Встреча для вас

Нателла БОЛТЯНСКАЯ:

«Права на отход себе эта власть не оставила»

– Нателла, прошел ровно год, как мы беседовали с тобой – тогдашнее интервью появилось в нашей газете в апрельском номере, и это будет в апрельском. Так что ровно год. Ну, что случилось за этот отчетный период в политической жизни, мы все хорошо знаем, в общем, веселого, по-моему, мало, да?

– Смотря что считать веселым. Понимаешь, продолжается расслоение, разделение общества – не только на богатых и бедных, но и на слой людей, которых затрагивает усиливающееся давление государства на гражданина, и – второй – тех, кому пока это безразлично. Причем тенденция, с моей точки зрения, – постоянного оттока из стана довольных в стан недовольных. И те, кто доволен, какое-то время считают изменения позитивными, происходящее – правильным, обиженных – наказанными по заслугам и далее в том же духе. Но рано или поздно очередь доходит и до тех, кому вчера все было правильно. Жители Южного Бутова, когда у них отнимали собственность, вряд ли связывали свои проблемы с проблемами того же Ходорковского… А зря… Автовладельцы Дальнего Востока вряд ли пришли к выводу о необходимости отставки Путина в результате анализа политической ситуации в стране. Они возмутились, когда затронуло лично их. А до той поры – все было либо безразлично, либо скорее нравилось… Другое дело, что пока общество дозревает, власть, соответственно, усиливает давление и… закручивает гаечки там, где может прорваться недовольство. Так что, и впрямь, веселого мало.

– Ну, об этом мы еще поговорим, давай сначала о том, что произошло за этот год с тобой. Я знаю, что у тебя случились гастроли в Австралии, это все-таки такая экзотика, даже по сравнению с Европой, с Германией (вот зажрались, лет 15 – 20 назад и Европа была еще какой экзотикой!). Расскажи вкратце об этих гастролях, как тебя встречали, может быть, о стране, что тебя поразило?

– Экзотика – прежде всего 17-часовой перелет и попугаи вместо воробьев на улицах… Страна удивительная, весьма рекомендую в качестве места, где нужно побывать. Встречали хорошо. Так сложилась моя жизнь, и мы с тобой уже это обсуждали – мои зрители неравнодушны и чаще всего информированы – благодаря телеканалу RTVi, интернету и собственному желанию знать, что происходит. У меня там планировалось по концерту в Сиднее и Мельбурне. Но к моменту приезда в Мельбурн выяснилось, что билетов в почти трехсотместный зал за неделю до концерта уже нет ни одного, и организаторы устроили еще одну творческую встречу, из чего я делаю вывод, что интерес был. Вопросов задавали много, диски покупали, принимали тепло. Что поразило – если подробно, то позволь адресовать любопытствующих ко мне на сайт (www.natel.ru), в раздел «Впечатления», там все подробно и с фотографиями. А коротко – отсутствие ксенофобии. Там хороший такой Вавилон, в этой Австралии, а почему-то они вполне толерантны друг к другу… Еще поразило то, что среди жителей США, например, есть люди, не любящие Америку. Есть – не любящие Германию среди живущих здесь. А австралийцы – русскоговорящие и носители иных языков действительно, всерьез гордятся своей страной, готовы работать волонтерами, спасая медлительных коал во время лесных пожаров и вообще – без натужности и пафоса – эту страну – любят. Поразил парад победы, на котором боевые награды стареньких или ушедших из жизни ветеранов могут нести на правой стороне одежды их дети или внуки. И ветераны идут – наши, индийские, шри-ланкийские – все, кто воевал в войнах, которых – ни одной Австралия не затевала… А рядом с некоторыми – мальчишки и девчонки, и на правой стороне яркого свитерка или футболки у них – иконостасы медалей их дедов. Вот где воспитывается патриотизм. Причем не натужно, а естественно.

– А как тамошняя русскоязычная публика? В Германии – по крайней мере, твои зрители, те, кто пришел на твои концерты – достаточно политизированная публика. Они следят за событиями в бывшем СССР, причем, с такой живостью, будто никуда и не уезжали. А как в Австралии? Или там, ввиду даже чисто географической удаленности, они больше живут своей австралийской жизнью?

