Что выиграли евреи от Революции
«Матрица» превосходит самое себя (часть 2)
(главы из неопубликованной книги)*
* Продолжение. Начало цикла см. в №№ 3, 7, 9, 10, 12 за 2008 г. и № 1 за этот год.
Массы не могут быть удовлетворены лишь идеологическими концепциями.
Понимание – слишком шаткая платформа для масс.
Единственная стабильная эмоция – это ненависть.
Адольф Гитлер
(Ян Кершоу, «Гитлер»)
Генеральная чистка
Сталин пообещал Риббентропу очистить от евреев аппарат, но дело аппаратом не ограничилось. Чистки разных сфер деятельности от них, вездесущих, как мы знаем, проводились и раньше, но эта была генеральной.
Нечего и говорить, что грандиозная чистка охватила «идеологические» сферы – литературу и искусство. Меня, как и в случае описанной ранее чистки военного периода, больше всего восхитило происходившее в музыкальных коллективах. Агитпроп, обследовав ситуацию в Союзе советских композиторов, с возмущением докладывал Суслову, «что среди членов этой творческой организации „на втором месте стоят лица не основной национальности Союза ССР, а именно: русских – 435, евреев – 239, армян – 89…» И такая же картина была по региональным отделениям Союза, например, по Москве: «174 русских, 116 евреев, 16 армян…»
Стали проверять Московскую консерваторию – та же ужасающая картина: «Было установлено, что на декабрь 1950 года контингент обучавшихся там студентов имел следующую национальную структуру: 67,2% русских, 15,0 – евреев, 5,3 – армян, 6,3% представителей других национальностей». Я, кстати, еще по данным ревизии военного времени обратил внимание на такой факт: как правило, третьими после русских и евреев шли армяне. Это наводит на размышления…
Но продолжим цитирование (все – по Костырченко): «В то же время констатировалось, что „наиболее засоренными одной национальностью“ являются классы отделения скрипки, где преподавали профессора А.И. Ямпольский и Л.М. Цейтлин. Но наиболее „вопиющим“ было названо то обстоятельство, что евреи захватили абсолютное лидерство в составе первых скрипок молодежного симфонического оркестра консерватории. Они же оказались пользователями примерно двух третей уникальных инструментов старых итальянских мастеров (Страдивари, Амати, Гварнери) из государственной коллекции». Ну, неужели нельзя было места в оркестре, а также инструменты старых мастеров распределять на месткоме, с учетом национального и социального происхождения студентов?! И вот что еще интересно: а отделения гармошки и балалайки проверяли? Там национальный состав наверняка был более здоровый.
Такая же картина была в других музыкальных учреждениях. И это после того, как всего несколькими годами ранее в них уже была проведена основательная чистка от национально-чуждого элемента! Опять наползли!
И еще одно примечательное явление отметил Костырченко: несмотря на титанические усилия, предпринимаемые партией и Агитпропом для выправления положения, «в партийные и государственные органы продолжал идти поток грубых антисемитских писем. И власть, намеренно разнуздавшая в обществе темные средневековые страсти, воспринимала их как справедливый глас народа». То же самое происходит в нынешней России. Это метод управления обществом типичный для тоталитарных и авторитарных режимов: сначала правители разжигают страсти толпы, затем оправдывают свои действия, ссылаясь на «глас народа».
Костырченко приводит примеры того, как чиновники Агитпропа реагировали на самые мерзкие «письма трудящихся». В частности, по доносу о «засоренности кадров» в Музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных они отчитались перед начальством таким большим достижением как «отправкой на пенсию Е.Ф. Гнесиной, основателя и бессменного руководителя (начиная с 1895 г.) этого музыкального учебного заведения».
Можно отметить одно различие с кампанией чистки музыкальных учреждений во время войны: тогда выдающиеся русские музыканты, среди которых были Шостакович и Прокофьев, смогли отчасти защитить искусство и своих еврейских коллег. Теперь же они не смели защитить самих себя и вынуждены были даже подвергнуть себя публичному самобичеванию. Вождь, чьи музыкальные вкусы были сформированы, вероятно, в духовной семинарии конца ХIХ века, смел указывать композиторам мирового уровня, какая музыка «нужна народу». И те каялись и благодарили!
Из музыки «вычищали» не только живых музыкантов. Буровский рассказал «историю с „вычищением“ Мендельсона из истории музыки: „В 1950 году портрет Мендельсона вынесли из Большого зала Московской консерватории“». Как говорится в известном анекдоте, вы, наверно, будете смеяться, но «несколькими годами раньше, в 1942 году, бюст все того же злополучного Мендельсона извлекали из Венской оперы». До чего же тоталитарные режимы схожи друг с другом!
Костырченко обстоятельно прослеживает, как шло вычищение от «еврейского засилья» всех отраслей науки и образования. Мы очень кратко остановимся только на ситуации в физике. Вся эта борьба с «антипатриотами» в физике опять же напомнила мне о том, как во времена нацистского рейха один из видных физиков выпустил солидный труд под названием «Немецкая физика». Там «немецкая физика» противопоставлялась «еврейской физике» Эйнштейна, Бора и др.
Костырченко пишет о борцах с «реакционным эйнштейнианством», что «за их разглагольствованиями» скрывался «панический страх приверженцев классической физики перед мало известными им ядерной физикой и другими новыми бурно развивающимися научными направлениями». Новые направления в физике они не в силах были постигнуть, они боялись собственного несоответствия новому уровню науки. Этот страх собственной неконкурентоспособности лежит в основе всех «патриотических» кампаний где бы то ни было.
