К 65-летию освобождения гетто на территории СССР

Живая из списка расстрелянных

Всё чаще приходится слышать: «А был ли Холокост?» «Зачем нужна ещё одна всегерманская ассоциация – Phoenix aus der Asche (PadA)?» (объединяющая переживших Холокост людей с постсоветского пространства), членом правления которой я являюсь. «А не спекулируете ли вы своим прошлым?» Поэтому я решила написать эту статью о моей судьбе.

Я родилась на Украине в городе Славута ранее Каменец-Подольской, ныне Хмельницкой области. В семье моего деда было много детей (мама была самой младшей). Дед происходил из Коэнов и был учеником и последователем основателей хасидизма и главой еврейской общины города. Единственное, что я помню из детства о дедушке, это как в день Иомкипура торжественный старик размахивает над головой белой курицей. Поскольку дед был главой еврейской общины, он вышел на крыльцо с хлебом-солью, чтобы взять на себя тяжесть переговоров с представителями «нового порядка». Это были последние минуты его жизни.

Моя семья:

отец Ротенберг Яков Гершкович, родом из Бердичева,
мать Ротенберг (Кац) Рахиль Матусовна,
брат Ротенберг Григорий (Муся) Яковлевич
и я, Ротенберг Яся Яковлевна.

Совсем как в книге Анатолия Рыбакова «Тяжёлый песок». Когда я читала «Тяжелый песок», я была уверена, что это обо мне.

И, как в кошмарном сне, в одночасье «разверзлась земля – пропало всё и все», сгинул весь семейный клан. В моей детской памяти природа стёрла почти всё, может быть, во спасение моей психики. О том, что произошло в Славуте с моей семье и со мной, я ничего не знала до самого 2005 года. Но об этом чуть позже.

В тысяча девятьсот сорок третьем году я оказалась в большом городе на Волге – Ярославле, в детском доме, как и героиня «Тяжёлого песка». Об этом свидетельствует моя метрика, выданная 24 декабря 1943 года, № 169, г. Ярославль.

Взял ли Рыбаков в основу своей книги судьбу моей семьи? И да, и нет. Я лично задала ему этот вопрос на одном из конгрессов, проходивших в Москве, где собрались «счастливчики», пережившие Холокост. Он ответил, что в основу его повествования легли тысячи историй еврейских семей, в частности, он имел возможность работать с закрытыми архивами Хмельницкой области, материалами И. Эренбурга для  «Чёрной книги», изданной Яд вашем в 1980 году в Иерусалиме. Эта книга тогда же была подготовлена для печати и в СССР, но ее издание запретили, готовые гранки были уничтожены. В материалах этой книги имелись свидетельства очевидцев катастрофы советских евреев 1941 – 1944 годов.

 Я и мой брат Григорий (Муся)

Я такой возможности до перестройки не имела. По роду своей работы (СКБ автогиганта) я находилась под прессом спецотдела. Займись я подобным расследованием, могла бы вместе с семьёй «загреметь под фанфары». Я посылала тайком письма в Славуту, но ни одного ответа не получала.

Только в 1996 году по просьбе Отдела социальной защиты населения был сделан запрос ФСБ  в архив Хмельницкой области. К ответу была приложена архивная справка, сообщающая данные о гетто в городе Славута из книги «История городов и сёл Укр. ССР Хмельницкой области». 1971 г., л. 467:

« – В архивном фонде славутской райуправы в списках переписи населения по городу Славута за 1942 год числится семья Ротенберг Рахиль Матусовны, которая была главой семьи и проживала с сыном Ротенберг Мусей Яковлевичем, с дочерью Ротенберг Асей Яковлевной по ул.Баранской…» Вот и всё.

8 мая 2005 года я прилетела в Москву в гости к сыну, 10 мая поехала с сыном на подмосковную дачу, где случайно познакомилась с заезжими строителями-украинцами.

Удивительно, но выяснилось, что они из тех мест, где родилась я. На счастье, гастарбайтеры сказали, что им известно: в Славуте идёт большая поисковая работа, поднято и уже опубликовано много архивных документов, изданы книги об истории гетто. А один из них – Франц сегодня же едет туда, он знаком с местным ксендзом, который может связать меня с местными активистами. Я только успела написать на белой салфетке, так как ничего другого не было под рукой, свою девичью фамилию и имя матери. 14 мая я была в Ярославле, я уже забыла об этом разговоре, когда раздался звонок сына, он сообщил мне, что Франц передал мне телефон жещины-волонтёра Аси Ябко. С трудом дозвонившись, я узнаю из разговора с Асей, что моя мать и брат были расстреляны 27 июня 1942 года и погребены в братской могиле, а с ними погибла девочка по имени Яся.

Яся – так меня звали в детстве в семье. Таким образом, только в 2005 г. я узнала, что меня расстреливали, и что я числюсь в списках расстрелянных. Когда Ася Ябко узнала, что я – та самая «расстрелянная» Яся, она сказала, что теперь я должна дожить до 120 лет.

