется, просматриваются дали истории, не может не задуматься о своем месте в истории, в учебнике истории.
Путин понимал, что с его карманом ничего не случится, если он изменит Конституцию РФ или найдет другой способ остаться президентом. Наоборот, это выглядело надежнее, чем рисковать передачей власти другому человеку, пусть даже из «своих». Запад, без сомнения переморгал бы этот эпизод, как это произошло в случае с Назарбаевым или другими «отцами нации». Но даже к Великому Китаю Запад не предъявляет таких претензий в области демократии, прав человека, как к России: Казахстан и Китай – это Азия, Россия в своей основе – европейская страна. Путину важно было сохранить не только капиталы, но и уважение со стороны западных коллег и имидж спасителя России в глазах потомков. Он уже спас Россию от хаоса ельцинской эпохи, зачем же портить этот портрет образом азиатского царька, цепляющегося за власть?
Скорее всего, я вряд ли точно изобразил ход мыслей Владимира Владимировича, но, думаю, общее направление их было примерно таким. Ему важно было не запятнать образ спасителя отечества. А в чем, с его точки зрения, состоит спасение отечества, можно судить по его высказыванию о том, что распад Советского Союза стал самой большой катастрофой ХХ века. Отсюда его стремление, с одной стороны, снова сделать из того, что осталось от Союза – нынешней России, великую державу, и, с другой стороны, любыми путями удержать в своей орбите осколки бывшего СССР.
Действует он в обоих этих направлениях в силу своего понимания. А в его понимание входят следующие основополагающие представления:
а) Идеальной демократии, полного соблюдения прав человека нет нигде в мире, а о степени того и другого можно спорить, это уже детали.
б) Точно так же нет в мире равенства государств. Большие, сильные страны диктуют свою волю малым, слабым, и с этим ничего не поделаешь. Надо просто стараться быть сильным.
в) Но как во внутренней политике, так и во внешней важно соблюдать некий кодекс приличий, и тогда никто к тебе не подкопается.
Надо учесть, что Путин прошел школу имитации демократии в бывшей ГДР, более совершенную, чем в СССР. Там тоже правила коммунистическая партия, но называлась она Единой социалистической. Система была еще и многопартийной: правящая партия и несколько «оппозиционных», то есть декоративных, наподобие ЛДПР в нынешней России. И выборы были, соответственно, «альтернативными».
В своих выступлениях Путин на ГДР, по понятным причинам, не ссылался, но говорил, что образцом ему видятся политические системы Японии или Мексики. В первой долгое время безраздельно правила Либеральная партия, во второй – Институционно-революционная партия, притом, что в обеих странах официально действовали и другие, маловлиятельные, партии.
Ну, а теперь Владимир Владимирович решил сделать следующий шаг в развитии демократии в России, позволив другому лицу сменить его на посту президента. Станет ли это шагом к реальной демократии, как надеется Дмитрий Фурман, сказать трудно. Высказывается мнение, что это может привести к разделению властей, как водится в истинно демократических странах. Но в этих странах разделены ветви власти, отличающиеся своими функциями: законодательная, исполнительная, судебная. А знаете на что, скорее всего, окажется похожим то разделение, которое может возникнуть в России? На то, что сложилось в ненавистной «оранжевой» Украине, то есть это будет не классическое разделение ветвей власти, а раздвоение одной, исполнительной, ветви. С той разницей, что если в «толерантной» Украине это привело к хаосу в управлении государством, то в России это может привести к большой крови. Такой «демократии» лучше не надо.
Высказывается и такое мнение, что Путин не собирается устраивать из своего нового поста альтернативный центр власти, а имеет в виду использовать его для того, чтобы обеспечить плавный переход власти к Медведеву и, в частности, помочь ему укрепиться против «силовиков», которые уже и самого Путина достали. А укрепив своего протеже, Владимир Владимирович отойдет от дел: говорил же он, что все 8 лет работал, как раб. Последнему поверить можно, а вот уходу Путина от дел – вряд ли. Зачем бы он тогда все последние пару лет напрягал отношения России с кем только можно, а напоследок подложил преемнику еще такого поросенка как кризис вокруг Абхазии?
Во всех этих предположениях мы исходили из того, что Медведев тяготеет к демократии, гражданскому обществу и т.п., и все дело в том, как к этим его устремлениям отнесутся Путин и «силовики». Некоторые предпосылки к тому, чтобы считать Медведева либералом вроде бы действительно имеются. Но, как видно из приведенных в данном обзоре материалов, некоторые авторы предостерегают от больших надежд в этом направлении. Все же в ближайшие месяцы можно, видимо, ожидать некоторого смягчения режима, по крайней мере, по тону. Что будет дальше, сказать трудно…
Как бы к Путину не относиться, нельзя не сказать, что его отказ от третьего срока – это поступок. Возможно, в этом сказалось и то, что по образованию он юрист.
А нашим бывшим соотечественникам в России пожелаем, чтобы перемена в руководстве страной пошла им на пользу – во всех отношениях.
И. ЗАЙДМАН