Борьба за чистоту «русской физики» шла широким фронтом: в июне 1952 года член-корреспондент АН СССР А.А. Максимов опубликовал в одной из газет статью «Против реакционного эйнштейнианства в физике». «В ней объявлялись нелепостью основные положения теории относительности, сформулированной А. Эйнштейном еще в 1905 году, и утверждалось, что „лагерь идеализма через Эйнштейна, Бора и Гейзенберга стал направлять развитие физики в тупик“. С подобными нападками на величайшее научное открытие века Максимов в компании с такими учеными, как А.К. Тимирязев, выступал еще начиная с 1920-х годов. Но тогда их „антиэйнштейнианство“ воспринималось как частное научное мнение, и не более. Теперь же Максимов и те, кто за ним стоял, явно стремились придать своей точке зрения статус государственно-политической установки и, используя жупелы „реакционного эйнштейнианства“ и „физического идеализма“, пытались, подобно Лысенко в биологии, учинить такой же погром в физике… 16 января 1953 г. Ю. Жданов уже открыто использовал трибуну „Правды“, опубликовав в ней собственную статью с разоблачением „эйнштейнианства“».
А статья «Против невежественной критики современных физических теорий» академика В.А. Фока, одного из третируемых Максимовым «физических идеалистов», почти полгода не могла быть опубликована. Только благодаря сплоченным усилиям ведущих физиков страны, прежде всего участников «атомного проекта», и особенно позиции руководителя этого проекта Берии, которому разъяснили, что без учета законов теории относительности и квантовой механики создание атомной бомбы невозможно, статья Фока, наконец, была опубликована в январском номере 1953 года журнала «Вопросы философии».
Костырченко рассказывает также о чистке евреев, работавших в промышленности. Картина, в общем, обычная: пока в них была нужда, их терпели и даже продвигали. Когда же острая нужда отпала, их стали выбрасывать с их постов, а то и из жизни. Приводимые историком данные показывают, что во время войны значительно возросло число евреев, занятых на руководящих постах в военной промышленности. К концу войны из 60 директоров военных заводов евреями были 9 (15%), из 57 главных инженеров – 17 (30%), из 16 руководителей КБ и НИИ – 4 (25%). После окончания войны, особенно в 1949-1950 годах многие из них были смещены со своих постов. Их пытался защитить министр вооружений Д.Ф. Устинов, заинтересованный в сохранении кадров специалистов в отрасли, но далеко не всегда это ему удавалось.
А в феврале 1950 года на автозаводе имени Сталина в Москве была обнаружена организованная группа еврейских националистов. Кстати, первым ее обнаружил Н.С. Хрущев, незадолго до того назначенный секретарем ЦК и первым секретарем МК ВКП(б). Доложил об опасной находке Сталину, и карусель завертелась. А вся националистическая деятельность заключалась в том, что с некоторого времени «они стали совершать коллективные походы в театр Михоэлса, а когда тот погиб, делегировали на его похороны своих представителей». И еще они посмели в мае 1948 года «направить ЕАК приветственную телеграмму по случаю образования Израиля».
Как писала Анна Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…» Славные наши чекисты с не меньшим правом могли заявить: «Когда б вы знали, из какого сора растут заговоры!». Вот и в этом случае им, бедолагам, пришлось потрудиться – ну там, кого попугать, кого попытать – и очередной «заговор» был состряпан. «Только непосредственно на заводе, не считая непроизводственных подразделений, взяли под стражу 48 человек, в том числе 42 еврея». Десять человек были расстреляны, большинство остальных получили максимальные сроки заключения – до 25 лет.
Костырченко отмечает еще один характерный штрих антисемитской кампании: «Поощряемые инициировавшимися сверху гонениями на евреев и желавшие поживиться за счет последних мелкие и средние чиновники, предвкушавшие появление множества престижных и высокооплачиваемых вакансий, сделали немало для ужесточения чистки на предприятиях автостроения. От них потоком шли наверх подметные письма с заведомой клеветой и дезинформацией».
Далее было «дело КМК», которое Костырченко назвал еще «Последним сталинским расстрелом». Еще в 1942-1943 году в Сталинске евреями-беженцами из Польши на квартире некоего И.Б. Рапопорта была организована нелегальная синагога. После войны эти евреи уехали, но синагога кое-как продолжала существовать. Многие руководители-евреи, работавшие на КМК, хотя сами в ней не участвовали, но, по многовековому еврейскому обычаю, передавали синагоге денежные пожертвования, которые шли на вспомоществование нуждавшимся евреям, в основном ссыльным или заключенным. Естественно, дело в сентябре 1952 года рассматривала военная коллегия Верховного суда СССР. Четверо обвиняемых за столь опасную антигосударственную деятельность были приговорены к расстрелу, трое получили по 25 лет лагерей, престарелому хозяину квартиры, использовавшейся в качестве синагоги, Рапопорту, милостиво дали всего 10 лет.
Мораль: любое проявление национальной солидарности евреев в СССР является государственным преступлением.
«Дело врачей»
Но наиболее ярко черты разлагающегося сталинского режима проявились в «деле врачей». Разлагался как личность вождь – разлагался и державшийся на его единоличной власти режим. Костырченко прослеживает, как возникшая в молодые годы, возможно, на почве меж- и внутрипартийной борьбы, неприязнь Сталина к евреям с возрастом перерастала во все более кондовую ненависть к ним. В итоге, считает историк, это привело к «психологической деградации дряхлевшего Сталина, выражавшейся в параноическом изменении личности на почве юдофобии». И еще определеннее: «Личная юдофобия,.. превратившаяся в настоящую болезнь».
