Что выиграли евреи от Революции
«Матрица» принимает будничный характер
(главы из неопубликованной книги)*
* Продолжение. Начало цикла см. в №№ 3, 7, 9, 10, 12 за 2008 г. и №№ 1, 2 за этот год.
Везде, где не зная смущения,
историю шьют и кроят,
евреи – козлы отпущения,
которых к тому же доят.
Игорь Губерман
Со смертью Сталина фабрикация массовых политических процессов прекратилась, но их прекращение, пишет Жорес Медведев в книге «Сталин и еврейская проблема. Новый анализ», «не прекратило антисемитизма в СССР. В некоторых отношениях государственный антисемитизм даже усилился в период правления Хрущева, а затем Брежнева». Ну, последнюю фразу, мне кажется, можно считать некоторым преувеличением. «Процентная норма» действовала, как и при Сталине, в лучшие вузы евреев не пускали совсем – так это тоже при нем было. С престижных и «хлебных» должностей «вычищали» даже меньше – просто потому что большая часть этой работы была выполнена при нем.
Более полную картину нового правления рисует Костырченко в книге «Тайная политика Сталина»: «И это правление несло на себе каинову печать государственного антисемитизма, хотя он и был водворен в узкие рамки строго регламентированной негласной политики, не позволявшей провоцировать такие крупномасштабные пропагандистские и полицейско-репрессивные акции, которые имели место в недалеком прошлом (борьба с „космополитами“, „дело ЕАК“, „дело врачей“). К тому же, новое советское руководство приняло кардинальные меры к укрощению подпитывавшего антисемитизм великорусского шовинизма и в связи с этим отказалось от национально-государственной доктрины „старшего брата“, заменив ее сусловско-брежневской концепцией советского народа, рассматриваемого теперь в качестве „новой исторической, социальной и интернациональной общности людей“, возникшей на основе „юридического и фактического равенства всех наций и народностей СССР“».
А вот как выглядело это «равенство» на деле: «Массовые антиеврейские чистки государственного аппарата и учреждений прекратились. Однако, так сказать, тихое „выдавливание“ евреев продолжилось, и прежде всего из сферы, связанной с обеспечением национальной безопасности страны (армии, тайной политической полиции, ВПК, внешнеполитического и внешнеэкономического ведомств). Причем наиболее видных специалистов еврейского происхождения, задействованных в ВПК, как и прежде, не трогали, дожидаясь их естественного (в силу возраста) ухода со своего поприща. Постепенно преодолевались и последствия антиеврейских гонений, имевших место в гуманитарно-культурной области в последние годы правления Сталина. Поскольку была свернута пропаганда русского патриотизма, угрожавшая ключевому в системе власти в СССР лозунгу о дружбе советских народов, а значит, и монолитности империи, кадровые кампании „за чистоту русского искусства“ больше не проводились. Творческие работники еврейского происхождения могли теперь более или менее спокойно смотреть в будущее».
Труды Костырченко и Медведева посвящены сталинскому времени, последующей эпохи они коснулись лишь вскользь. Иное дело работа Леона Шапиро «Евреи в Советской России после Сталина», которая, как видно из названия, целиком посвящена послесталинскому периоду. Жаль только, что описание заканчивается 1967 годом (сборник статей, в который она входит, издан впервые в 1968 году). Шапиро дал наиболее точное определение той перемены, которая произошла в политике государственного антисемитизма в СССР при смене эпох: «После смерти Сталина антиеврейские ограничения приняли, так сказать, „будничный“ характер». Это определение использовано мною в названии данной главы.
Преемственность политики государственного антисемитизма сказалась уже в том, что «в своей нашумевшей речи на ХХ съезде коммунистической партии (1956 г.), в котором разоблачались сталинские преступления, Хрущев ни одним словом не коснулся массовых расстрелов представителей еврейской интеллигенции». В том же году произошло событие, очень напомнившее коллизию 8-летней давности, связанную с прибытием в Москву первого дипломатического представительства Израиля во главе с Голдой Меир. В июле 1956 года в столице СССР состоялся Международный праздник молодежи, в котором приняла участие и израильская делегация. Советские евреи совершили страшное преступление, сообщает И. Шехтман в статье «Советская Россия, сионизм и Израиль»: они «встретили участников израильской делегации с теплотой и энтузиазмом, свидетельствовавшими об их глубокой привязанности к возрожденному еврейскому государству».
Ровно 50 лет спустя, в июле 2006 года, в Германии проходил чемпионат мира по футболу, в котором принимала участие и украинская команда. Ее очень тепло приветствовали не только живущие здесь украинцы, но и другие выходцы из Украины (и даже из России) – евреи, немцы. Разве это не естественно? Но советские евреи 1956 года забыли, в какой стране они живут и что они в этой стране на особом счету. Вот что было дальше: «Как только разъехались иностранные делегации, тысячи участников произраильских демонстраций были под разными предлогами сняты со службы, многие были арестованы и сосланы. Около 120 таких ссыльных были направлены на сроки от 15 до 17 лет в Воркуту».