– Примерно так же, как и в Германии. Правда, там было довольно много народу тех, кто слышал и хотел услышать мои песни на еврейские темы – то есть, пришедшие именно на концерт, а не на встречу с журналистом.

– А что за история произошла у тебя с планировавшимся концертом в Новой Зеландии?

– Не хочу делать никакой рекламы мелкому жулику – организатору и инициатору поездки, которая сорвалась целиком и полностью по его вине. К сожалению, этот человек работает в туристической компании с громким названием. Бедные его туристы.

– Сейчас, насколько я знаю, у тебя то ли готовится, то ли уже вышел новый альбом, и из-за него ты и предпринимаешь это мини-турне по Германии. Расскажи, пожалуйста, что это за диск, как он называется, много ли там будет новых песен и главное, могут ли зрители, которые придут на твой концерт, рассчитывать, что его хватит на всех желающих?

– Я рассчитываю, что дисков хватит на всех желающих. Новый альбом будет называться «Пастушья песня». У меня есть правило – не повторять одни и те же вещи на разных дисках. Поэтому новые песни будут обязательно. Среди них – песня про японского консула Сугихару, спасшего жизни тысячам евреев во время Второй мировой войны, и новая песня «Дни Турбиных»… И уже звучавшие, но еще не записанные – «Пастушья песня», посвященная Анне Политковской и «Правозащитная цыганочка», посвящение Валерии Новодворской, «Забытая Мелодия» – о восстании в Варшавском гетто, «Модус Операнди» про дело Литвиненко… И много других.

– Нателла, такой, может быть, несколько болезненный для тебя вопрос. Я знаю, как огорчились зрители в прошлом году, которые не смогли приобрести твои диски, потому что наш город был одним из последних в графике гастролей, и на нас просто не хватило. Слава богу, в этом году Нюрнберг стоит первым в твоем графике гастролей. Думаю, в этом году разметут все подчистую. Вместе с тем, ни в одном из русских магазинов в Германии, торгующих дисками, ни в одном каталоге невозможно найти ни твои диски, ни скажем, диски Тимура и т.д. Видимо, похожая ситуация и в России. Предлагают сплошную попсу. Почему так происходит при том, что реально существует спрос и я бы даже сказал – некоторый голод – на бардовскую песню, а не только на попсу?

– Мне кажется, что дело не в голоде. Безусловно, у попсы тиражи выше, аудитория шире. Поэтому больше вероятность, что диск купит человек случайный. В нашем случае «случайности» не происходит. Диски покупают ровно и только те, кто знает, что именно он хочет купить. На концертах диски продаются всегда хорошо. Магазин должен их выкупить у автора. Понятно, что магазин будет стремиться сделать это подешевле. А автору – зачем продавать в магазин подешевле, если  на концертах и так уходит. В России примерно такая же история.о

– Не могу не спросить про эту скандальную историю, когда Путин сделал публичную выволочку Венедиктову. Если тебе не очень ловко отвечать на этот вопрос по причине того, что Венедиктов твой работодатель, не отвечай, но просто у кого же спрашивать об этом, как не у тебя. Почти из первых, так сказать, рук. Итак, Путин сказал дословно следующее: «Вам придется за это отвечать, Алексей Алексеевич!» – т.е. за все безобразия «Эха». Сам Венедиктов, комментируя потом ситуацию, сказал что-то в том духе, что, мол, премьер Путин, как и любой другой гражданин демократической России, высказал свое мнение, ничего, мол, страшного. Как ты думаешь, отвечая так, Венедиктов кривил душой? Рассказывал ли он подробности произошедшего вам, в журналистском кругу? И если да, то можешь ли ты этим поделиться?

– Венедиктов на вопрос «как будем жить после такого» всегда ответит шутливо. А теперь давай оценивать результат, как говорится, по очкам. Список вещей, за которые Венедиктову нужно отвечать, открывает освещение «Эхом» ареста Гусинского. А потом – трагедия «Курска», закрытие НТВ… Далее – везде. Венедиктов не раз, и не два говорил, что  «Эхо» – не оппозиционная радиостанция, а информационная. И не случайно среди комментаторов «Эха» есть как верноподданные, так и диссиденты со стажем. То есть, представлены иногда полярные точки зрения. И премьер в данном случае, как мне кажется, выплеснул раздражение на проигранную Кремлем информационную войну. Хотя вряд ли его можно упрекнуть в склонности к пустым  угрозам. Итог – есть чего опасаться Венедиктову? Да, конечно.