Но источником сталинской паранойи была не только юдофобия: «Кто многим страшен, тот и сам многих опасается». Сталин опасался даже собственных соратников, ибо знал, что они знают, как он обошелся со многими их предшественниками. Дочь Сталина вспоминала о состоянии отца в последние годы жизни: «Он был душевно опустошен, забыл все человеческие привязанности, его мучил страх, превратившийся в последние годы в настоящую манию преследования». И еще мнение: «Крупный и серьезный аналитик истории большевизма Б.И. Николаевский… допускал „возможность ненормальности Сталина в 1952-1953 годах“».
Надо думать, тут работал не только страх преследования, но и просто страх смерти. Страх этот присущ всем людям. Но, мне кажется, большие тираны подвержены ему особенно. Тиран не может понять: как так, он, которому покоряется полмира, должен умереть как простой смертный? Какая несправедливость! И как же мир без него? У тиранов вырабатывается представление о сверхценности их жизни. Костырченко рассказывает, как на заседании бюро президиума ЦК 1 декабря 1952 года Сталин, ознакомив соратников с полученным из МГБ «документом», разоблачающим «заговор» по умерщвлению Жданова, произнес: «Вы слепцы, котята, что же будет без меня – погибнет страна, потому что вы не можете распознать врагов».
Конкретное «дело врачей» возникло как будто случайно, но в атмосфере конца 40-х – начала 50-х нечто подобное не могло не произойти: «„Дело врачей“ вошло в историю не только как одна из многочисленных преступных провокаций Сталина, но и как символ разоблачающейся агонии созданного им диктаторского режима… Это был апогей тотальной послевоенной чистки, которая имела значительный антиеврейский крен… Именно эта кадровая лихорадка, поразившая начиная с 1949 года практически все медицинские учреждения страны… и породила „дело врачей“». Большая чистка была проведена и во 2-м Московском медицинском институте им. Сталина. Среди других был под надуманным предлогом уволен профессор Я.Г. Этингер. А 18 ноября 1950 года он был арестован. С этой даты и можно вести начало отсчета «дела врачей».
Первоначально профессору вменялся в вину, как обычно, еврейский буржуазный национализм. Поскольку он упирался, знакомый уже нам подполковник Рюмин водворил его в сырую камеру, в которую к тому же нагнетался холод. Профессор оказался слаб здоровьем и 2 марта скончался. Однако, Рюмин успел выжать из него целый ряд имен его «единомышленников» по буржуазному национализму. Будь у Этингера другой следователь, получилось бы стандартное дело группы еврейских националистов. Но Рюмин был человеком авантюристического склада и не лишенным фантазии. Поскольку Этингер привлекался в качестве консультанта в Кремлевскую больницу, Рюмин увидел в этом «золотую жилу» и выдавил из профессора еще признание, что он намеренно назначал умершему в 1945 году секретарю ЦК Щербакову неправильное лечение.
Однако, преданный как пес Сталину, но малообразованный и лишенный полета фантазии Абакумов, привыкший пользоваться наезженной колеей борьбы с «буржуазным национализмом», не хотел усложнять дело и отверг «находку» Рюмина, чем и подписал себе смертный приговор. Как так: вырисовывается вредительский заговор врачей по умерщвлению руководителей государства, а министр безопасности их покрывает! В итоге Рюмин стал заместителем министра (при новом министре МГБ Игнатьеве), и тут уж он развернулся во всю: надо же было подтвердить существование злодейского заговора! Вскоре «выяснилось», что злодеи умертвили не одного Щербакова, но еще и Жданова, Георгия Димитрова, Мориса Тореза.
Не иначе уже и к главному вождю подбираются! На беду оказалось, что в лечении Жданова действительно были допущены серьезные ошибки, которые, к тому же, из корпоративной солидарности затем скрывались (именно на эти ошибки вполне справедливо указывала врач Тимашук). Костырченко по этому поводу пишет: «Воистину в уродливо организованном обществе порокам подвержены все его звенья, и здравоохранение, пусть даже элитарное, не составляло исключения из этого правила. В знаменитой „Кремлевке“, как и повсюду, наличествовала созданная „органами“ атмосфера всеобщей слежки и доносительства, витал мертвящий дух чиновной иерархичности, корпоративности, круговой поруки».
Когда лечивший Сталина профессор В.Н. Виноградов 19 января 1952 года, обнаружив значительное ухудшение здоровья пациента, порекомендовал ему временно отказаться от активной деятельности, вождь увидел в этом «замаскированную попытку враждебных сил отстранить его от верховной власти. Ведь во все времена и у всех народов дряхлевшие тираны, постоянно трепеща за свою жизнь, склонны были видеть в пользовавших их врачах отравителей… Сталин не только отстранил от себя старого профессора, но с этого времени вообще стал избегать контактов с профессиональными медиками». Можно думать, это ускорило кончину диктатора.
Костырченко продолжает: «Подозрительность к лейб-медикам, которая прежде лишь изредка тревожила быстро деградировавший мозг диктатора, таким образом, превратилась в постоянный и неизбывный страх. Он не только разочаровался в возможностях современной ему медицины, более того, в нем стала расти уверенность в том, что истинными виновниками его нездоровья являются пользующие его врачи. В конце концов болезненной фантазией Сталина был сотворен, как некий гомункулус, заговор врачей, который стал в его воображении стремительно разрастаться в стоглавую гидру».