Не претерпела существенных изменений политика замалчивания Холокоста, искажалось участие евреев в войне (Шапиро): «Всем памятна реакция Хрущева на поэму Евтушенко „Бабий Яр“. Выступая на собрании писателей в декабре 1962 г., он резко критиковал Евтушенко, который, дескать, не сумел как следует разоблачить фашистских преступников… Ведь у Евтушенко выходит, „что только евреи были жертвами кровавого нацизма…“ Печать и в центре и на местах посвящала много места разным нападкам на евреев. Писали об евреях, которые на фронт не шли, а в тылу умудрялись захватить самые лучшие места, наиболее удобные квартиры и т. д. Газеты вскрывали псевдонимы и подчеркивали еврейское происхождение разных чиновников, которые по тому или иному поводу подвергались общественному порицанию…».
Так что антиеврейские кампании все же продолжались, только в другой, не «расстрельной» форме. Да и расстрельные дела не совсем сошли на нет. Джонсон в книге «Популярная история евреев» пишет о Хрущеве: «Возглавив страну, он сделал в антиеврейской пропаганде основной упор не на „шпионаже“, а на „экономические преступления“, и большое количество евреев было приговорено к смертной казни на девяти показательных процессах». Дополняет Шапиро: «Согласно опубликованным на Западе неполным данным, с 1 июля 1961 г. по 1 июля 1963 г. 140 обвиняемых были приговорены к смертной казни, и среди них было 80 евреев».
«Преступления», за которые людей казнили, были в большинстве своем такого рода, которые в нормальных государствах вообще преступлениями не считаются: валютные операции, «нелегальное» производство ширпотреба. Более того, в первом процессе такого рода, состоявшемся в 1961 году в Москве, был попран один из основополагающих принципов правосудия, гласящий, что закон обратной силы не имеет: двух подсудимых – Рокотова и Файбишенко – за валютные операции приговорили к расстрелу, хотя в момент совершения преступления за это полагалось максимум 3 года лишения свободы. Сам Никита Сергеевич настоял на том, чтобы срочно была изменена соответствующая статья УК и чтобы эта измененная статья была применена за совершенные ранее преступления. И советская юстиция взяла под козырек: суть власти осталась неизменной.
«В двух шагах от полного исчезновения…»
Но главным орудием государственного антисемитизма оставалась насильственная ассимиляция – путем лишения евреев их языка и культуры. Тут Хрущеву особенно ничего и делать не надо было: Сталин почти все уже сделал, достаточно было все так и оставить. Например (Шапиро): «Начальные и средние школы на еврейском языке были ликвидированы во время сталинского террора. Та же участь постигла еврейские исследовательские институты в Киеве и Минске. После Сталина ничего не изменилось, и еврейские школы остаются под запретом… это также относится к Еврейской Автономной Области – Биробиджан».
Шапиро сообщает также: «В 1957 г. Союз советских писателей обращался с письмом в Центральный комитет партии и указал на невозможное положение писателей, пишущих на идиш: еврейские писатели были лишены возможности печатать свои труды, так как государственные издательства не принимали рукописей на еврейском языке» (а других издательств в СССР не было). Но читаем дальше: «Сталин умер в 1953 г., а первая книга на идиш вышла в 1959 г. За весь период от 1948 до 1965 г. включительно вышли в Советском Союзе 13 книг на идиш. Для сравнения укажем, что в одном 1962 г. советские издательства выпустили 34 книги на удмуртском языке (общее число удмуртов – 600 000), 49 книг на марийском языке (500 000) и 116 на башкирском языке (1 000 000)».
Еще хуже дело обстояло с еврейским театром: «В июле 1956 г. Хаим Сулер из нью-йоркской коммунистической газеты „Морнинг Фрайтаг“, по возвращении из России, сообщил о планах восстановления еврейского театра в Москве… Одиннадцать лет после появления заметки на всей территории СССР нет еще ни одного профессионального еврейского театра… Между тем, тяга к еврейскому театру была огромна. Вопреки желанию официальных кругов среди еврейских масс начался процесс культурной самодеятельности… Старые актеры, певцы и музыканты начали организовывать кружки, специализирующиеся в репертуаре на идиш… Согласно имеющимся данным, в одном 1957 г. в СССР состоялось около 3000 концертов с репертуаром на идиш».
В 1961 году начал выходить «первый и единственный в Сов. России журнал на идиш после сталинского разгрома – „Советиш Геймланд“ („Советская Родина“)… Во главе журнала власти поставили Арона Вергелиса, поэта и публициста». Вот как характеризует его поведение в разгар сталинских преследований евреев Костырченко: «Спасая собственную свободу (а, может быть, и жизнь) Вергелис направил в партийное бюро Союза советских писателей пространное послание, в котором каялся в собственных ошибках, проклинал еврейскую литературу (главным образом арестованных писателей) и доносил на тех ее представителей, кто еще оставался на воле». Шел естественный отбор – естественный для советского режима.