Замечала ли я изменение политики радиостанции? Нет, не замечала. Могу я ошибаться? Конечно, могу. И каждый по отдельности может. А все вместе – с коллегами – мы бы разглядели признаки прогиба. Кстати, этот прогиб происходит быстро и бросается в глаза.

– А что ты скажешь о том разладе, который возник в результате всей этой истории между Венедиктовым и Новодворской? Кто прав, по-твоему? Не слишком ли Валерия Ильинична бескомпромиссно требовательна к Венедиктову? Понятно, если бы подобную выволочку журналисту независимой станции с какого-то бодуна позволил себе, скажем, столь ненавидимый многими Буш или теперь вот Обама, или же наша г-жа канцлерин, то этот журналист как минимум сказал бы ему: «А по какому, собственно, праву, вы читаете мне нотации и что-то там мне указываете?». А то еще и пропечатал бы эту историю в газете и вышел бы скандал. Но в России совсем другие реалии. Можно ли кинуть камень в Венедиктова, руководителя одного из последних независимых СМИ?

– История, о которой ты говоришь, выглядела следующим образом. Валерия Ильинична, в качестве гостя «Особого Мнения» в эфире передачи позволила себе высказывание, которое лично мне не кажется кощунственным. Но главный редактор счел его таковым и объявил «эмбарго» на приглашение в программу Новодворской. Прошла пара недель, страсти поостыли, и тиран Венедиктов во время одной из своих передач предложил слушателям  объявить «условно-досрочное освобождение» Новодворской. В результате голосования Новодворская вернулась в эфир. Еще раз по пунктам. Имел право главный редактор негативно отреагировать на высказывание гостя? Имел. Согласна ли я с его реакцией? Нет, не согласна. Были ли среди моих коллег те, кто  разделяет мой взгляд на вещи? Да, были. Красиво ли получилось? Нет, некрасиво. Был ли найден выход из ситуации? Да, был. Был ли Венедиктов несвободен в своих поступках? Не знаю.

– Твоя оценка писательницы Арбатовой и то, как она «милость к падшим призывала» – к Бахминой, родившей-таки в тюрьме. Это такие пошли писатели нашего времени? И потом, она и такие, как она – неужели настолько не могут смотреть дальше сегодняшнего дня, что не понимают, что времена рано или поздно изменятся и потом им очень трудно будет отмыться? Ведь уже было подобное, в перестройку, скажем...

– Писательница, упомянутая тобой, по моему мнению, пытается любым, подчеркиваю, любым способом поддержать угасающий интерес к собственной особе. Подозреваю, что на этот крючок она и была поймана и снабжена инструкциями, как именно она должна себя вести. То, что писательница эта не всегда говорит правду, общеизвестно, равно, как и ее  интерес остаться в истории. История, в каковую она влезла, пахнет весьма скверно. Отмыться… А ты полагаешь, степень ее чистоплотности потребует когда бы то ни было мыться?

– Вопрос в ту же тему. 2 марта на сайте Newsru.com.ru опубликована информация о том, что на форуме «Стратегия 2020», посвященном годовщине президентства Дмитрия Медведева, известный «прикремленный» и прикормленный журналист Михаил Леонтьев неожиданно заявил, что российская власть оказалась не готова к кризису ни в интеллектуальном, ни в институциональном плане. Поэтому, продолжил он, сегодня власть стоит перед проблемой: «Им надо либо сломать свое мировоззрение, либо сдохнуть». Что бы это значило? Крысы побежали?

– Не готова оценивать ужимки и прыжки господина Леонтьева. Кстати, зря ты думаешь, что он прямо такой пламенный фанат Кремля. Он очень даже здравомыслящий человек. Ругать власть начал? Может, из-за кризиса ему пайку урезали?

– А ведь забавно будет наблюдать, когда действительно начнется очередная перестройка, как бывшие столпы путинского режима начнут доказывать, что они всегда придерживались либеральных взглядов и вообще «ху ис мистер Путин» понимали с самого начала?

