Страна ЗЕ-КА

РАСЧЕЛОВЕЧЕНИЕ

Сейчас уже не вспомнить, почему это слово, когда-то давно встретившееся в одном тексте и, казалось бы, уже почти забытое, вдруг вновь неожиданно напомнило о себе, что послужило, так сказать, ассоциативным поводом?

Была ли это статья «Плен и тлен» – о судьбе 96-летнего старика-еврея, пережившего два концлагеря – гитлеровский и советский, – и доживающего свой век здесь, в Германии, в одном из альтерхаймов? («Еврейская газета», №10, 2008 г.) Или отголоски некогда отшумевшей дискуссии о том, как немцы и россияне (каждая сторона по-своему) оценивают позорные страницы своего не столь далекого прошлого?

Так или иначе, но искать это слово в словарях (толковом и отраслевых) – занятие бесперспективное. Не значится оно и в психологическом словаре, что позволяет считать его не относящимся к категории научного понятия. Тем не менее, в качестве эмоционально-экспрессивной  характеристики определенного психологического явления оно давно уже получило прописку не только в художественной литературе и прессе, но и вошло в лексику повседневного общения, вобрав в себя весь негативный опыт разрушительного воздействия на человеческую личность.

Я могу и ошибаться, но первым, кто ввел это слово в литературный оборот, описав при этом весь ужас сталинских лагерей, был практически неизвестный в СССР (да и поныне в России) русско-еврейский писатель и публицист Юлий Марголин (1900-1971). Книга автора под названием «Путешествие в страну ЗЕ-КА» была  впервые опубликована в 1952 г. в Нью-Йорке, в издательстве им. Чехова и стала для западного читателя, а также русской эмиграции  первым открытием советского Гулага (адрес книги в Интернете: http://margolin-ze-ka.tripod.com/).  

Задолго до «Архипелага Гулаг» А. Солженицына и «Колымских рассказов» В. Шаламова Ю. Марголиным сквозь призму собственного лагерного опыта и на основе пристального его изучения была описана и разоблачена бесчеловечная сталинская машина уничтожения собственного народа.

Стоит  отметить, что большую часть жизни писатель прожил в Израиле, в  20-х годах учился в Германии, где, окончив Берлинский университет, получил степень доктора философии. Родился, однако, в Пинске, на территории  Российской империи. Там же позднее, в советское время волею нелепого случая был арестован и оказался в сталинском лагере, на строительстве Беломоро-Балтийского канала.

 Юлий Марголин

Немало теплых страниц своих воспоминаний «Я унес Россию» посвятил этому человеку уникальной судьбы известный эмигрантский  писатель и историк русского зарубежья Роман Гуль. Помню то ошеломление, которое испытал, пару месяцев назад буквально «проглотив» его книгу. Хотя к тому времени давно практически все, до этого написанное на лагерную тему, мной уже было прочитано и осмыслено.

Само жизнеописание Ю. Марголина, проведшего 6 лет в сталинских лагерях, чудом оттуда вырвавшегося и блестяще вскрывшего весь чудовищный механизм расчеловечения (книга содержит главу с одноименным названием), его страстная публицистическая деятельность в послевоенный период могли бы стать темой  отдельной публикации.

Однако в настоящем контексте нас в первую очередь интересует обозначенный писателем психосоциальный феномен. В эту материю очень нелегко  погружаться каждому, кто  никогда не испытывал, что такое лагерный опыт.

Есть выражение, принадлежащее писателю Виталию Семину: «страдания памяти». Смысл его в том, что забыть можно только те события, которые в целом осмыслены и полностью объяснены. К тому же, что остается не до конца понятым, память возвращается вновь и вновь.

«Как можно сочинять музыку после Освенцима?» – вопрошал некогда Т. Адорно, известный немецкий философ ХХ века. Оказалось – можно вполне. К сожалению, даже за 60  с лишним лет  человечество не смогло в полной мере осмыслить такое вселенское злодеяние, как Холокост. 

