Художник и власть

Ночной разговор с товарищем Пастернаком

Фантастический этюд

……Я вам позвонил не только для того, чтобы поболтать о литературе. У вас, товарищ Пастернак прекрасная репутация среди друзей Советского Союза из числа западноевропейской интеллигенции. К сожалению, некоторые наши друзья на Западе не совсем правильно понимают то, что происходит в нашей стране. Сейчас враждебная нам пропаганда развернула настоящую вакханалию по поводу якобы антисемитизма в Советском Союзе. Надо сказать, что некоторые наши друзья на Западе, даже коммунисты, растерялись и спрашивают нас, почему мы преследуем некоторых лиц еврейской национальности, не является ли это проявлением антисемитизма. Мы терпеливо разъясняем этим недалеким товарищам, что антисемитизм глубоко чужд русскому и другим советским народам, что антисемитизма нет и быть не может в нашей стране, что мы, марксисты, большевики, рассматриваем антисемитизм как разновидность дикости, разновидность каннибализма. Но, к сожалению, не все прогрессивно настроенные западные интеллигенты правильно понимают нас. Кое-кто может спросить: а какое, собственно, дело великому советскому народу до кучки западных интеллигентов? Почему мы не можем просто пренебречь их колебаниями, их сомнениями-недоумениями? Однако тот, кто задал бы подобные вопросы, проявил бы свою политическую близорукость. Мы стоим накануне очень важных, может быть, решающих событий. Развязав войну в Корее, американский империализм и его европейские марионетки окончательно разоблачили себя в глазах народов мира. Знамя свободы и демократии, которым на протяжении веков размахивала буржуазия, перехватил социализм. Мы обязаны собрать, объединить, сплотить на своей стороне и повести против общего врага, врага мира и прогресса, всех людей доброй воли. В этих условиях не должно быть никаких сомнений в правоте нашей политики. Поэтому Центральный Комитет внимательно отнесся к предложению нескольких знаменитых деятелей советской науки, культуры и спорта еврейской национальности. Они предлагают обратиться с открытым письмом, в котором заявлялось бы, что советские евреи в братской семье народов СССР живут свободно и счастливо, никто и не думает их притеснять по национальному признаку. Советские граждане еврейской национальности гневно клеймят подонков, убийц и американских наймитов, прикрывающихся лозунгами еврейского буржуазного национализма. Что вы думаете по этому поводу, товарищ Пастернак?..

…Нет, товарищ Пастернак, речь идет не о том, чтобы вы присоединились к авторам этого письма. Нас интересует ваше мнение относительно полезности, целесообразности публикации такого документа. Убедит ли он, например, Луи Арагона, Говарда Фаста, Лиона Фейхтвангера и других наших друзей во Франции, Италии, Англии, Америке?..

…Спасибо за откровенный ответ, товарищ Пастернак. Возможно, вы думаете, что товарищ Сталин ничего не знает об истинном положении дел в стране, что от него все скрывают и он является социалистической разновидностью доброго царя-батюшки, от которого злые бояре утаивают правду. Откровенность за откровенность. Мы прекрасно понимаем, что национальные предрассудки и предубеждения относятся к числу наиболее стойких, наиболее живучих предрассудков. Можно ли окончательно преодолеть за каких-то три десятилетия то, что внедрялось на протяжении веков? К сожалению и стыду, мы должны признать, что антисемитские настроения не изжиты в рабочей среде и даже в среде партийцев. Надо принять во внимание, что сотни тысяч человек находились на территориях, временно оккупированных гитлеровцами, и не могли в той или иной степени не подвергнуться воздействию фашистской пропаганды. Прибавьте к этому непомерное усердие некоторых работников на местах. Услужливый медведь опаснее врага, вот именно. Даже самый передовой в мире общественный строй не гарантирует нас от идиотов и людей с лакейской душонкой. В газетах пишут о критиках-космополитах, среди которых есть евреи, партия борется с буржуазным национализмом, в том числе еврейским, мы разоблачаем банду шпионов и убийц, состоящую в основном из лиц еврейской национальности, – некоторые работники на местах делают из этих фактов весьма своеобразные выводы. В Центральный Комитет поступают сигналы о том, что отдельных врачей, журналистов, инженеров увольняют с работы и не принимают на другую работу, хотя они являются неплохими работниками, и это связывается с их еврейской национальностью. Некоторые вузы закрывают двери перед способными юношами и девушками еврейской национальности. При этом ссылаются на якобы поступившие из центра указания. Скажу вам больше. В некоторых областях, например, Украины распространяются слухи о предстоящих погромах. Мол, Советская власть убедилась в том, что евреи враги трудового народа, и поэтому не будет наказывать тех, кто, так сказать, возьмет на себя инициативу. Вот до чего дошло дело. У нас есть товарищи, которые полагают, что публикация письма представителей еврейской общественности моглa бы стать полезной в противодействии таким опасным тенденциям. Это письмо могло бы послужить своеобразным сигналом, в том числе и для некоторых, не в меру ретивых руководителей на местах, которые, как говорится, слышат звон, но не знают, откуда он. Не кажется ли вам, товарищ Пастернак, что сейчас не мешало бы дать сигнал, что никаких гонений на евреев мы не допустим, евреев в обиду не дадим…