В 1964 году в ответ на письмо Бертрана Рассела, «в котором последний спрашивал, почему до сих пор не восстановлены еврейские культурные учреждения», Вергелис отвечал, что «тяга к еврейской культуре понизилась и поэтому совершенно невозможно искусственно увеличивать культурную работу на идиш». Журнал просвещал читателей относительно «тяжелого положения американских негров, клеймил политику США во Вьетнаме, писал и о евреях, эксплуатируемых в капиталистическом Израиле“. Однако на его страницах никогда не ставился вопрос о страшной судьбе еврейских писателей в России… Вергелис отказался поместить еврейский перевод поэмы Евтушенко „Бабий Яр“ и откровенно солидаризовался с позицией Хрущева в отношении этой поэмы».
Отсутствие школ, литературы, театров, нормальной периодики на родном языке неизбежно вели к тому, что язык переставал быть родным: молодежь его уже не знала.
Эпоха правления Хрущева отмечена общим наступлением на религию, но иудаизм был на особом счету. Г. Свет в статье «Еврейская религия в Советской России» сообщает: «На 40 миллионов православных насчитывается в стране 20 000 церквей, 35 000 священников и около 70 монастырей. На 3 миллиона баптистов приходится 6 000 приходов и пасторов – по одному приходу и пастору на каждые 500 верующих. Лютеранские церкви Латвии и Эстонии насчитывают 100 церквей и 150 пасторов. На миллион, если не больше верующих и верных традициям евреев в Советском Союзе приходится всего 60-70 синагог, – по одной синагоге и одному раввину, примерно, на 15 000 верующих. Православная церковь в СССР имеет две духовные академии и 5 семинарий для подготовки священников. Мусульмане имеют Медрассу для подготовки мулл. Несколько студентов из Медрассы обучаются в Каире, а молодые семинаристы-баптисты – в духовных академиях Англии и Канады. Но на протяжении 40 лет не было во всей России ни одного раввинского семинара.
Священнослужители православной, мусульманской веры ездят за границу, где общаются со своими единоверцами, которые порой приезжают в Советский Союз на религиозные съезды. Мусульманам разрешили учредить в Москве специальный департамент для внешних сношений с их единоверцами вне пределов России. Православная, Грузинская, Армянская, Баптистская и Лютеранская церкви Эстонии и Латвии состоят членами Всемирного Совета Христианских Церквей. Между тем, еврейским синагогам не разрешен контакт с религиозными еврейскими общинами и учреждениями вне пределов России».
Картину, нарисованную Г. Светом, дополняет Л. Шапиро. Он пишет о том, что, в отличие от представителей других конфессий, «еврейское население не получило разрешения на создание центрального учреждения… Гонения на еврейские религиозные общины приняли более решительные формы, когда волна арестов прокатилась по Советскому Союзу в 1960 г. Казалось, что Хрущев возвращается к сталинским методам: многие еврейские деятели были арестованы по обвинению в шпионаже и в связях с „посольством одного из капиталистических государств“. Три руководителя общины в Ленинграде были приговорены в октябре 1961 г. к разным срокам тюремного заключения… В том же году три руководителя Московской общины были осуждены на три года заключения…»
Власти препятствовали восстановлению синагог на оккупированных во время войны территориях, под разными предлогами реквизировали здания синагог и в то же время запрещали богослужения, устраиваемые верующими на частных квартирах. Большой редкостью стали предметы религиозного культа, а посылки с ними из-за границы не допускались. Как известно, на Пасху евреи едят мацу, и этого обычая придерживаются даже многие нерелигиозные евреи. Даже при Сталине особых проблем с мацой не было: она выпекалась в государственных пекарнях. При Хрущеве ее выпечку периодически запрещали. Посылки с мацой из-за границы не допускались, а выпечка и распределение ее на месте квалифицировались как незаконная предпринимательская деятельность, за что людей, случалось, судили. «В 60-х годах власти распространили политику удушения еврейских религиозных обрядов на область, в которой религиозные евреи проявляют особую чувствительность: в целом ряде городов под разными предлогами были принудительно закрыты еврейские кладбища».
Против иудаизма велась пропагандистская кампания, далеко выходящая за пределы общей антирелигиозной пропаганды и имевшая целью опорочить не только иудаизм как таковой, но направленная против Израиля и еврейства («сионистов») вообще. Шапиро пишет: «Появившийся в 1954 г. „Краткий философский словарь“ ясно указывал, что еврейская религия представляет из себя собрание суеверий, основанных на религиозной нетерпимости и на реакционных идеях, причем особенно подчеркивалась связь еврейской религии с „империалистическим сионизмом“». Шапиро приводит также примеры разнузданных антиеврейских выступлений в пресее: «Журнал „Крокодил“ поместил карикатуру, изображающую Иуду, продающего Христа за доллары. Лицо Иуды было взято без изменений из типичной нацистской карикатуры на евреев (Москва, 10.2.1960). „Львовская правда“ в хронике сообщала о драке в львовской синагоге, которая, дескать, всем известна, как обычное место кутежей, скандалов и спекуляции (Львов, 11.1.1962)… Дошло до того, что местная газета в Буйнакске (Дагестан) поместила статью, в которой рассказывалось, что религиозные евреи покупают небольшие количества крови у своих нееврейских соседей и потом для своих ритуальных целей пьют эту кровь, предварительно смешав ее с водой».