Сталинские же лагеря зачастую рассматриваются сегодняшними российскими псевдопатриотами  не столько как бесчеловечный, сколько оптимальный на тот момент эксперимент по индустриализации страны. И это несмотря на  целый поток лагерной литературы, открывшийся в 80-90-е годы! А что? Вот ведь заявил Сергей Малинкович, лидер организации «Коммунисты Петербурга и Ленинградской области»: «Мы хотим, чтобы Русская Православная Церковь канонизировала Сталина» (Inoрressa.ru, 22. 07.2007). И это не шутка. Для многих российских коммунистов (и не только их !) зловещая фигура «вождя народов» давно превратилась в объект идолопоклонства.

Вероятно, Ю. Марголин явился одним из первых профессионалов, который попытался придать своим воспоминаниям о сталинском лагере не столько описательный, сколько аналитический характер. Проницательное око философа и психолога, никогда до этого не заглядывавшее за колючую проволоку советского концлагеря, цепко ухватило и зафиксировало все то, что было надежно скрыто от внешнего мира. И не просто зафиксировало, а подняло до уровня философского обобщения.

Советская каторга предстает перед читателем «Путешествия…» как жуткий институт, специально созданный государством для унижения, растления и в конечном итоге морального и физического  уничтожения человека. «Непосильный каторжный труд и нищета – вот два метода, с помощью которых расчеловечивается Homo Sapiens, попавший в советский лагерь» – так начинается одна из, пожалуй, самых тяжелых глав «Путешествия в страну ЗЕ-Ка» (глава 13 «Расчеловечение»).

Глазам «западника» (так именовали себя заключенные, ранее проживавшие вне пределов СССР) открывается  почти нереальная картина жуткого беспредела, царившего в лагере. Здесь человека систематически понуждают к дегенеративному инфантильному поведению. Бессмысленные задания, почти полное отсутствие личного времени, непредсказуемость перемен в лагерных порядках – все это действовало глубоко развращающе.

«Огромное, подавляющее 90%-ное большинство идет на черную массовую каторжную работу, – пишет Ю.Марголин в главе «Расчеловечение». «Лагеря, призванные „исправлять трудом“ – как будто можно кого-нибудь исправить обращением в рабство – представляют в действительности дикую профанацию труда и неуважение к человеческому таланту и умениям… В лагере учителя носят воду, техники пилят, купцы копают землю, хорошие сапожники становятся скверными косарями, а хорошие писари – скверными сапожниками. Людей слабых, чтобы выжать из них максимум, посылают работать вместе с сильными и опытными: в этих условиях физический труд становится не только физической пыткой, но и глубоким унижением».

С поразительным лаконизмом, обходясь минимумом литературных приемов, опираясь в основном  на ясные и логически доходчивые построения, автор полностью развенчивает характер рабского труда: «Лагерная система – пишет автор, – расчеловечивает свободных людей, превращает их в „рабсилу“, а рабов доводит до скотского состояния с помощью методического нажима на темп и производительность труда».

Непостижимо представить, но лагеря были предметом особой гордости сталинской власти, а не ее темным позором. Советской пропагандой они подавались как школа энтузиазма и чуть ли не пересоздания всего человечества. Мысль вождей двигалась, очевидно, в совершенно ясном направлении: страна и лагерь представлялись им единым и органичным целым, без всяких внутренних перегородок. Между тем, «школа перековки» планомерно и безжалостно разрушала человеческую личность, превращая ее либо в раба, либо в яростного ненавистника этой власти.

«Люди в лагере, – замечает по этому поводу  Ю.Марголин, – даже, если  раньше они были  друзьями советской власти или не имели своего мнения, теперь не могут не быть ее врагами» (глава 13).

Как профессионального философа, каковым Ю. Марголин продолжал оставаться даже в бесчеловечных условиях сталинского лагеря, его остро интересует человек и его поведение в экстремальной ситуации.

Лагерь, в котором были смещены все понятия и масштабы разумного, становится для него лабораторией для исследования личности и социума. Это обстоятельство роднит его лагерное творчество с широко известной книгой «Люди в концлагере»  выдающегося немецко-еврейского психолога и психиатра, бывшего узника Дахау, Бруно Беттельхейма. «Чтобы  понять роль лагерей, – писал Беттельхейм, – не следует заострять внимание ни на зверствах как таковых, ни на отдельных человеческих судьбах. Лагерь в данном случае важен как пример, обнажающий сущность государства массового подавления, причем, пример очень наглядный» (Б.Беттельхейм «Просвещенное сердце». Журнал «Человек», 1992г., №2).  