… Во второй раз вы удивляете меня, товарищ Пастернак. В первый раз это случилось двадцать… нет, девятнадцать лет тому назад, когда я обратился к вам, чтобы посоветоваться насчет Мандельштама. Мне сказали, вы были в шоке от его ареста. Почему арест человека, сочинявшего антисоветские вирши, привел вас в такое состояние? Может быть, это был случайный эпизод в биографии талантливого человека? Может быть, нам следовало простить мастеру дурацкую выходку? Не так уж много у нас в стране мастеров, чтобы разбрасываться ими. Вот о чем я хотел посоветоваться с вами. Но вы ушли от ответа по существу. Не скрою, тогда я был удивлен тем, что вы не воспользовались возможностью помочь своему товарищу. А сейчас я удивлен тем, что вы не хотите помочь своему народу…

… Как – «не ваш народ»? Ваш отец был евреем, и ваша мать была еврейкой, а вы себя евреем не считаете?..

…

… Да, я вас понимаю. Поэт Жуковский и адмирал Нахимов, писатель Владимир Даль и художник Валентин Серов считали себя русскими, и были русскими, и, черт побери, только дурак или подлец будет копаться в их родословной. Российские, советские евреи в значительной мере ассимилировались, утратили национальные черты, которые считались неотъемлемо присущими. Но еврейское национальное самосознание выкидывает подчас неожиданные и необъяснимые штуки. Я встречал евреев, которые стыдились своих соплеменников, как дурной болезни или уродства, открещивались от своей национальной принадлежности, стремились поскорее забыть о ней и стряхнуть ее с себя, как старое вонючее белье. Я встречал других евреев, которые как будто назло кому-то выставляли напоказ свое еврейство, хотя это было связано с определенными неприятностями. Но ваш случай заставляет снова задуматься о том, правомерно ли вообще говорить о существовании еврейской нации. Вы сейчас использовали довольно банальные слова о «трагической судьбе еврейского народа». Какого «народа», простите? Я когда-то писал о том, что общность людей, не имеющих единой территории, экономического уклада, языка, культуры, истории и сохранившая только остатки того, что называется национальным характером, – такая общность людей лишь условно может считаться народом. Это, скорее, фантомная общность, подобная боли в ампутированной ноге. Ноги нет, но человеческая боль реальна. Народа фактически нет, но тысячи людей осознают свою принадлежность к нему, и с этим надо считаться, как если бы этот народ существовал в действительности…

… «Несть эллина, ни иудея»… Надо признать, иногда мы недооценивали значение национальных факторов и переоценивали значение классового фактора. Потребовалось несколько раз больно получить по морде, чтобы мы поняли, что пролетарии всех стран не торопятся соединяться. Польский, французский, немецкий рабочий ощущают себя сначала поляком, французом, немцем, и потом уже – рабочим, и националистические призывы легче находят отклик в их сердцах, чем призывы к классовой солидарности. Мы не можем делать ставку на то, что в нормальных, мирных условиях рабочий класс капиталистических стран поднимется на революцию.

Апостол Павел писал: «Несть эллина, ни иудея», а дальше: «Несть ни мужчины и женщины, ни раба и свободного». Национальными различиями, как видим, может пренебречь только небожитель, с таких высот, с которых незаметна и половая, и классовая принадлежность. Ну, а мы стоим на грешной земле. Трагические события последних лет заставили массы людей особенно внимательно и несколько настороженно относиться к лицам еврейской национальности, к тому, как они воюют, как ведут себя по отношению к окружающим. К сожалению, сами евреи нашей страны не смогли удержаться от того, чтобы не приписать себе особую, исключительную роль в установлении нашего строя, в экономической и культурной жизни нашего общества, в победе над врагом… Разумеется, национальная гордость евреев, как всякого народа, понятна и естественна. Но надо понимать и то, что столь же естественно ответное раздражение других народов, и в первую очередь великого русского народа, вынесшего на своих плечах основную тяжесть войны и, следовательно, имеющего особое право на то, чтобы вкусить плоды победы. Хотя бы в чисто моральном отношении.