Новый этап антисемитской кампании начался в 1963 году, когда «вышла на украинском языке в Киеве под эгидой Украинской Академии Наук книга Т. Кичко „Иудаизм без прикрас“… Кичко не жалеет места, чтобы объяснить украинскому читателю, что еврейские раввины занимаются по существу грязными делами, жульничеством, эксплуатацией труда и к тому же полны ненависти к чужакам – неевреям… „Спекуляция мацой, свининой, воровство, обман, разврат – суть настоящее лицо руководителей синагоги… Нельзя понять историю взаимоотношений между американским капитализмом и сионизмом и иудаизмом, если не учесть дела миллионеров Рокфеллеров, которые уже десятки лет стараются захватить в свои руки часть Палестины – Негев с ее нефтяными залежами“… Для того, чтобы оценить по существу книгу Кичко, нужно видеть карикатуры, сопровождающие текст…Все карикатуры – числом до тридцати как будто взяты автором из нацистского органа Штрайхера „Дер Штюрмер“». Джонсон называет Трофима Кичко «коммунистическим Розенбергом». Каков был враль, можно судить уже по тому, что нефть в Негеве не обнаружена до сих пор.
«Появление этой книги было встречено с возмущением не только среди евреев свободных стран, но также среди широких нееврейских общественных кругов Западной Европы и Америки. Книга особенно поразила те круги либеральной интеллигенции, которые до сих пор рассматривали всякое указание на антисемитизм в Сов. Союзе, как проявление холодной войны. Даже коммунисты запротестовали… Москва сначала пыталась даже защищать опубликование „Иудаизма без прикрас“, но потом, под давлением из коммунистических кругов Запада, старалась загладить впечатление, произведенное книгой Кичко». В конечном итоге книга была признана «ошибочной и плохо подготовленной». Однако, подобные опусы, только в смягченном виде, продолжали издаваться в СССР и в последующие годы.
Внутри страны политика советского руководства и после Сталина была направлена на ускоренную ассимиляцию евреев. И политика эта давала свои плоды: народ, лишенный религиии, языка, культуры, переставал быть народом. Культурная ассимиляция дополнялась физической, которая после войны также ускорилась: ввиду уменьшения общей численности еврейского населения СССР, усиления его территориальной разбросанности вследствие военных эвакуаций, перемещения предприятий и пр., а также ослабления внутриеврейских религиозных и культурных связей резко возросла доля межнациональных браков.
Наш друг Андрей Буровский в своем двухтомном труде «Евреи, которых не было» подводит итог: «В таком-то ассимилированном состоянии, в двух шагах от полного исчезновения, и застала евреев Советского Союза эпоха национального возрождения, что обрушилась на народы Советского Союза в 1970-е годы».
Казалось бы, власти достигают своей цели, евреи становятся «как все», почти русскими, да и остается их с каждым поколением все меньше, ибо дети от смешанных браков принимают национальность нееврейского родителя. Что еще надо? Но, как и в сталинские времена, всемерно подталкивая ассимиляцию, советские власти подвергали дискриминации и ассимилированных евреев.
Тут мне вспомнилась история совсем из другой эпохи и жизни другого народа. В 2006 году российский немец Виктор Кригер издал в Алма-Ате книгу «Рейн – Волга – Иртыш. Из истории немцев Центральной Азии». Описан в ней такой эпизод из жизни немцев еще в царской России, передаю его по статье Александра Фитца в «Русской Германии»: «Бывший колонист Таврической губернии Франц Швигель, первоначально принадлежавший к католическому вероисповеданию, а затем перешедший в православие с наречением его новым именем Филипп, обратился в июле 1908 г. к заведующему Самаркадско-Ферганского переселенческого подрайона с просьбой приписать его к поселку Спасский Ходженского уезда Ферганской области, где он постоянно проживал. По этому поводу сам главноуправляющий землеустройством и земледелием А. Кривошеин обратился в святейший синод с просьбой дать заключение, „в какой мере, с точки зрения ведомства православного вероисповедания, такое поощрение к переходу в господствующую религию могло бы быть признано допустимым и желательным“».
Высшее православное начальство ответило: «Люди, как и целый народ, переменившие свою религию под влиянием тяжелых обстоятельств, не могут представлять прочного элемента для государства. Поэтому заселять Туркестанский край лицами, переменяющими свои религиозные убеждения под влиянием земельных выгод, по мнению Св. синода, есть дело антигосударственное».