                    .

Этого принципа, как мне кажется, придерживается и Ю. Марголин. Крупными штрихами рисует он картину нравственного растления огромной массы людей, оказавшихся за колючей проволокой, которых методически и целенаправленно понуждают забыть о своем человеческом достоинстве.

«Чувство собственного достоинства – этот хрупкий и поздний плод европейской культуры – вытравляется из лагерника, растаптывается еще до того, как его привезли в лагерь. Невозможно сохранить чувство собственного достоинства человеку, над которым совершено циничное и грубое насилие и который не находит оправдания своим страданиям даже в той мысли, что они – заслуженная им кара. Государство всей огромной силой власти организованного общества – раздавило его без вины и основания – не наказало, не  изгнало за грех, а просто надругалось над ним. Все подавлено в массовом обитателе лагеря: его логика и чувство справедливости, его личное право на внимание к элементарным потребностям духа и тела».

Особенно трагична судьба девушек и молодых женщин, попавших в сталинский концлагерь. На их примере автор зримо показывает, как уничтожается природное женское начало. «Для молодой женщины, часто  17-18 летней девушки, присланной в лагерь за неосторожное слово или за происхождение – единственный способ уцелеть, это продать себя за хлеб, одежду, за легкую работу или протекцию начальника… Терять им нечего. Через 10 лет пребывания в лагере они и так обратятся в развалины, в затасканное человеческое отрепье» (глава 13).

Психологам хорошо известен феномен, когда полное владычество над людьми  убивает в них всякую непосредственность. Оно разлагает, сводит к  нулю, уничтожает личность – но тихо, без шума. Образно выражаясь, здесь нет палача, показывающего народу окровавленную голову жертвы. Но жертва подобного владычества существует: в отличие от психического заболевания, врожденного или обусловленного обстоятельствами, процесс нравственного вырождения неизлечим и необратим. И это, не менее страшное преступление сталинской власти, Ю. Марголин описывает так:

«Настает момент, когда человек ненавидит себя, ненавидит все, что составляет его сущность и что он действительно умеет. Единственным стремлением его становится – не выделяться в общей массе, быть как можно более послушным и исправным орудием чужой воли. Он забывает сегодня, что делал вчера, и не знает, что ему прикажут делать завтра. Он отучился иметь свои желания и знает, как опасно показывать свое нежелание. От животного  он  отличается только тем, что допускает более разностороннее использование: в лесу и в поле, за столом и при машине – но не отличается от него ни своим скотским послушанием, ни полной зависимостью от кормящих его и выводящих на „развод“» (глава 13).

Очень трудно подавить в себе искушение вновь и вновь цитировать « Путешествие…» – этот потрясающий по силе разоблачительный документ-воспоминание. Вот, к примеру, описывает автор сидевших в лагере молодых поляков (гл.19 «Люди на 48-ом»). Интересует его в первую очередь то, как они воспринимают свое заточение, какие чувства вызывает у этих людей зона и произвол лагерного начальства. Становятся ли им теперь ближе и дороже те европейские ценности, на которых их в детстве воспитывали? Ю. Марголин делает потрясающее открытие – все происходит с точностью до наоборот: «Лагерь воспитывал ненависть. У нас не было сомнения, что эти молодые люди вынесут из лагеря не уважение к демократии и достоинству человека, а контр-коммунизм, т.е. фашизм. Некоторым из них лагерь импонировал, они учились, как надо расправляться с врагами. Они хотели бы ввести лагерь во всем мире, но только сажать в них других людей. Не разрушить лагерную систему, а только присвоить ее себе» (гл. 19).

Сталинский лагерь уродовал душу и тело человека, а то и просто уничтожал его физически не в меньшей степени, чем нацистский.