Но дело внутренними врагами не могло ограничиться: «Сутками никого не принимая на своей „ближней“ даче, диктатор изводил себя мрачными картинами воображаемой им глобальной террористической акции по его физическому уничтожению. Вдохновители и организаторы террора – конечно же, империалистические разведки, которые завербовали для осуществления своих замыслов националистически настроенных евреев, проникших во все жизненно важные сферы общества, в том числе и в медицинские учреждения, обслуживающие высший эшелон руководства. Подчинив своему влиянию и кое-кого из наиболее авторитетных русских врачей, в основном выходцев из буржуазных слоев, западные спецслужбы приступили к уничтожению видных партийных и государственных деятелей, подбираясь все ближе к нему, главе государства».
Круг арестованных врачей все ширился, 4 ноября 1952 года был арестован и профессор Виноградов. Уже и фантазии Рюмина не хватало на тот «международный террористический заговор», который вызрел в мозгу вождя. 14 ноября Рюмин снят с должности и уволен из МГБ, а руководителем следствия назначен С.А. Гоглидзе, протеже Берии, и дело по воле Сталина приобретает свой окончательный вид, как «шпионско-террористический антигосударственный заговор, сколоченный якобы в СССР западными спецслужбами, завербовавшими кремлевских врачей».
Костырченко задается вопросом: «Верил ли сам Сталин во все эти бредни?» И отвечает: «Думается, что скорее да, чем нет». Действительно, он так долго упражнялся в сочинении разнообразных «заговоров», что с возрастом в «твердеющем» мозгу из ранее сочиненных им же схем мог сложиться образ «реального» заговора. Как отмечает Костырченко, «на излете жизни ум диктатора стал все больше тяготеть к привычным схемам „большого террора“ конца 30-х годов».
А мне вот что еще интересно: представления вождя о «заговоре», его страхи, о которых пишет Костырченко, складывались, в основном, из тех «признаний» арестованных, о которых ему докладывало МГБ. Но он сам давал «органам» добро на применение к задержанным «физических методов воздействия». Неужели этому «гению человечества» ни разу не пришла в голову простая мысль о том, что под пытками человек покажет все что угодно? Считаю, что в этом большая вина перед русским народом и другими народами империи царских жандармов: если бы они хоть разок применили к революционеру Кобе «методы физического воздействия», возможно, это уберегло бы великого вождя от слепого доверия к докладам своих живодеров.
В событиях «дела» первых двух месяцев 1953 года, предшествовавших смерти Сталина, много противоречивого, даже загадочного и до сих не проясненного. По решению Бюро Президиума ЦК КПСС 13 января 1953 года в центральных газетах было опубликовано сообщение ТАСС под заголовком «Арест группы врачей-вредителей». В нем говорилось: «Некоторое время тому назад органами Государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». Далее перечислялись фамилии врачей-убийц, из девяти шесть – типично еврейские. Утверждалось, что преступники признались, что они намеренно умертвили А.А. Жданова и сократили жизнь А.С. Щербакову. Также они «старались подорвать здоровье советских руководящих военных кадров, вывести их из строя и ослабить оборону страны,.. однако арест расстроил их злодейские планы».
Кожинов использует любую зацепку, чтобы попытаться опровергнуть «измышления» об антисемитизме любимого вождя. Вот и в связи с этим делом он пишет: «Ведущей фигурой „заговорщиков“-врачей был личный врач Сталина – русский В.Н. Виноградов, и, между прочим, по этому „делу“ было арестовано меньше евреев, чем русских». Лучше бы он не привлекал внимание к этой стороне дела, ибо сразу же возникает вопрос: если евреев было арестовано меньше, почему в сообщении ТАСС их названо больше? Ответ находим у Костырченко: он подтверждает, что среди арестованных по делу «большинство составляли русские», но, говорит он, «по ходу следствия дело приобретало все более очевидный антисемитский характер».
Это подтверждает следующий абзац сообщения ТАСС, являющийся в нем центральным: «Большинство участников террористической группы были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией „Джойнт“, созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву „об истреблении руководящих кадров СССР“ из США от организации „Джойнт“ через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса». Не случайно Кожинов не привел текст сообщения.
Одновременно с сообщением ТАСС «Правда» и «Известия» печатали передовые статьи на ту же тему, а на следующий день истерия охватила советскую печать «от Москвы до самых до окраин». О том, чем это отозвалось в провинции, пишет Г. Аронсон: «Дело врачей вызвало разлив антисемитской пропаганды по всей советской провинции. В некоторых городах Украины произошли расстрелы арестованных евреев-чиновников. „Украинская Правда“ в Киеве писала: „Глубокую ненависть вызывают в народе все эти Каганы и Ярошевские, Гринштейны, Персисы, Капланы и Поляковы“. В минской газете „Советская Белоруссия“ от конца января 1953 года появились статьи о преступлениях евреев – главным образом врачей. Был приведен длинный список имен женщин-врачей: д-р Ася Эпштейн, д-р Циша Нисневич, д-р Регина Блок, д-р Конторович, д-р Слободская, д-р Капаш, д-р Дора Паперно. Шпиономания охватила затем и Литву. Аресты евреев начались и в Ленинграде». Можно представить, в каком состоянии шли на работу врачи-евреи.
Но в последней декаде января началось нечто неожиданное: вождь как будто чего-то испугался и начал давать задний ход. Дал задание подготовить проект письма, в котором «впервые с начала пропагандистской кампании четко проводилась дифференциация между „еврейскими буржуазными националистами“, именуемыми отщепенцами и выродками, и честными „еврейскими тружениками“». Затем в редакцию «Правды» стали приглашать знаменитых людей еврейского происхождения, предлагая им подписать письмо. Далее произошло совсем невероятное: «2 февраля в редакционных кабинетах „Правды“ царила полная растерянность: тщательно подготовленное письмо было запрещено печатать». Вождь дал задание подготовить другой текст письма, еще более мягкий (!!!).