Известно, в царской России иноверцев – немцев, евреев и прочих – к переходу в православие весьма даже подталкивали, но, как видим, от дискриминации даже этот шаг не очень-то спасал. Советская Россия осталась такой же: ни культурная ассимиляция, ни переход в коммунистическую веру (вступление в КПСС) от дискриминации не спасали, тем более, что, в отличие от России царской, в паспорте стоял пятый пункт.
Свидетельствует Буровский: «После 1953 года евреев старались не допускать на руководящие должности… Не пускали то на престижную работу, то учиться, „закрывали“ для евреев столичные институты и министерства. В этом занятии власть предержащих бывали приливы и отливы, но в целом тенденция ясна: для евреев сокращались возможности, правительство отводило евреям все меньшее место уже не только в аппарате управления страной, но и в любых областях жизни, кроме самых непрестижных и мало что сулящих: таких, куда никто особенно и не шел». То есть евреи оказались в СССР примерно в таком положении, как, скажем, чернокожие граждане в США в ХIХ веке, оставалось, правда, еще ввести правила расовой сегрегации: отдельные места в автобусах, скамейки в парке и т.п.
Но продолжим цитирование: «Хочешь окончить педагогический институт и стать сельским учителем? Пожалуйста! Но если хочешь окончить провинциальный пединститут, остаться при кафедре и быть ученым… Гм…Это можно уже не во всяком пединституте и не при всяких обстоятельствах. А если хочешь сразу поступить в МГУ, даже в Ростовский или Воронежский университет… Ну, не с фамилией Хаймович туда поступать?!». И даже такой вывод наш друг артикулирует: «Каждый из „народов СССР“ можно смело назвать „жертвой политики“. Но евреев – даже больше, чем других».
И еще он пишет: «В некоторых местах для евреев были особенно плохие условия, их не брали на работу во многих республиках решительно никуда: например, на Украине. Оттуда народ старался уехать, а куда именно – в Сибирь или Израиль, во многом становилось делом вкуса. В Красноярск в 1970-е годы приехало довольно много таких не совсем добровольцев с Украины, несколько десятков семей». Ну, от Израиля они отказались, вероятно, из-за того, что там слишком жарко, другое дело – Сибирь…
О том же, в общем, пишут все авторы, касающиеся данной темы. Шапиро: «Существование антиеврейских ограничений подтверждается всеми делегациями, посетившими Советский Союз… Евреи наталкиваются на большие затруднения не только при поступлении на работу, но особенно в тех случаях, когда после долголетней службы они имели право на повышение или на получение более ответственной работы». Джонсон: «В 1977-78 гг. ни одного еврея не приняли в Московский университет».
Каждый из евреев, кто жил в те годы в СССР, может привести примеры дискриминации из собственной жизни или жизни родственников и близких знакомых. Моя близкая родственница, окончив во второй половине 60-х годов Ленинградский университет, работала по распределению в обсерватории на Дальнем Востоке. Через несколько лет подала заявление на поступление в аспирантуру в тот же университет. Получила вызов, а когда приехала (через всю страну!), ей сказали, что аспирантская единица по этой специальности ликвидирована.
Жизнь «в отказе»
Не все евреи горели желанием ассимилироваться, да еще при этом оставаться в стране в роли граждан второго сорта. Искали выход в эмиграции. Не тут-то было: коммунисты-интернационалисты вынуждая евреев к ассимиляции, ассимилированных все равно дискриминировали, но из страны выпускать отказывались – видно, так дороги были им евреи. Большинство смирялось, пригибало голову и старалось как-то приспособиться к этой «неполноправной» жизни. Но были смелые и настойчивые – для них начинались муки «жизни в отказе»…
Буровский считает, что «политика властей СССР по отношению к евреям с 1953 года была… очень, очень непоследовательной… Такой же непоследовательной, как и политика Российской империи». Это не совсем точно, политика самодержавия в отношении евреев, по крайней мере, в одном вопросе была очень даже последовательной: евреи могли в любую минуту убираться на все четыре стороны – все до одного.
С 1953 года евреи стали для советского руководства разменной монетой, своего рода даже валютой: вопрос о том, выпускать или не выпускать, а если выпускать, то сколько, решался в зависимости от того, какая была надобность задобрить Запад, зависимость от которого все «крепнущего» советского режима с годами возрастала. По данным Костырченко, «в цифрах эта „уступчивость“ советских властей западному нажиму выражалась следующим образом: если в 1948-1967 годах они выпустили в Израиль в общей сложности 6,9 тыс. человек, то только за 1972 год – 29,8 тыс., а в 1973-м и того больше – 33,5 тыс. В последующем в зависимости от причудливой конъюнктуры советско-американских политических отношений количество выдаваемых евреям разрешений на выезд из СССР то резко сокращалось, то, наоборот, увеличивалось, составив к примеру, в 1975 году всего 11,7 тыс., а в 1979-м – более 51 тыс.»
Мне в этом сообщении очень понравились два выделенных мной слова. Первое: евреев «уступали» – как можно уступить лошадь или, скажем, подержаный автомобиль – дороже или дешевле. И второе: их «выпускали» – как выпускают из тюрьмы (из больницы, например, «выписывают»).
