История
МИХАЭЛЬ ГУЗИКОВ КЛЕЗМЕР-ВИРТУОЗ
В пасмурный дождливый день 22 октября 1837 года по улицам Аахена медленно двигалась похоронная процессия, состоящая из нескольких печальных родственников и членов погребального братства еврейской общины Хевра Кадиша. Траурная процессия вышла за городские ворота Jakobstor и, перейдя через мост, направилась к еврейскому кладбищу; часы на Jakobkirche пробили два часа пополудни. Дождь не переставал, но когда отзвучали последние слова заупокойной молитвы Каддиш, и комья земли застучали по крышке гроба, ветер вдруг разорвал тучи, и несколько лучей солнца озарили землю, в которой нашёл последний приют покойный Михаэль Гузиков.
Знаменитый музыкант-виртуоз Михаэль Гузиков родился 2 сентября 1806 года в городе Шклове в семье еврейского музыканта-клезмера Иосифа Гузикова.
Название еврейских народных музыкантов клезмеры происходит от кли-земер (евр.) «музыкальный инструмент»; на юге России евреи произносили «клейзмер» и во множественном числе «клейзморим». Музыканты объединялись в бродячие ансамбли «капеллы», играли на свадьбах, бармицвах, балах, праздничных гуляньях, ярмарках. Музыка клезмеров сопровождала торжества Симха-Тора и Пурим, которые проходили вне синагоги, шествия при перенесении нового свитка Торы в синагогу. Ведущий инструмент «капеллы», скрипку или кларнет, дополняли цимбалы, контрабас, труба, флейта и барабан с тарелками. «Клезмерами» стали называть музыкантов в еврейских общинах Германии и соседних стран в XIV-XV веках. По мере сближения быта евреев Западной и Центральной Европы с окружающим населением центр творчества клезмеров перемещался на Восток, в Польшу, Литву и Украину, где жила основная масса еврейского населения Европы, и достигло своего расцвета в конце XVIII первой половине XX века. Работавшие здесь клезмерские ансамбли испытывали влияние фольклора народов, живших по соседству с евреями, и исполняли украинские, польские, румынские народные песни и танцы, сочетание многих мелодий и элементов создавало своеобразное и неповторимое искусство еврейской народной музыки. Многие клезмеры не знали нотной грамоты и не записывали музыки, которую сочиняли или импровизировали, мелодии передавались от музыканта к музыканту, теряли своих авторов и становились народными.
Шклов, где жила семья Гузикова, расположен на Днепре в 35 километрах от Могилёва, в 1772 году город в результате первого раздела Польши был присоединён к России и включён в Могилёвскую губернию. Оказавшись на западной границе России, Шклов стал важнейшим центром торговли с германскими государствами и Польшей. В основном, городская торговля находилась в руках евреев, им принадлежало 120 лавок (христианам 70), в городе жили три еврея-купца 1-й, два 2-й и 15 3-й гильдии. В 1783 году в Шклове проживало 1054 еврея, что составляло 47,2% от всего населения. По мнению еврейского историка Д. Фишмана, «период между присоединением к России и наполеоновским походом в Россию был золотой эрой в жизни города, когда он был метрополией русского еврейства». Сами евреи так оценивали своё положение в городе: «Шклов город, пользующийся славой среди евреев и имеющий у себя много учёных; жители его видные и богатые люди, занимающиеся торговлей, почти все его купцы евреи, которые имеют торговые дела с заграничными странами, откуда привозят товары и продают по всему округу». В 1790 году в городе была построена большая каменная синагога, существовали ещё четыре деревянные синагоги и богадельня. В 1783 году была открыта еврейская типография, а затем ещё две. Шкловская иешива славилась своими преподавателями, на учёбу съезжались студенты из многих городов и местечек.
В семье Иосифа Гузикова, который работал в клезмерских «капеллах» Шклова, подрастали сыновья, они, как все еврейские дети, учились в хедере, а музыке отец обучал их дома: сыновья должны были унаследовать отцовскую профессию. Когда дети выросли, Иосиф Гузиков организовал семейную «капеллу». В городе она считалась одной из лучших и пользовалась успехом. Работы было много как в Шклове, так и в окрестных еврейских местечках.
Возглавлявший «капеллу» отец Иосиф Гузиков играл на флейте, Михаэль младший в семье, пошёл по его стопам и также выбрал флейту, а его старшие братья играли на скрипке и контрабасе. В «капеллу» приходилось приглашать сторонних музыкантов, игравших на кларнете и барабане. Музыканты в «капелле» Гузикова не знали нот, но абсолютный музыкальный слух и феноменальная память позволяли им сохранять огромный репертуар и непрерывно его расширять.