Но одновременно, как сообщает Медведев, весь февраль «ни одна политическая передовая „Правды“ не выходит без ссылки на „бдительность“ и „врагов народа“. Поздно вечером 28 февраля выходит „Правда“ на 1 марта, в которой напечатано постановление ЦК о женском празднике – дне 8 марта, – но и там тоже меньше всего говорится о празднике, а больше всего о „шпионах“, „убийцах“, скрытых „врагах народа“, „буржуазных националистах"».
Историки до сих пор не могут дать непротиворечивого объяснения, что творилось «наверху» в эти последние недели жизни диктатора. Завязанный им гордиев узел разрубила смерть: 2 марта «„Правда“ вдруг прекращает печатать всякие материалы о „врагах народа“». Он еще был жив, но его преемникам стало ясно, что ему уже не подняться, а им начинать свое правление с наследством в виде «дела врачей» было явно не с руки. Еще какое-то время шестеренки «дела» по инерции продолжали крутиться, кого-то даже еще арестовывали. А 4 апреля было опубликовано «Сообщение Министерства внутренних дел СССР», которое потрясло страну не менее, чем сообщение ТАСС от 13 января. В сообщении МВД говорилось, что 15 обвиняемых по «делу врачей» «были арестованы без каких-либо законных оснований», что их показания «получены путем применения незаконных приемов следствия» и т.д.
В действительности по главному «делу» проходили не 15, а 37 человек, все они были реабилитированы и освобождены в начале апреля. Но кроме собственно «дела врачей» многие арестованные в связи с ним проходили по ряду «дочерних» дел, в основном как «буржуазные националисты». По некоторым из них люди были освобождены лишь в конце 1953 года и даже в 1954 году.
Готовилась ли депортация?
До сих пор не утихают споры по поводу того, должен ли был послевоенный антисемитский шабаш в СССР закончиться, как в свое время в Германии, депортацией евреев в концлагеря. Буровский пишет по этому поводу: «Достоверной информации об этих планах очень мало, но косвенной полно. Как будто вопрос о выселении евреев решался в феврале 1953 года на заседании Президиума ВКП(б). В Еврейской автономной области в бассейне Амура строились бараки для переселенцев, чему тоже есть живые свидетели. Уже подготовлена была брошюра Д.И. Чеснокова „Почему необходимо было выселить евреев из промышленных районов страны“. Найти эту брошюру мне не удалось. Но двое свидетелей рассказывали, что они своими глазами ее видели». Буровский приводит из одного источника слова, якобы сказанные Сталиным: «Нужно, чтобы при их выселении в подворотнях происходили расправы» и «Доехать до места должны не больше половины».
Михаил Зорин, живший тогда в Риге, в журнале «Лехаим» рассказал о том, что в декабре 1952 года ему позвонил друг их семьи Карл Мартынович Граузин, член ЦК компартии Латвии, начальник политотдела Прибалтийской железной дороги, и предупредил о готовящейся депортации. Уже когда опасность миновала, он говорил: «Я вас очень жалел и не все рассказывал. Когда я был на совещании в ЦК партии, начальник политотдела Московской окружной дороги сообщил мне, что вагоны, в которых возили пленных немцев, так промыли дезинфекцией, что пробыть в вагоне 5-10 минут опасно для здоровья – кружится голова, болят и слезятся глаза, душит кашель, начинается рвота. И в этих вагонах собирались везти евреев. Нам с Харьей было вас жаль до боли».
Я был в то время уже взрослым человеком. Сам я ничего такого не зафиксировал, но евреи-земляки по Запорожью рассказывали, что какие-то люди якобы тогда ходили по квартирам и составляли списки еврейских семей. Странно: те, кому надо было, не могли получить такие списки в ЖЭКах?
Костырченко и Ж. Медведев отрицают существование планов депортации евреев: никаких документов в их подтверждение не найдено; кроме того, они были трудноосуществимы и принесли бы большой вред. Мне пришлось обсуждать эту тему с жившим в Германии (недавно скончавшимся) российским историком Самсоном Мадиевским, который участвовал в проходившей в Германии конференции по этой теме. В конференции принимали участие Костырченко, а также другие российские историки (причем русские по национальности), настаивающие на том, что депортация готовилась. Мадиевский пришел к выводу, что оппоненты Костырченко оперируют фальшивыми источниками. Я тоже склонен доверять выводам Костырченко.
Но что делать с рассказом М. Зорина? Он подкупает деталями, которые трудно выдумать. Что-то все же, видимо, было. Возможно, сгоряча Сталин и высказал мысль о депортации евреев, не исключено даже, что в этом направлении были сделаны предварительные наработки, которые и стали источником слухов. Но когда подсчитали последствия, решили, что себе дороже будет.
Наш большой друг Буровский, как чуть выше было показано, склонен был верить, что депортация евреев готовилась. А вот как он оценивает эти планы: «Ничего не было бы уникального в массовой высылке евреев – после высылок чеченцев, крымских татар, карачаевцев, после массовых депортаций эстонцев, поляков, литовцев, латышей, после геноцида поволжских немцев. Ничего такого, что не происходило бы в годы еврейского правления Россией или в сталинские полтора десятилетия. Евреи бы всего-навсего разделили судьбу многих других…».