Историк сообщает, что и «в самом советском руководстве существовал определенный разнобой в подходах к еврейской проблеме. Если Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев придерживался при решении этого вопроса относительно либеральной точки зрения, то председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов стоял на позиции жесткого сдерживания общественной активности евреев вообще и их эмиграции из страны в частности» (это несмотря на то – или, напротив, благодаря тому? – что самого Андропова подозревают в еврейском происхождении).
Но евреи-то не могли предугадать все эти колебания в международных отношениях, в соотношении сил в ЦК КПСС, тем более, что все эти обстоятельства не раз менялись, пока заявление проходило все положенные ступени. Естественно, «бросовых» евреев «уступали» охотнее, а что-то собой представляющих «выпускали» с большим трудом.
Вот описание процесса от Буровского: «Подает человек документы на выезд… А ему отказывают. Раз он такая сволочь, не захотел жить на нашей социалистической родине, человека лишают буквально всего, и в первую очередь работы… нищенствовать, сидя на чемоданах и год, и два, жить за счет подачек друзей и знакомых по обе стороны границы – это и называется „сидеть в отказе“... понимать этот „отказ“ можно только одним способом – „отказ“ был способом наказать того, кто хочет уехать, создать максимум трудностей, да еще и показать пример того, как плохо приходится отъезжантам».
А вот о том же – от Джонсона: «Сталкивались противоположные желания: использовать евреев, держать их в плену или изгнать; но в любом случае их очень хотелось унизить. Так, в 1971 г. Брежнев решил открыть ворота, и в последующее десятилетие 250 000 евреев позволили уехать. Но параллельно с каждым взлетом эмиграции резко увеличивалось количество судебных процессов над евреями, а процедура получения выездной визы была сделана настолько сложной, трудной и позорной, насколько это возможно. Необходимость в характеристике с места работы желающего выехать приводила зачастую к разбирательству, в ходе которого еврея публично осуждали, клеймили позором и увольняли, после чего он оказывался без работы, без копейки денег, да к тому же его могли осудить за „тунеядство“ задолго до получения визы. Процедура выезда еще усложнилась в 80-е годы… Количество виз сократилось, и стало обычным, что семье приходилось дожидаться разрешения на выезд по 5, а то и по 10 лет».
В том, что хотелось евреев унизить, нет ничего удивительного: это стремление часто возникает от бессилия у не слишком обремененного моралью человека, чувствующего превосходство другого. Иначе чем стремлением унизить, невозможно объяснить требование характеристики с места работы у человека, уезжающего в другую страну. Представьте положение семьи, которая 5-10 лет находится «в отказе». Дело не только в отсутствии средств к существованию. А если в семье дети, которым ведь надо учиться. Можете не сомневаться, в школе все известно, и не только учителям…
Между прочим, в те же годы шла борьба за право выезда российских немцев, но их, естественно, «уступали» Германии и в Германию же «выпускали».
А случайно ли, как пишет Джонсон, именно «в 1971 г. Брежнев решил открыть ворота»? Нет, конечно, за это было заплачено дорогой ценой. В 1970 году случилось весьма нашумевшее тогда «ленинградское самолетное дело». 16 евреев, включая двоих детей, отчаявшись получить разрешения на выезд в Израиль, решились захватить самолет АН-2 (один из них был военным летчиком), чтобы перелететь в Швецию. «Заговорщики» знали, что за ними ведется слежка, но решили идти до конца. 15 июня 1970 года при посадке в самолет группа была арестована. 21 декабря 1970 года два участника – Эдуард Кузнецов и Марк Дымшиц – были приговорены к смертной казни, остальные получили большие сроки. Спасли Кузнецова и Дымшица от расстрела поднявшаяся в мире волна возмущения и личный звонок к Брежневу президента США Никсона. Оба после 9 лет заключения были в 1979 году обменены на проколовшихся в США советских разведчиков.
Эдуард Кузнецов в недавнем интервью «Русской Германии» с полным правом мог сказать: «После международного скандала, вызванного смертным приговором Марку Дымшицу и мне, Кремль сильно попятился в вопросе о выезде из страны. Именно тогда и началась массовая эмиграция евреев и русских немцев». Так сказать – За нашу и вашу свободу!