– Как там у Галича? Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку. Но это я за себя говорю. И понимаю, что подобный подход мало конструктивен. А потом, знаешь, я все время думаю о том, как – бомбой разорвался в людском сознании двадцатый съезд с разоблачением культа личности, и как это быстро погасло. Как это же происходило в перестройку, и как сегодня Сталина называют величайшим менеджером двадцатого века. Для того, чтобы произошла смена понятий «можно-нельзя», нужно что-то закрепить законодательно. Нужен Нюрнбергский процесс. Речь ведь идет не о том, что будут говорить те или иные «столпы», а о правилах поведения в обществе. И при сегодняшних правилах это общество готово оглянуться назад, решить, что реальные и мнимые победы страны заслуживали ту цену, которая была за них уплачена. Цену жизней и судеб целых поколений. Цену генетического и нравственного вырождения. И так, знаешь ли, легко прощают… А ведь наверняка, если озадачиться историей своей собственной семьи, выяснится, что кто-то был репрессирован. Нужна настоящая, а не подтасованная память. А нам эту память фаршировали тем, что было целесообразно. И продолжают фаршировать….

– Я знаю, что ты как раз недавно брала интервью у людей с ненафаршированной памятью. Расскажи об этом.

– Я ездила в Израиль волонтером проекта Правозащитного Центра «Мемориал». Проект называется «Последний свидетель». В рамках этого проекта хотят набрать свидетельства, в том числе и видеосвидетельства тех, для кого понятие «сталинизм» – не пустой звук и не надоевшая чужая боль. Моими собеседниками были сестры Нина и Наталья Михоэлс, дочери Соломона Михайловича, Алла Перельман-Зускина, дочь расстрелянного по делу Еврейского Антифашистского Комитета актера Вениамина Львовича Зускина и Давид Маркиш – сын расстрелянного по тому же делу писателя Переца Маркиша. То, что рассказали мои респонденты – страшно своей обыденностью бесконечного ужаса, нормой того, что любой гражданин страны в любой момент по движению чьей-то брови мог быть уничтожен. Вошедшее в плоть и разум понимание отсутствия закона. Дети не задают вопросов родителям, когда у них на глазах забирают соседей. Школьники покорно закрашивают на обложках учебников портреты вчерашних героев. Жены отрекаются от мужей. Матери едут в ссылку. Люди перестают быть людьми, становятся покорным стадом.

Мне кажется, что проект «Последний свидетель» чрезвычайно важен, как прививка от повторения подобного. Когда смотришь на кадры этих интервью, видишь глаза, слышишь голоса и, наконец-то осознаешь – это зло было не абстрактным, это было конкретное зло, имеющее имя, исполнителей и яркие признаки. Я позволю себе отослать читателей газеты на сайт «Мемориала» www.memo.ru. На этом сайте можно найти много имен репрессированных, возможно, кто-то отыщет там своих родственников. Там же есть анкета для тех, кто считает для себя важным присоединиться к проекту, как свидетель. А уж возможных волонтеров в «Мемориале» ждут – не дождутся. 

– Давай вернемся к сегодняшним будням – полгода назад говорили о возможности того, что Ходорковского все-таки освободят к золотой свадьбе родителей. Вместо этого сейчас раскручивается новое дело. Ты хорошо знаешь маму Ходорковского, Марину Филипповну. Как она еще держится?

– Держится. Хотя ей чрезвычайно трудно. Держится. Там семейная выдержка неслабая такая.

– Каковы твои ощущения от процесса – чем закончится это дело, есть ли надежда?

– Надежда… Ты знаешь, надежда моя лично прежде всего на то, что историю с Ходорковским не проглотят. Потому, что надежды на Мещанский-Басманный-Хамовнический суды нет. Эти ребята нарисуют Ходорковскому все, что их просили нарисовать. Но, с другой стороны, бредовость предъявленных обвинений уже настолько очевидна, что надо как-то выкручиваться из этой истории. Власти российской в том числе. Не знаю. Хочется надеяться, а поводов к оптимизму маловато. Более того, российское общество сегодня имеет очень мало возможностей выразить свое отношение к чему бы то ни было. Направо – закон об экстремизме, налево – ОМОН, прямо – собственная семья, которую кормить надо. Никто из-за Михаила Борисовича портить себе биографию в массовом порядке не станет и на демонстрацию протеста не пойдет. И мировое сообщество тоже сейчас занято другими делами. Хорошо, что Страсбург, по крайней мере, начал оценивать действия российской власти в отношении Ходорковского и его коллег, как нарушающие права человека.