Говоря о «сталинских полтора десятилетиях», он упорно протаскивает свою подленькую мысль, что Сталин правил страной только последние 15 лет его жизни – с 1938 по 1953 годы, а до 1938 – это все были «годы еврейского правления Россией». В предыдущих статьях мы уже говорили о том, зачем это ему нужно: чтобы свалить на евреев крестьянский Холокост начала 30-х годов. А здесь он пытается еще и депортации множества народов хотя бы частично тоже свалить на евреев: дескать, поделом им было бы, если бы и их депортировали. Не проходит подлость: практически все депортации имели место если не во время войны, то в самые последние предвоенные годы, когда даже по Буровскому Сталин уже «пришел».
Кто помог вождю отправиться на тот свет?
«Внезапная» смерть вождя вызвала в почвенно-патриотических кругах подозрение, что их любимому вождю помогли умереть. Кто именно? Ясно – кому выгодно, а кому выгодно – тоже ясно. Буровский вроде бы к почвенникам не относится, но разделяет их «любовь» к евреям, и потому такую жилу пропустить не может. Он пишет: «Судя по всему, смерть Сталина прервала эти приготовления» (к депортации евреев). «Насколько вероятна версия отравления Сталина ближайшими подельщиками, насколько реально, что диктатора „убрала“ группа влиятельных евреев – об этом очень трудно судить. Ведь достоверной информации нет». На слухах, недостоверной информации, предположениях, в основном, построены все труды этого «историка».
Не было в Москве в 1953 году «групп влиятельных евреев», тем более таких, которые имели бы подходы к сталинской охране. А вот «группа влиятельных грузинов» была. Ж. Медведев пишет: «На большинстве этих постов с 1939 года оказались кавказцы, близкие друзья Берии». Достаточно сказать, что пост заместителя министра ГБ занимал протеже Берии Гоглидзе.
Если кто-то помог Сталину уйти в мир иной, это мог быть только Берия. У него был для этого более чем серьезный резон. Сообщает Кожинов (как все же хорошо, что в России юдо-озабоченных много – хороших и разных): «В 1951-1952 годах развертывалось следствие по так называемому мегрельскому делу, которое представляло грозную опасность для самого Берии, принадлежавшего к мегрелам». Берии даже не обязательно было подсыпать вождю отраву – достаточно было в критический момент лишить его медицинской помощи. Впрочем, Сталин сам себя ее лишил.
И Солженицын по поводу смерти Сталина пишет: «Уже который раз именно евреи – подтолкнули застывшую историю вперед», явно тоже намекая на то, что это евреи поспособствовали вождю отправиться на тот свет. Даже после Холокоста эти юдо-озабоченные не могут избавиться от представления о всемогуществе евреев…
«Зеркальная ситуация» в США
Почвенник Кожинов из той же когорты, но «потоньше» дуроломов типа Буровского или Кара-Мурзы. Он почти никогда не прибегает к прямой неправде, его метод – полуправда. Вот он сообщает: «Из 10 членов Политбюро 5 оказались еврейскими родственниками (Молотов, Маленков, Ворошилов, Хрущев, Андреев), один – евреем (Каганович), один „полуевреем“ (Берия)». Не постеснялся для большей убедительности и весьма сомнительный (по его собственному признанию) слух насчет происхождения Берии приплести. И затем патетически восклицает: «И разве не является в свете этого полностью абсурдной версия об „антисемитизме“ Иосифа Виссарионовича?».
О другой стороне дела лукавый почвенник умалчивает. О ней рассказывает Костырченко. О Молотове и его жене Жемчужиной: в 1949 году «по приказу Сталина супруги разошлись». Предварительно жену ошельмовали, обвинив ее в связях с ЕАК и для надежности еще и в служебных преступлениях, а чтобы еще и унизить обоих супругов, вынудили одного из ее бывших подчиненных дать показания, что она склонила его к сожительству. Ее исключили из партии (за что на заседании политбюро голосовал и Молотов), судили и отправили в ссылку в Казахстан.
Но тут хоть были, пусть и фальшивые, обвинения. Что касается другого соратника, то «в начале 1949 года Сталин потребовал от Маленкова порвать с еврейской родней» – без всякого повода, «и по воле вождя брак дочери царедворца был расторгнут». Дочь Маленкова была замужем за сыном его друга-еврея. Вот так запросто сломал вождь семью, и соратник даже не пикнул. У Хрущева сын был женат на еврейке, но он погиб на войне, так что вождю ничего предпринимать не пришлось. А Ворошилов и Андреев были сами женаты на еврейках, но оба были к концу 40-х годов малозначительными личностями, и Сталин их не стал трогать.
Таким образом, вся эта коллизия с «еврейскими родственниками членов Политбюро» при внимательном рассмотрении может только лишний раз подтвердить антисемитизм Сталина. Кожинов был хорошо знаком с трудом Костырченко, но только что приведенные детали его «почему-то» не заинтересовали. Точно так же дело обстояло в семье самого вождя. Старший сын Сталина Яков был женат на еврейке, а дочь Светлана в 16-17 лет имела роман с кинорежиссером и сценаристом Алексеем Каплером, который на этом заработал 5-летнюю ссылку в Воркуту. А в 1944 году Светлана вышла замуж, и опять за еврея – Григория Морозова. В своих воспоминаниях она писала, что и в первом случае, и во втором отец высказывал ей недовольство тем, что ее избранники – евреи. Кожинов, описывая этот период ее жизни, о Каплере и не вспоминает (не вписывается в концепцию!), а брак с Морозовым трактует как доказательство отсутствия у вождя неприязни к евреям.
Попутно хотел бы отметить такой момент. Что это русских вождей, а также их деток тянуло вступать в брак с «лицами еврейской национальности»?