История предоставила евреям Советского Союза исключительный шанс для того, чтобы на практике опровергнуть все вековые предрассудки относительно своей нации, исключительный шанс для того, чтобы завоевать не только уважение, но и любовь русского и других народов нашей страны. Вместо унижений и гонений, которым подвергались евреи при царизме, они получили все возможности для утверждения и развития своей национальной индивидуальности, для раскрытия своих талантов способностей во всех сферах. Советская власть смотрела на евреев, прежде угнетенную нацию, как на свою естественную опору, как на резервуар кадров в политике, народном хозяйстве, идеологии. Думаю, не будет большой ошибкой сказать, что революция призвала евреев на смену российским немцам в роли офицеров, ученых, в роли ядра управленческого аппарата. Но, как это часто бывало, прежние угнетенные и униженные, почувствовав вкус власти, с необыкновенной быстротой переродились, возгордились, забыли, что своим положением они обязаны не столько своим заслугам, но прежде всего советскому народу, русскому народу. Эта опасная болезнь заносчивости затронула в большей или меньшей степени не только отдельных лиц, руководителей, деятелей науки и культуры еврейской национальности, но и всех советских евреев. А за свою гордыню народы бывают наказаны, бывают жестоко биты. Так было с турками и поляками, так было с французами и немцами, так неизбежно случится с нынешними англосаксами, что бы там ни болтали господа черчилли, эйзенхауэры и даллесы.

Законная национальная гордость великого русского народа никогда не переходила в национальную гордыню, национальное высокомерие. Русскому народу органически чужд шовинизм. Я думаю, что всем другим советским народам, в том числе и особенно еврейскому народу, не грех поучиться в этом отношении у русского народа. Я думаю, что советские евреи не должны обижаться на нас, если мы, исправляя прежние перекосы, стали обращать внимание на национальный состав наших руководящих кадров, нашего студенчества, офицерского корпуса, профессорского корпуса, судейского и дипломатического корпусов… Это не имеет ничего общего с пресловутой процентной нормой при царизме, потому что равноправие всех народов и национальностей у нас закреплено в Конституции СССР…

…Извините, если прерву вас, товарищ Пастернак. Вам не кажется, что каждый народ создает легенду, в которой, сознательно или бессознательно, раскрывает некие важные черты своей национальной психологии? Англичане создали легенду о Робине Гуде, французы создали легенду о Жанне Д’Арк, немцы – легенду о Зигфриде, русские – легенду об Илье Муромце. Евреи создали легенду об Иуде. Обратите внимание на то, что три самых гнусных предателя делу социализма и коммунизма, делу рабочего класса, по национальной принадлежности относятся к евреям. Я имею в виду Карла Каутского, Льва Бронштейна-Троцкого и Иосифа Броз-Тито…

… Да, по нашим сведениям, в действительности эта козявка Броз-Тито, этот англо-американский холуй является не хорватом, а евреем, хотя тщательно это скрывает.

Я, разумеется, вовсе не хочу сказать, что евреи по природе склонны к предательству и вероломству, что среди них больше предателей, чем среди других народов. Мы, марксисты, исходим из того, что национальная психология формируется историческими обстоятельствами национального бытования. Эти обстоятельства сделали из евреев посредников, связующее звено между другими народами и социальными группами. Дело не в том, что евреи по природе особенно склонны к вероломству, а в том, что исторические обстоятельства часто ставили евреев в такое положение, которое толкало к вероломству, вынуждало быть вероломным ради сохранения жизни и собственности.

Капиталистический мир угрожает нам большой драчкой и рассчитывают использовать советских евреев как «пятую колонну», как своих агентов внутри нашего лагеря. И каждый еврей в глубине души знает, что, в случае победы Америки, отношениe к нему, как к еврею, будет иным, несравнимо более доброжелательным, чем к русским, украинцам, белорусам, татарам, грузинам, азербайджанцам и другим советским народам. Обратимся к недавнему прошлому. Среди немцев, проживавших в СССР, было немало хороших, честных людей, считавших себя настоящими советскими людьми. Но каждый из них рассматривался фашистами как потенциальный союзник, агент, помощник – и мог стать таковым в определенных условиях. И, попав в гитлеровский плен, оказавшись на временно оккупированной территории, любой немец, даже коммунист, мог надеяться на куда более благосклонное отношение, чем другие. Это не могло бы не оказать влияния на поведение «нашего», «советского» немца, допустим, в атаке на вражеские позиции. Особое положение граждан немецкой национальности знали и чувствовали русский и другие народы Советского Союза. Они не могли относиться с доверием к немцам, пусть те жили бок о бок с ними двести лет. Ненависть к захватчикам, раздражение и горечь по поводу наших неудач в первые месяцы войны переносилась, не могла не переноситься на тех немцев, что оказались под рукой. И Советское правительство было вынуждено изолировать советских немцев. Кое-кто, возможно, считает, что мы поступили жестоко, поступили несправедливо и негуманно. Очевидно, дожидаться стихийных погромов и самосуда над немцами было бы более гуманно. Мы же полагаем, что, переселив немцев из центральных районов в отдаленные, мы предотвратили расправы и спасли тысячи людей. Кстати, после Пирл-Харбора точно также поступила хваленая Америка со своими гражданами японской национальности.