До сих пор, к сожалению, находятся люди, которым сравнение между двумя фабриками бесчеловечности дается с трудом. Действительно, сталинский лагерь не имел газовых камер и не пользовался «Циклоном Б», в нем не дымили печи, подобно освенцимским. И «стирали» в нем человека в «лагерную пыль» не по расовому, а по классовому,  а то и просто по бредовому принципу. Но в целом на его счету гораздо больше смертей. На этот факт  неоднократно указывали многие историки.  Даже поэт Иосиф Бродский в своей нобелевской речи прямо заявил: «количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество сгинувших в немецких» (The Nobel Foundation. 1987).

В сегодняшней России никто больше не собирается уточнять число жертв сталинского террора!

На фоне раздающихся призывов вернуть памятник Дзержинскому на Лубянку и создаваемого властью нового образа «крепкого государственника» Сталина его кровавая эпоха предстает в полностью отретушированном виде. В реестре ежегодно отмечаемых в стране памятных дат «День памяти жертв политических репрессий», введенный Б. Ельциным 17 лет назад, сегодня скорее может вызвать разочарование. Для народа проходит он практически не замеченным. Почти так же, как миновала и другая «круглая» дата – 90-летие постановления Совнаркома «О красном терроре». По этому поводу власть хранила глухое молчание.

В этой связи  невольно напрашиваются далеко не риторические вопросы: сгинули ли на сегодня окончательно и безвозвратно сталинские лагеря? Растворилась ли, наконец, без остатка гнусная практика расчеловечения в нынешних российских исправительных учреждениях?

Из множества имеющихся на этот счет свидетельств я выбрал два. Первое хоть и более чем 4-летней давности, но зато это публикация в правительственном издании, и потому любые вопли о том, что это клевета на встающую с колен Россию со стороны жирующих на западные гранты правозащитников, заведомо исключаются. Это статья Вячеслава Нечаева в «Российской газете» от 19 октября 2004 года с заголовком «Пытки скрытой камерой» и подзаголовком «Чем меньше общество знает, что происходит за тюремной стеной, тем больше беззакония там творится».

Привожу выдержки из нее: «Почти полгода в колонии ОЕ-256/12 в Вологодской области провинившихся зэков „исправляли“ изощренным способом. Девять камер ШИЗО обшили изнутри листовым железом. Металлом покрыли трухлявые стены, в которых осужденные наловчились ковырять отверстия… Металлическая обшивка сделала из камер нечто вроде герметичных стальных ящиков. Хоть Вологодчина и не Сибирь, морозы здесь трескучие. Между тем в камерах ШИЗО даже зимнее остекление отсутствовало. Что значит продержать человека в железном ящике на холоде даже несколько дней? Обеспечено как минимум воспаление легких.

Заключенные писали во все инстанции. В ответ – тишина. Поначалу их жалобы исчезали где-то в кабинетах Вологодской областной прокуратуры. И лишь после того, как сведения о стальных камерах все-таки дошли до Москвы и в дело вмешалась служба Уполномоченного по правам человека, в колонию нагрянула комиссия из областного УИН. Поработала она комплексно, так что ее отчет занимает много страниц. Нашлись средства и на двойное остекление в камерах ШИЗО, и на замену водопровода. И, разумеется, стальную обшивку, никакими инструкциями не предусмотренную, со стен камер содрали».

Далее автор приводит строки из заявлений заключенных, зафиксированных комиссией: «Сразу по прибытию в колонию 30 января меня и еще семь человек водворили в ШИЗО. А за что, мы толком не поняли. В изоляторе меня сразу избили, отобрали теплое нательное белье и посадили в холодную камеру. Вместо объявленных пяти суток я провел там 10. Все эти дни нас кормили одной капустой, залитой кипятком...»; «Рацион питания в ШИЗО состоит из вареной капусты без жировых добавок. И так три раза в день. Некоторых осужденных держат в изоляторе по 2 месяца безвыходно. На прогулку выгоняют пинками и дубинками. Невзирая на возраст и физическое состояние, в любую непогоду нас заставляют приседать по 50 раз и по 30 раз отжиматься от грязного пола в прогулочном дворике...»; «В ШИЗО осужденных бьют и кормят одной капустой. Фиксировать побои работники медсанчасти отказываются. Из-за отсутствия лекарств и медикаментов там вообще никого не лечат. За год с туберкулезной палочкой из колонии вывезли около 50 человек...»