Понимая, что его попытки доказать, что никаких особых притеснений евреев в СССР не было, не слишком убедительны, Кожинов заходит с другой стороны, объявляя, что после войны «имела место „зеркальная“ ситуация: некоторые евреи в США объявляются агентами СССР, а затем некоторые евреи в СССР – агентами США». И еще: «Начатая в 1946 году в США кампания против „антиамериканизма“… во многом была направлена против людей еврейского происхождения, в частности, отставленный от ответственных постов „отец атомной бомбы“ Оппенгеймер и казненные супруги Розенберг были евреями» (слово «еврейского» выделено Кожиновым).
Внешне очень правдоподобно, а по сути здесь имеются даже не «две большие разницы», а гораздо больше. Что все послевоенные (1947-1953 годы) кампании в СССР, кроме «ленинградского дела», имели почти исключительно противоеврейскую направленность, со всей ясностью следует из вышеизложенного. А что кампания маккартизма в США «была направлена против людей еврейского происхождения» – очевидная ложь. Никто по национальному признаку людей в этой кампании не выбирал, евреи просто чаще других давали поводы, а иногда и явные причины заподозрить их в том, что определялось как «антиамериканская деятельность».
Почему именно евреи? Начну несколько издалека. Попалась мне в здешней русской газете заметка о, вероятно, первом послевоенном перебежчике, бывшем шифровальщике советского посольства в Оттаве Игоре Гузенко. В сентябре 1945 года, он, убедившись в несомненном и огромном превосходстве западного образа жизни над советским, решил разоблачить козни советской разведки против бывших союзников. Когда он со 109 «совершенно секретными» шифровками явился к редактору одной из местных газет, тот «впал в полную прострацию… отпихнул опасные бумаги и залепетал, что Канада вообще и он в частности чрезвычайно нежно относятся к мистеру Сталину, и он ни в коем случае не желает ни слышать, ни тем более публиковать о нем ничего плохого». С большим трудом «предателю» удалось передать куда надо свои бумаги, которые «представляли собой переписку резидента ГРУ с иностранными агентами, внедренными в атомную отрасль Северной Америки. В результате оказались арестованными 11 человек, в числе которых был даже член канадского парламента».
Если доверчивый Запад был тогда очарован СССР и мистером Сталиным, то тем более это относилось к евреям. Они считали Сталина спасителем евреев от нацистской чумы. А через пару лет, как уже говорилось, СССР сыграл немалую роль в создании государства Израиль. Кожинов приводит такое свидетельство: «Многие израильтяне боготворили Сталина… Даже после доклада Хрущева на ХХ съезде портреты Сталина продолжали украшать многие государственные учреждения, не говоря уже о кибуцах». Несомненно, эти настроения захватили многих евреев США и других западных стран. А среди них было немало тех, кто так или иначе был причастен к атомным проектам США и Англии. Что советская атомная бомба была создана в сжатые сроки благодаря успехам советской разведки, ныне не секрет.
Чтобы подтвердить преследования в США «людей еврейского происхождения», Кожинов указал на казненных супругов Розенберг и удаленного с ответственных постов Оппенгеймера. Ныне высказываются сомнения в справедливости обвинений против Розенбергов. Насколько эти сомнения справедливы, судить трудно. Обратимся к «отцу атомной бомбы» Роберту Оппенгеймеру. В книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы» генерал-лейтенант НКВД Судоплатов пишет: «Жена известного скульптора Коненкова, наш проверенный агент,.. сблизилась с крупнейшими физиками Оппенгеймером и Эйнштейном в Принстоне…» К глубокому сожалению, приходится признать, что не только Оппенгеймер, но и великий Эйнштейн, чьей любовницей была Маргарита Коненкова, использовались в своих целях советской разведкой.
Так что Оппенгеймер был удален с высоких постов не напрасно и отнюдь не за свое еврейское происхождение. А какие стратегические секреты, даже при большом желании, могли сообщить любой разведке Михоэлс или, скажем, приговоренные к расстрелу работники «ЗИСа»? По всем «антиеврейским» делам в СССР обвинения в работе на иностранные разведки носили крайне расплывчатый характер, не зря даже председатель военной коллегии Верховного суда СССР Чепцов взбунтовался. А мыслимо ли было в США такое, чтобы председатель столь высокого суда вынужден был вынести обвиняемым расстрельные приговоры вопреки собственному убеждению? Мыслимы ли были там обвинения в еврейском, да каком угодно другом национализме?
Кампания борьбы с «антиамериканизмом» в США затронула только тех – евреев или неевреев, – кому предъявлялись конкретные обвинения, остальные могли нормально жить и работать. А в какой атмосфере жили в те годы все советские евреи, можно судить по сообщению Костырченко, который пишет, что после публикации «Сообщения Министерства внутренних дел» от 4 апреля 1953 года, в котором сообщалось о невиновности «убийц в белых халатах», «2 млн. 250 тыс. советских евреев, которые после смерти Сталина пребывали в смятении, не ведая, как будут развиваться события дальше, смогли перевести дух».
Кожинов сам приводит высказывание Сталина на заседании Президиума ЦК КПСС 1 декабря 1952 года: «Любой еврей-националист – это агент американской разведки». И тут же дает пример: «Актер Государственного еврейского театра В.Л. Зускин был удостоен звания Народного артиста РСФСР, ордена Трудового Красного Знамени и Сталинской премии 1-й степени (в 1946 году), но 24 декабря 1948 года его арестовали как „еврея-националиста“, и, значит, агента США». А чтобы попасть в евреи-националисты и, значит, под суд, достаточно было хоть краешком прикоснуться к еврейской культуре или, не дай Бог, к религии. Это исчерпывающим образом показал Костырченко на примере «дела ЗИСа», «дела КМК» и пр.