Вы можете себе представить мое состояние. Только в 2005 г. я узнала, что мать и брат были расстреляны и что расстреливали меня. Но возникает вопрос – как я спаслась или кто меня спас. Мои обрывочные воспоминания не дают возможность восстановить цепь событий. Не могу сказать, каким образом я спаслась после расстрела – то ли сама вылезла, то ли меня кто-то вынес – видимо, из-за всего этого ужаса заблокировало память, возможно, я была больна. (На детей жалели патроны – просто кидали в яму и засыпали. Может, потому я и осталась жива). Помню жуткий ожог на тыльной стороне ладони. Помню каких-то людей, какую-то сторожку, чердак, какой-то огород, в который я откуда-то выползала, разгребала мерзлую землю и выгрызала остатки от капустных кочерыжек. А сушеные очистки, которые кто-то сушил на чердаке, где я, видимо, пряталась, я вспоминаю как сладчайшее лакомство в своей жизни.

Я не помню облика своей матери – разложи передо мной несколько фотографий, где будет и она, я не смогу узнать ее. В подсознании остался только ее голос – она прекрасно пела колыбельные еврейские и украинские песни, я их помню до сих пор. Вот по голосу я бы ее, наверное, узнала.

Память включается только в детском доме, в котором я оказалась в 1943 г. в Ярославле. Но как я там оказалась – тоже не помню. Какие-то теплушки, сани, жуткие морозы. Когда в детдоме с меня снимали одежду, чулки снимались вместе с кожей, так они приморозились. Помню «школьные» занятия – как писала буквы на полях старых газет.

Едва придя в себя после разговора с Асей Ябко, я сразу выехала в Славуту. Я встретилась с Асей, иссследователями и авторами книг на тему трагической гибели евреев в этих местах: Д. Гошкисом, директором музея С. Ковальчуком, А. Фридманом – бизнесменом, который учредил мемориал вблизи бывшей водонапорной башни, на местах гигантских братских могил. Основа его – памятник в виде двух сцепленных рук и колючей проволоки вокруг, с надписью: «Жертвам фашизма – еврейским гражданам г. Славуты.»

Я изучала документы, фотографии, получила списки из «Книги скорби Украины», где на странице 140 написаны имена моих родных, расстрелянных и похороненных в братской могиле. Там значится и мое имя. От одних цифр по коже бежали мурашки: тысячи и тысячи расстрелянных женщин, мужчин, подростков, стариков. Всех расстреляли только потому, что они евреи.

Славута… При входе в гетто, рядом с местом, где стоял мой дом, находились погреб и колодец. В погребе фашисты убивали стариков, в колодец сбросили около трёх сотен младенцев. Сейчас колодец стал частью мемориала памяти жертв фашизма.

Из воспоминаний ксендза Милевского, слесаря Енина и других, записанных майором Островским 14 февраля 1944 года и опубликованных в «Черной книге», стр. 162 – 163:

«…Расстреливаемых заставляли раздеться и живьём ложиться в ямы, уже наполовину заполненные трупами. Обезумевшие от ужаса жертвы часто замертво падали в эти ямы. Здесь их расстреливали из автоматов. Документально установлено, что многие десятки евреев были закопаны живьём».

 Та самая страница 140

Фашистские офицеры, распоряжавшиеся этим адским делом, говорили солдатам: «нечего на них тратить патроны, закапывайте!» Слесарь Енин, работавший в лагере для военнопленных, рассказывает, что он своими глазами видел, как живых еврейских детей бросали в ямы и закапывали. Живой свидетель польский ксендз Милевский рассказывает:

« – Перед расстрелом евреев сгоняли в особый квартал, огороженный колючей проволокой, а затем партиями выводили на расстрел. Кроме того, многих загоняли в погреба по двадцать пять – пятьдесят человек. Здесь люди погибали голодной смертью...»  

Майор З.Островский. Действующая  армия. Полевая почта 48828: «Я не прибавил ни одного слова к тому, что мне рассказали живые свидетели чудовищных злодеяний, совершённых немцами в мирном украинском городке над беззащитными людьми моего народа».

Вот, что я узнала о горькой судьбе трёх поколений огромной моей семьи, от которой не осталось даже имён, даже поминальную молитву по каждому не закажешь.

Я возложила цветы к памятнику расстрелянных в Славутском гетто и каждый год заказываю венок к траурной дате – 27 июня (в этом году по еврейскому календарю – 4 июля). В списках расстрелянных есть и мое имя.

 Я возлагаю цветы к памятнику расстрелянных в гетто

Я, неизвестно каким чудом избежавшая расстрела, судьбы убитых еврейских детей Славуты, воспринимаю как свою судьбу, поэтому песня «Криницы», которую мы – ансамбль «Радуга» поём на концертах, вызывает в моей памяти ту Славутскую криницу, и детей, брошенных в неё, вместе с ними лечу я в тёмную глубину ужаса, который невозможно помнить и нельзя забыть.

Ася (Яся) Ротенберг