В конце 1828 года, когда Михаэль жил уже отдельно от родителей, был женат и имел двоих детей, произошло несчастье музыкант простудился и тяжело заболел. Диагноз был неутешителен грудная болезнь, так тогда называли туберкулёз, не позволяла ему больше играть на духовых инструментах. И Гузиков начал осваивать распространённый в Белоруссии народный деревянный ударный инструмент «бруски», который использовали некоторые клезмеры. При игре на этом инструменте звук возникал при ударе палочками по деревянным брускам твердого дерева разной длины. Гузиков серьёзно усовершенствовал инструмент, создав современную модель четырёхрядного ксилофона с объёмом в две с половиной октавы хроматического диапазона. Была изменена и форма палочек, которыми ударяли по деревянным брускам. Музыкант назвал новый инструмент «гармоникой из дерева и соломы». Исследователи до сих пор не пришли к единому мнению о том, какие части инструмента были изготовлены из соломы. На гравюре, изображающей инструмент Гузикова, видно, что из соломы сделаны, скорее всего, декоративные элементы. Возможно, что солома упоминалась музыкантом, скорее всего, в рекламных целях.
Гузиков не только создал новый инструмент, но его виртуозное исполнение сложнейших музыкальных произведений на «гармонике из дерева и соломы» открыло новые возможности применения этого инструмента, и сделало ксилофон популярным среди исполнителей. Конструкция ксилофона, созданная Гузиковым, впоследствии использовалась многими музыкантами-виртуозами.
Новый инструмент привлёк внимание композиторов, для ксилофона писались специальные пьесы, делались обработки популярных музыкальных произведений, оригинальный звук ксилофона часто использовался в инструментальной и театральной музыке. Многие читатели помнят мелодии, которые завоевали сердца тысяч слушателей во всём мире: танец феи Драже из балета «Щелкунчик» Петра Ильича Чайковского или танец с саблями из балета Арама Хачатуряна «Гаянэ». В XX веке появилась усовершенствованная конструкция ксилофона с реверберацией звука, а затем инструмент оснащался электронными элементами, преобразующими звук, так, что казалось, что пластины ксилофона сделаны из разного материала: в один момент звучало дерево, потом стекло или металл.
Незаурядная музыкальная память и мелодический дар позволили Гузикову быстро расширить репертуар, исполняемый на «гармонике из дерева и соломы». Музыкант включал в программу концертов всё новые обработки еврейских, украинских, цыганских и русских народных мелодий, выполненные им переложения классической музыки. Инструмент стал солирующим в «капелле». Оригинальность звучания «капеллы» и широкий репертуар обеспечили популярность музыкантам семейства Гузиковых, их стали приглашать на гастроли в большие города: Киев, Харьков, Полтаву, Одессу. Во время гастролей музыканты капеллы слушали новую европейскую музыку и не упускали возможности создать композиции на темы и мелодии Н. Паганини, арий из опер Дж. Россини, К. Вебера, И. Гуммеля и других известных и популярных композиторов.
Иногда в концертах звучали оригинальные мелодии и импровизации, созданные самим Гузиковым. Но никто их не записывал, и музыканта пережила только сочинённая им мелодия для еврейского гимна «Shir Hama`alot» (Псалом 126).
В 1831 году, когда капелла Гузикова выступала в Киеве, там находился на гастролях выдающийся польский скрипач и композитор Кароль Липинский (Karol Lipinski, 1790 1861), который был покорён искусством еврейских музыкантов и оригинальностью звучания инструмента, созданного Гузиковым. Польский скрипач так отзывался об искусстве Гузикова: «Откровенно говорю, что удивляюсь вам; вы больший художник, чем я: я пользуюсь готовыми уже средствами, а вы создаёте новые». Благодаря рекомендациям Липинского прошли успешные гастроли капеллы Гузикова в Варшаве, Кракове и Лемберге (так тогда назывался Львов).
В 1832 году Гузиков гастролировал в Одессе. Гастроли проходили с большим успехом, на всех концертах зал итальянского театра был переполнен. На этих концертах игру Гузикова услышал известный французский поэт и государственный деятель Альфонс Ламартин (Alphonse de Lamartine, 1790 1869), который возвращался домой через Одессу, завершив большое путешествие по Ближнему Востоку. Ламартин уговаривал Гузикова ехать в Париж, пророча большой успех, как в музыкальных кругах Франции, так и у публики.