Костырченко приводит выдержку из тома «Большой советской энциклопедии, подписанного к печати 12 сентября 1952 года (то есть в то самое «благословенное» время): «…Евреи не составляют нации… Ленинско-сталинская национальная политика привела к тому, что „еврейского вопроса“ в СССР не существует… В СССР и странах народной демократии евреи особенно быстро ассимилируются народами, в среде которых они живут». Вот это и было целью «ленинско-сталинской национальной политики» в отношении евреев: полная ассимиляция. Она и без того шла, но вождю казалось, что недостаточно быстро, и он ее насильственно ускорял, железом и кровью выкорчевывая остатки еврейской культуры, языка, религии. Это была уже не ассимиляция, а культурный геноцид, или, по меткому выражению Костырченко, – национальная стерилизация.
Во что должны были превратиться национально-кастрированные евреи? В русских? Не позволялось. Многие ассимилированные евреи и ощущали себя русскими, но в паспорте у них все равно стояло «еврей», и за попытки скрыть свое еврейство жестко наказывали. Костырченко рассказывает об одном заместителе министра, который за сокрытие своего еврейства был снят с должности как «не заслуживающий доверия». Другому крупному чиновнику не помогло объяснение, что, «поскольку он принял православие еще до революции, то в соответствии с порядком, существовавшим в Российской империи, считал себя русским как бы на законном основании». А в СССР он снова стал евреем и не имел права это скрывать. Точно то же самое, кстати, имело место в нацистской Германии.
Костырченко так оценивает ситуацию: «Если при царе евреи, чтобы избежать гонений, могли перейти в лоно государственной религии или эмигрировать из страны, то при Сталине они лишились этих возможностей. Создалась поистине тупиковая и парадоксальная ситуация. Множеству евреев, искренне уверовавших в сталинскую пропаганду объективной „прогрессивности“ ассимиляции и в результате обрусевших, режим отказывал в формальном праве слиться с тем народом, с языком и культурой которого они полностью сроднились».
Но, если евреи перестали считать себя евреями, а в русские их не пускали, то кем они должны были себя ощущать? Правильно, гражданами мира, этакими «всечеловеками». Караул, так они же космополиты! Ату их!
Возвращаясь к навязанному нам Кожиновым сравнению положения евреев в СССР и США в послевоенные годы, зададимся вопросом: можно ли представить себе в США что-либо подобное советским массовым чисткам евреев без предъявления каждому обоснованного обвинения? Они сразу же побежали бы в суд, к адвокатам. Вот почвенник описывает, по его же словам, «выразительный эпизод»: «В Вашингтоне собрались девятнадцать человек, вызванных в Комиссию палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности… Тринадцать из девятнадцати – евреи… Их интересы представляют шесть адвокатов… Адвокат Крам призывал Дэвида возглавить Комитет в защиту обвиняемых в „антиамериканской“ деятельности».
Эпизод действительно более чем выразительный – если сравнивать его с советскими реалиями. Во-первых, обвиняемые «собрались», а не были доставлены под конвоем. Во-вторых – «Комитет в защиту обвиняемых». Кто посмел бы в СССР заикнуться о создании подобного Комитета? А главное – адвокаты. Какие адвокаты в СССР по «политическим» делам? Вот как проходил суд по делу ЕАК (Ж. Медведев): «Суд был закрытый и без права обвиняемых на защиту и апелляции. Возможно, что первоначально готовился сценарий для открытого суда. Но от этой идеи отказались, так как следствие не смогло получить никаких доказательств „шпионской“ или даже антисоветской деятельности арестованных». Ну, нет доказательств – суд сделали закрытым – и все дела…
Кампанию маккартизма в США не зря окрестили «охотой на ведьм». Это была реакция на сталинскую агрессивную политику в мире, на проникновение сталинских агентов во все поры западного, поначалу весьма наивного и благодушного, общества, и, как это в подобных случаях бывает, эта кампания копировала некоторые черты сталинских кампаний. Но до чего же это была бледная копия! Во всяком случае, она ни в коем случае не была специфически антиеврейской. За пределами того ограниченного круга евреев, которым, справедливо или нет, инкриминировалась „антиамериканская“ деятельность, 5 миллионов американских евреев чувствовали себя вполне уверенно (Костырченко): «Около 20% американского среднего и крупного бизнеса находились в руках представителей этой национальности», и никакой маккартизм эти позиции не поколебал.
Настойчивые потуги Кожинова представить дело так, что в США «гонения на евреев», как он это называет, начались раньше, чем в СССР, просто абсурдны: кампания борьбы с «антиамериканизмом» в США приходится на 1946-1953 годы, а реальные гонения на евреев в СССР начались еще во время войны и даже раньше.
И что еще я не могу понять: как это Кожинов рассыпается в похвалах коллеге – «первоклассный историк Г.В. Костырченко», «тогдашняя борьба с „антипатриотизмом“ (то есть в первую очередь с евреями) тщательно и объективно проанализированы в трактате Г.В. Костырченко» и т.д. – и в то же время начисто игнорирует (именно игнорирует, а не опровергает) его выводы?
Впрочем, как показано в материале «Фальсификаторы» (№ 9 «Рубежа» за прошлый год) русские почвенники в стремлении обелить любимого вождя еще и не на такое способны…
Итак, можем резюмировать: в последние годы сталинского правления российская культурно-историческая матрица с ее шовинизмом и, особенно, антисемитизмом была не только восстановлена, но и многократно превзойдена. Нажим на евреев с целью их ассимиляции был неизмеримо усилен, но, в отличие от царского времени, ассимиляция ни в коей мере не избавляла евреев от преследований.