Трудно назвать страну, в которой к евреям относились бы с большой любовью, во многих странах их притесняли, из некоторых изгоняли. Но чтобы притесняли и одновременно из страны не выпускали – это советское ноу-хау. Даже Гитлер до самого 1941 года пытался евреев сплавить – на Мадагаскар, дружку-Сталину, в Палестину, да куда угодно. Я долго думал, почему русские, не любя евреев, видя в них чужаков, в то же время «держали и не пущали» их. Смог найти только одно объяснение: русским нужен козел отпущения. Что они только на евреев не сваливали: все Русские революции, крах Исторической России, крах Советского Союза, в начале 50-х они были врачами-отравителями, в 90-х – олигархами, ограбившими народ…
Вдобавок ко всему евреи были козлом, который еще и доится. Более половины евреев работали специалистами. При той зарплате, которую получали специалисты в СССР, в нормальной стране посчитали бы, что люди работают даром. Но все же главным было то, что, благодаря их активности и привычке везде совать свои длинные носы, на них можно было списывать собственные провалы и преступления. Такого козла, при всей нелюбви к нему, действительно жаль лишиться…
Но Россия евреев уже почти лишилась: жалкие остатки не уехавших ассимилируются в ускоренном темпе, лет через 20 евреев в стране практически не останется. Что же будут делать русские без этого привычного и удобного козла отпущения? Не волнуйтесь – найдут замену, уже находят…
Брежнев и Андропов
Резюмируем: после смерти Сталина формы притеснений евреев в СССР смягчились, они превратились в повседневное, рутинное явление, евреи, как в царские времена, были просто гражданами второго сорта, от которых первосортные были ограждены «процентной нормой» в вузах, запретами на профессию и пр. Но при этом их еще из страны не выпускали.
Приложение: сочувствующий…
Среди всего этого негатива находим мы утешение: есть у нас в России большой друг, сочувствующий нам в тех притеснениях и преследованиях, которым мы подвергались в стране. Я имею в виду, конечно, Андрея Буровского. Помните, он сокрушался по поводу того, что в 70-е годы евреи в СССР оказались «в двух шагах от полного исчезновения»? Более того, он пишет (стр. 415): «Не все понимают, что какой бы счет русские не предъявляли евреям и за какие бы грехи, но они-то совершили по отношению к евреям гораздо больше. Они не только практически уничтожили Страну ашкенази, но истребили сам народ – правда, истребили не физически, а путем культурной и физической ассимиляции».
Но как тогда понять то, о чем он пишет в другом месте (стр. 338): «Миллионы евреев в СССР… жили очень спокойно и счастливо, ассимилируясь медленно и верно, а главное – ко взаимному удовольствию». В чем же тогда вина русских, о которой он говорит на странице 415?
Вот еще он нас радует (стр. 341): «Шла быстрая, бурная и очень удачная ассимиляция…» Удачная, надо думать, в том числе и для тех, кто ассимилировался? Что же посыпать голову пеплом: «Русские совершили по отношению к евреям гораздо больше»? Да ведь хорошее дело совершили – «очень удачное» и «ко взаимному удовольствию».
Но, может быть, несмотря на все «удачи» и «удовольствия», он все же считает «полное исчезновение» одного из древнейших народов Земли «грехом»? Вот же написал (стр. 316): «Что ассимиляция зашла уже очень далеко, что дальнейшие шаги ассимиляции приведут к уже окончательному исчезновению евреев – это факт». Вроде бы даже тревога в этой фразе слышится? Не спешите с выводами – читайте буквально на следующей же странице (317), какие «титулы» он присвоил еврейскому автору, который в своих статьях высказал тревогу по поводу как раз того, что смешанные браки в условиях советского и постсоветского пространства ведут к полному исчезновению евреев. Вот эти «титулы»: «сукин сын», «еврейский нацист», «сволочь такая», «фашиствующий придурок», «такая погань». И еще он предлагает тому автору: «п…й в свой Израиль и гавкай там, что хочешь, на иврите. А язык Пушкина не погань».
В завершение своего посвященного евреям труда Буровский предположил (стр. 410-411): «Кто-то наверняка сочтет мою книгу „недостаточно объективной“». И предлагает: «Ответ очень простой: докажите! Не выкрикните, не провизжите, не тявкните, как Д. Маркиш на Солженицына, а докажите… Буду рад послушать возражения… Хорошо бы не в жанре бабьего визга».
Скромничает господин хороший, книжка его не то что «недостаточно объективна» – она смердит ложью и клеветой. И чем его площадная брань лучше бабьего визга?
Вот он описывает гонения на евреев, начавшиеся с конца 30-х годов (стр. 286): «В 1939 году… секретное постановление ЦК ВКП(б) было разослано директорам учебных заведений по всему Советскому Союзу. В нем устанавливался точный процент для приема евреев, имевший целью ограничить их приток в советские учебные заведения… В 1943 году в действующую армию поступил негласный указ – убрать евреев с руководящих постов… В 1945 году ЦК разослал „конфиденциальную“ инструкцию директорам фабрик и заводов с предписанием отстранить под каким-нибудь предлогом евреев от ответственных должностей».
А вот он же пишет о послевоенной ситуации (стр. 290): «Маховик гонений раскачивался все сильнее и сильнее, евреев стали увольнять с работы и, уж во всяком случае, старались никуда не брать». Еще одна яркая характеристика ситуации (стр. 291): «Дух прессы сделался таков, что Алексей Сурков, главный редактор „Огонька“ в феврале 1953 года сказал Борису Полевому: „Когда я читаю наши газеты, мне кажется, что я попал на территорию, оккупированную Геббельсом!“» И позднее, свидетельствует он, легче в этом отношении не стало (стр. 313): «После 1953 года… правительство отводило евреям все меньшее место уже не только в аппарате управления страной, но и в любых областях жизни, кроме самых непрестижных и мало что сулящих: таких, куда никто особенно и не шел».