И Гузиков отправляется в большое гастрольное турне: искусству еврейских музыкантов рукоплескала публика Дрездена, Берлина, Гамбурга, Праги. Наконец в 1835 году Гузиков добрался до одной из музыкальных столиц мира Вены. Музыкальные критики высоко оценивали музыкальное дарование и оригинальность инструмента Михаэля Гузикова.
Газеты так описывали выступление Гузикова:
«Вот в концертную залу в национальном костюме тихо вошёл польский еврей с бледным лицом, с чертами, исполненными задумчивости и скорби. Внесли несколько пучков соломы и множество обтёсанных кусков соснового дерева. Публика смотрит и улыбается. Вот он начинает: слабые звуки странно отдаются в ушах. С удивлением и неудовольствием слушатели начинают поглядывать друг на друга, но ещё несколько мгновений и полились дивные, задушевные чарующие звуки, и зал загремел от криков браво и бурных рукоплесканий».
В Вене Гузикова прозвали Паганини на инструменте из дерева и соломы; он выступал при дворе перед императором и был настолько знаменит, что светские дамы в подражание его пейсам стали носить локоны a la Gusikow.
Игра гениального самородка восхитила известного композитора Феликса Мендельсон-Бартольди, который 18 февраля 1836 года писал своей матери:
«Интересно знать, понравился ли вам Гузиков так же, как и мне. Он настоящий феномен; известный музыкант, не уступающий никакому виртуозу в мире, ни в качестве исполнения, ни в передаче чувств; поэтому своим инструментом из дерева и соломы он восхищает меня больше, чем многие с их фортепьяно».
Концерты Гузикова носили постановочный характер. Газеты отмечали, что музыкант и члены его «капеллы» выступали в национальных костюмах. На гравюре, иллюстрирующей наш очерк, Гузиков изображён в ермолке и европейском костюме по моде середины XIX века: сюртук со светлой жилеткой, по которой вьётся цепочка от часов, рубашка c острыми краями воротничка, выпущенными из-под высоко завязанного галстука, а на сцену артист выходил в костюме, который носили евреи Восточной Европы.
И хотя европейская мода уже проникала в круги наиболее зажиточной части евреев, но большинство одевалось по старинке. Мужчины носили белую рубашку с рукавами, которые завязывались тесёмками. У горла рубашка переходила в нечто вроде отложного воротничка, но он не крахмалился и не имел подкладки. Воротник рубашки тоже завязывался тесёмками. Способу завязывания тесёмок уделялось особое внимание, особый шик был в выборе материалов этих тесёмок, напоминавших галстук. Позже появились чёрные шейные платки. Но в семьях, придававших значение традициям, шейные платки отвергались как «гойские». Штаны доходили до колен, на поясе и под коленями они также завязывались тесёмками. Чулки белого цвета были довольно длинными. Обувались в низкие кожаные башмаки без каблуков. Сверху надевали не сюртук, а длинный халат из шерстяной ткани. Люди победнее надевали по будням халат из полуситца, а по праздникам из плотной шерсти, а совсем бедные носили летом халат из нанки, хлопчатобумажного материала в узкую синюю полоску, а зимой из плотного серого материала. Халат был очень длинным, почти до земли. Поверх халата носили пояс, которому придавали особое значение, так как он отделял чистую верхнюю часть тела от нижней, осуществляющей, скорее, нечистые функции. Даже небогатые евреи надевали по праздникам шелковый пояс. Головным убором бедных была шапка с боковыми клапанами, которые обычно поднимались вверх, а зимой опускались на уши. Надо лбом и по обеим сторонам такой шапки нашивались треугольники из меха. Такая шапка называлась лоскутной и напоминала современную шапку-ушанку. Богатые евреи зимой и летом носили высокую остроконечную бархатную шапку, отороченную мехом. Под шапкой еврей носил бархатную или шелковую шапочку, на идиш она называлась ярмлке ермолка, а на иврите её называли кипа. Ермолку или кипу никогда не снимали, ходить с непокрытой головой считалось тяжёлым проступком. Эта одежда евреев Восточной Европы сохранялась неизменной в течение нескольких столетий.