Далее автор пишет: «Если бы не дата на каждом из заявлений, можно было бы подумать, что они из архива как минимум полувековой давности. Но это, увы, не так. Полтора десятка жалоб от осужденных из Красноярского края поступили Уполномоченному по правам человека в РФ весной 2004 года. На первое – капуста с водой, на второе – капуста без воды, на третье – вода без капусты. Именно такой рацион установили заключенным в штрафном изоляторе колонии УП-288/31 в Красноярске. Изнурительная „диета“ продлилась около трех месяцев. Это документально подтверждено прокурорской проверкой, проведенной по просьбе российского омбудсмена.В документе, подписанном заместителем прокурора Красноярского края А. Белокопытовым, сообщается, что занижение калорийности питания заключенных в ШИЗО производилось умышленно. Проверка показала, что ссылки администрации на отсутствие продуктов – всего лишь отговорка. На продовольственном складе колонии в достатке имелись и мясо, и рыба, и крупы. Значит, обитателей ШИЗО намеренно морили голодом. Как ни удивительно, но проверяющие не усмотрели в этом беззаконии должностного преступления».

Второе свидетельство – это статья сооснователя Фонда защиты прав заключенных Льва Пономарева «При Путине возродились „пыточные“ колонии», опубликованная 12 февраля 2008 года в «The Wall Street Journal». Правозащитник сообщает: «Институт „пыточных колоний“ исчез еще в 90-е годы, которые теперь в России стало модно критиковать. Сейчас же из примерно 700 известных „зон“, где содержится основная масса осужденных в России, пыточными колониями можно считать примерно 50. Этот масштаб, как и процент заключенных, не сравнимы с советским ГУЛАГом, однако в отношении используемой администрацией колоний жестокости современная Россия быстро догоняет сталинский СССР».

Правозащитник описывает прием новой партии заключенных в колонии: «Прямо от фургона, в котором привозят новый этап, выстраиваются сотрудники колонии, вооруженные резиновыми дубинками. Пока заключенный бежит по коридору, каждый сотрудник бьет пробегающего мимо дубинкой. При этом люди, отягощенные своими пожитками, не могут быстро бежать… Такой прогон сквозь строй считается всего лишь гостеприимной встречей новичков. Малейшее недовольство такими порядками может привести к жесточайшему прессингу со стороны администрации…

Даже самые мелкие нарушения режима заключенными могут повлечь за собой суровые репрессии. Однажды сотрудники заметили, что в камере так называемого „штрафного изолятора“, где содержались семеро заключенных, пахнет табачным дымом. Тогда была вызвана пожарная машина, из брандспойта которой вся камера, в том числе заключенные и их личные вещи, была залита холодной водой. После этого людей неделю продержали в мокрой одежде при температуре 10 градусов по Цельсию».

В одной из колоний в Амурской области сразу 700 заключенных, доведенных до отчаяния условиями содержания и массовыми побоями, одновременно вскрыли себе вены.

В заключение в статье говорится: «Одним из наиболее откровенных свидетельств репрессий, происходящих в сегодняшних российских колониях, является ролик, отснятый одним из надзирателей тюрьмы… Смотреть эту современную версию „Одного дня Ивана Денисовича“ нелегко, но это бесценная возможность увидеть Россию времен Владимира Путина».

12 января 2009 года «Интерфaкс» передал следующее сообщение: «В местах лишения свободы в России находятся 795 тысяч человек, страдающих различными заболеваниями, сообщил представитель Федеральной службы исполнения наказаний РФ. Учитывая, что по состоянию на 1 ноября 2008 года в учреждениях уголовно-исполнительной системы содержалось 891,7 тысяч человек, больны около 90% арестантов. Из них 340 тысяч человек – больные социально значимыми заболеваниями». Социально значимые болезни – это заразные болезни (туберкулез, СПИД и пр.)

Отбыв срок, возвращаются в общество люди, расчеловеченные, обозленные условиями содержания  в колониях и тюрьмах, а также несущие за собой шлейф опасных инфекционных заболеваний. Так что современный вариант российского Гулага несет двойную угрозу для каждого жителя России.

Александр МАЛКИН