– Вообще, многие отмечают, что Медведев по характеру совсем другой, нежели Путин. Невооруженным глазом видно, что он во всем пытается Путину подражать – в походке, жестах, манере жестко говорить. Как ты думаешь, его не задевает, не коробит оттого, что его только что в глаза не называют марионеткой? А ведь он президент России...

– Вадик, я, как профессор Преображенский, могу только посоветовать: не уделяй столько внимания российским СМИ. Смотреть, как он ходит, как он жестикулирует и разговаривает, интересно его имиджмейкерам и его жене. Я не отношусь ни к одной категории. Я на него не смотрю. Президент России, работающий в тандеме, подконтрольно? Очень может быть… Зато цацки у него вполне президентские. Многие завидуют.

– Сейчас многие журналисты в самой России пишут о близком конце эпохи Путина. Спорят только о сроках. Нелицеприятно и неуважительно стали отзываться о нем даже многие «прикремленные» политологи, например, Николай Сванидзе, иронично назвавший Путина «солнцеликим». Дмитрий Орешкин вообще обозвал его «гитлеренышем». Такого не позволяли себе даже Новодворская и Шендерович. Действительно в Москве так запахло оттепелью? Говоря словами поэта, будет ли апрель, шить ли «сарафаны и легкие платья из ситца»? 

– Дай бог, чтобы было так. Но у меня есть некоторые сомнения. Права на отход себе эта власть не оставила, совершив массу всего того, за что потребуется ответить, если ты не под защитой кремлевской стены. Это если говорить о бескровном конце эпохи Путина. А о конце, который может наступить в результате возмущения снизу, думать страшно. Это будет очень кровавый конец. И, кстати, не исключаю, что антикремлевские высказывания прикремленных журналистов – есть такой клапан для спуска пара, чтобы не рвануло раньше времени.

Раньше, на волне бешеных цен на нефть, мы планомерно вставали с колен и показывали всем собственную крутизну. И работала конструкция «мы самые-самые, но в кольце врагов». Сегодня эта конструкция не слишком работает. Мы уже не очень круты. Нужен некий мобилизационный проект. А его нет. Значит, надо дать некий выход недовольству. Желательно, под контролем. Вот и звучат пламенные речи тех, кому это поручено.

 В прошлый приезд после концерта

– Ну что, апрель, по крайней мере, календарный, уже наступил, будем надеяться, что наступит оттепель и в жизни страны. За апрелем май. До встречи в мае в Нюрнберге?

– Обязательно! До скорой встречи!

Беседовал Вадим ЗАЙДМАН

Фото и коллаж автора

Нателла БОЛТЯНСКАЯ

СПЯЩИЕ

Старый замок в лесу на поляне,
Где цветы собирает пейзанка,
И принцесса, конечно, заглянет
В заповедную комнату замка,

Где старуха укутана шалью,
И пылинки танцуют на солнце,
И принцессу, конечно, ужалит
В тонкий палец игла веретенца.

И уснет она прямо на стуле,
Погружаясь в глубокую темень,
И прикажет король, чтоб уснули
Все, кто жили в одно с нею время.

Ляжет пудовый груз на ресницы,
Взор каменеет, как от вина:
Всё, что случится, нам  будет сниться
В долгом кошмаре общего сна.

Засыпает страна, засыпает,
Не бросая привычного дела:
Повар соус в кастрюльке мешает,
И портной метит выкройку мелом,

Бьет баклуши, как водится, лодырь,
И священник читает молитвы:
Навалилась тяжелая одурь:
Люди спят: но глаза их открыты.

Им прикажут налево-направо,
Убаюкают мерным «во здравье»:
Как легко стало править державой
В полусонной бормочущей яви!

Ляжет пудовый груз на ресницы,
Взор каменеет, как от вина:
Всё, что случится, нам  будет сниться
В долгом кошмаре общего сна.

Так и жить, так и сгинуть, как будто
Куклам тряпочным из балагана.
И с утра нам не светит побудка,
Ибо полночь в окне постоянно,

И не хочешь, а всё же задремлешь
Под звучанье унылой капели,
И петух кукарекнет затем лишь,
Чтоб зажарить его не успели.

Позволяют лишь голод и зависть
Суетой от зевоты спасаться
Целым выводкам спящих красавиц,
Целым армиям спящих красавцев.