В 1836 году начались гастроли «капеллы» Гузикова в Париже. Гастроли проходили с большим успехом, но было ясно, что парижан, избалованных концертами многих знаменитостей, привлекали в выступлениях Гузикова только оригинальное звучание «гармоники из дерева и соломы». Парижская музыкальная критика отнеслась к музыке Гузикова скорее как к цирковому номеру, а не как к выступлению музыканта-виртуоза. Общее мнение выразил Ференц Лист. В одном из писем к Жорж Санд он назвал Гузикова «уличным Паганини», чей «дар лучше было бы применить для совершенствования созданного им странного сельского инструмента», тогда как «его талант, оставленный без руководства, не произвел ничего, кроме легковесной музыки».
Но существовало и иное мнение. Известный венский журналист, редактор «Neuer Wiener Tagblatt» Сигмунд Шлезингер (Sigmund Schlesinger) в брошюре «Ueber Gusikov» (1836) пророчил музыканту большое будущее:
«Европа слышала Паганини, завоевавшего мир звуками, и к грядущим героям она останется более равнодушной. Но вот чтобы совершилось чудо, появляется человек, создавший подобно Орфею свою лиру, и с победной музыкой шествует по свету. При виде его все издают возгласы ликования; предубеждения религиозный дух и дух пристрастия молчат; он завоёвывает голоса знатоков искусств, публика аплодисментами выражает ему одобрение, и человек этот Гузиков Так же, как и Паганини, Гузиков завершает свой прежний тихий, пролегавший в полутьме путь, перед его взором простирается новый неизмеримо блестящий. Этот новый путь увлечёт его и, достигнув вершины, он, конечно же, с нежностью оглянется на то место внизу, с которого начиналось его восхождение».
Но пророчеству венского журналиста не суждено было сбыться, судьба не оставляла музыканту время, чтобы развить достигнутый европейский успех. Во время гастролей в Брюсселе Гузиков почувствовал себя настолько плохо, что гастроли пришлось отменить, и было принято решение возвращаться домой, в Шклов. Больному становилось всё хуже, и во время остановки в Аахене на 32-м году жизни Михаэль Гузиков умер. Братья после похорон на дни траура остались в Аахене и дожидались окончания изготовления надгробного камня. К сожалению, время не щадит ни людей, ни камни, не пощадило оно и камень на могиле известного музыканта на аахенском кладбище. Но исследователи* еврейской жизни в Аахене точно указывают расположение могилы Гузикова в первом ряду возле ограды, отделяющей кладбища от Luetticher Strasse. Найдены и документы, в которых воспроизведена надпись на несуществующем ныне надгробном камне:
Gusikuw, Mikhail (Michael Josef)
gebor.1806 in Schklow, gest. 21.10.1837.
Meister-Virtuose auf dem von ihm erfundenen
Holz- und Strohinstument.
Капелла Михаэля Гузикова была первым клезмерским ансамблем, который гастролировал на Западе. Фактически с концертов музыканта-виртуоза Гузикова и началась популярность еврейской народной музыки, которая захлестнула Европу и Америку в 1920-1930 годах. Сейчас еврейская народная музыка невероятно популярна, её играют и профессиональные ансамбли и любители.
Многие документы, легенды и предания о Михаэле Гузикове использовал одесский литератор Имре Друкер в романе, рассказывающем о жизни музыканта, опубликованном на идиш в 1981 году в московском журнале «Советиш Геймланд» («Советская Родина»).
Это кажется, что жизнь Михаэля Гузикова закончилась очень давно: более 170 лет назад. Но время как бы по волшебству спрессовывается, и мы оказываемся почти современниками: в 1860-х годах в Вильно в «капелле» Якова Эвена, ученика и последователя Михаэля Гузикова, играл на скрипке юноша Рувим Хейфец, отец и первый учитель Иосифа Хейфеца. А Иосиф Хейфец это уже наш современник, великий скрипач, ставший всемирно известным под именем Яши Хейфеца. Он родился в Вильно и умер в Лос-Анджелесе в 1987 году на 86-м году жизни. Некоторые из наших читателей побывали на концертах, с которыми он объездил полмира. Сегодня каждый может слушать записи Яши Хейфеца в новом цифровом формате. Так в звуках волшебной скрипки великого музыканта, новейшими достижениями техники перенесенных в XXI век, оживают клезмерские традиции давно ушедшего времени. Традиции, заложенные Михаэлем Гузиковым.
Владимир КОГАН,
г. Аахен
*Peters, Dieter. Der juedesche Friedhof in Aachen. Luetticher Straίe: Dokumentation der Grabsteine und Auswertung des Sterberegisters 1829 2000, Aachen 2001.