И после этого он нас хочет еще убедить в том, что «Миллионы евреев в СССР… жили очень спокойно и счастливо, ассимилируясь медленно и верно, а главное – ко взаимному удовольствию». Что, они сплошь мазохисты – эти евреи?
А вот он же приводит (стр. 248) выдержку из статьи некоего Соломона Шварца от 1966 года: «Скрытый, ползучий антисемитизм советской бюрократии, как он начал отчетливо вырисовываться во второй половине 30-х годов, тот, назовем его условно, новый антисемитизм, который находит свое выражение в оттеснении евреев на задний план во всех областях жизни Советского Союза».
Отличается констатация Шварца от того, что сообщил нам Буровский? Нет, высказывания того и другого даже текстуально почти совпадают. Можно все описанное Буровским (и Шварцем) квалифицировать как проявления антисемитизма? Вопрос риторический. А вот как комментирует оценку этого явления Шварцем Буровский: «Шварц, похоже, даже самому себе не задает элементарного вопроса: а почему, собственно, евреи обязательно должны находиться на переднем плане? А у него ведь так и получается: антисемитизм состоит в том, что евреи не на первом плане».
Я по этому поводу могу сказать следующее: «Буровский, похоже, даже самому себе не задает элементарного вопроса: идиот я или просто зоологический антисемит?» Ибо любой здравомыслящий и не предвзятый человек из высказывания Шварца сделает несколько иной вывод: антисемитизм состоит в том, что евреев не в порядке нормальной конкуренции, а насильственно, используя административные рычаги (как это было на первых порах в нацистской Германии), оттесняют с занимаемых ими мест (совсем не обязательно переднеплановых, ибо на задний план можно отодвинуть человека даже с очень cредненького места).
Буровский сам говорит (стр. 210-211): «Во все времена евреи очень эффективно конкурируют с христианами и мусульманами. В равных условиях конкуренции они почти всегда выигрывают у христиан и мусульман…Что происходит в Европе ХIХ – первой половины ХХ века? Там происходит то же самое, что происходило уже и в эллинистическом Египте, и в Испании Омейядов… Выяснилось, что если евреям предоставить возможность свободно – в более или менее равных условиях – конкурировать с окружающей средой, их шансы на успех значительно более высоки…У самых развитых народов лидерство евреев вызывает, скорее, восхищение… Народы менее развитые испытывают перед евреями настоящий тяжелый страх».
И еще (стр. 227): «Для того, чтобы стереть с еврейских физиономий ухмылочку превосходства, можно сделать только одно – достигнуть такого же уровня развития… а попытки запрещать занимать евреям какие-то должности или работать в каких-то сферах от конкуренции не спасут…» И еще (стр. 201): «Если сам хочешь так, но не умеешь, надо учиться. Если учиться лень – то хотя бы перестань завидовать».
Я даже не склонен обижаться на эту «ухмылочку превосходства», важно, что в главном все верно. Но тогда так и скажи, что русский народ все еще испытывает перед евреями настоящий тяжелый страх, конкурировать по-честному с ними не умеет, долго и упорно учиться ему лень и потому он вместо честной конкуренции предпочитает, как это было в добрые царские времена, прибегать к запретам и ограничениям для евреев. А на тот случай, если евреи станут нагло называть это антисемитизмом, русские держат ученых мужей, которые квалифицируют это, как клевету на русский народ и домогательство евреями для себя преимуществ.
Некто Флейшман высказался в журнале «Лехаим» в том смысле, что «процентная норма» для евреев при приеме в учебные заведения, которая существовала в царской России, а в 1939 году была восстановлена в России Советской, есть форма дискриминации евреев. Буровский тут же седлает своего любимого конька (стр. 106): «Давайте „переведем“ сказанное господином Флейшманом: евреи – это исключительный народ, который просто не может не занимать привилегированного положения. Не занимать его он может только из-за каких-то интриг, из-за попыток искусственно ограничить его возможности».
Кара-Мурза и Буровский – юдофобы разные, но тут они трогательно сошлись: Кара-Мурза в своей книге «Евреи, диссиденты и еврокоммунизм» тоже высказывает мнение, что требование отмены «процентной нормы» есть домогательство «чисто политических привилегий для евреев» и расизм: тот, кто этого требует, «считает, что евреи генетически талантливы, а неевреи – генетически обусловленные дебилы». На мой, «расистский» взгляд, дело обстоит ровным счетом наоборот: это Буровский с Кара-Мурзой и все сторонники «процентной нормы» считают евреев сплошь вундеркиндами, а своих соплеменников – недоразвитыми, и потому стремятся оградить последних от первых «процентной нормой».