Не кажется ли вам, товарищ Пастернак, что ситуация повторяется? Советские люди имеют основания относиться ко всем евреям с недоверием и подозрительностью. Националистические чувства оказались укорененными в их еврейской среде значительно более глубоко, чем можно было ожидать. А поскольку американский империализм есть враг не менее жестокий и коварный, чем фашистская Германия, и поскольку сионизм выступает как верный и последовательный союзник американского империализма, советские люди смотрят на евреев как на врагов, действительных или потенциальных. Государство Израиль, которое не могло быть созданным, не могло бы продержаться и одного дня без поддержки Советского Союза, теперь переметнулось на сторону наших отъявленных врагов. Что это, если не предательство и черная неблагодарность?!

И вот теперь перед нами, перед руководством страны, стоит вопрос: имеем ли мы право сложа руки ждать, рискуя тем, что простой народ начнет громить евреев, либо должны принять предупредительные меры, эвакуировать еврейское население в безопасные места, рискуя тем, что западная пропаганда поднимет вой об антисемитизме, рискуя тем, что какая-то часть прогрессивной общественности, нестойкая часть наших европейских друзей под воздействием этой враждебной пропаганды отшатнется от нас? Что есть истинный гуманизм: спасти тысячи граждан еврейской национальности от дикой расправы или же умыть руки, оставить все как есть, оставить людей под угрозой, лишь бы не показаться кому-то антигуманным?

Я вам уже говорил о письме представителей еврейской общественности. Но к нам поступило еще одно обращение видных представителей еврейской общественности, в котором содержится просьба обеспечить безопасность всем гражданам еврейской национальности, защитить этих граждан путем эвакуации в те районы, где им может быть обеспечена охрана. Что вы думаете об этом, товарищ Пастернак?

…Да, тяжелое, мучительное решение. Девятнадцать лет назад я спросил вас, мастер Мандельштам или нет, а вы ответили, что дело совсем не в этом, что не это важно. Другими словами, вам не нравилось, что мы наказывали людей, безотносительно к тому, талантливые это люди или нет. Если я вас правильно понял, вы хотели, чтобы мы проявили снисхождение и гуманность не только по отношению к хорошему поэту Мандельштаму, но и по отношению к маленьким, совсем крохотным поэтам, типа Клюева, Орешина или какого-нибудь Джека Алтаузена. Глядя на нашу жизнь из какого-то прекрасного далека или, может быть, с небес, вы не понимаете нашего стремления очистить Родину от врагов. Это очень красивая, гуманная и благородная позиция. Я бы тоже хотел стоять на такой приятной позиции. Но я прошу вас, товарищ Пастернак, поставить себя на место тех людей, которым приходится становиться в неприятную ситуацию и принимать неприятные решения, людей, которые не могут уйти от необходимости принимать сложные, мучительные решения и не могут сказать: «Мы не желаем нести ответственность, не желаем пачкать руки, мы хотим сохранить репутацию и остаться в истории добрыми, прекрасными людьми». Власть – это очень утомительная штука, очень неприятная штука. Она не приносит удовольствия. Я завидую вам, поэтам, товарищ Пастернак. От вас остаются стихи и поэмы, остается что-то вечное. С возрастом начинаешь чаще задумываться над тем, что тебя ждет там, по ту сторону жизни, что останется от тебя, когда твою могилу покроет синий иней, как писал великий грузинский поэт Николос Бараташвили. Мы, марксисты, не верим в бессмертие души, не верим в личное бессмертие. Мы верим в бессмертие великого нашего дела. Любой политик, любой государственный деятель, если он не авантюрист, хочет передать свое дело в надежные руки, закрепить это дело. К сожалению, история дает очень мало примеров того, чтобы великие дела остались вечными, бессмертными. Александр Македонский, Чингисхан, Тамерлан оставили после себя великие империи, но после их смерти наследники передрались, перессорились, и великие империи распались. Иисус, Магомет, Карл Маркс оставили после себя великие учения, но после их смерти наследники и ученики передрались, перессорились, все переврали, извратили… Ученики и наследники всегда ненавидят того, кому поклонялись. Каждый клянется в любви и верности, каждый провозглашает себя единственным истинным хранителем наследства, но всегда ненавидит и старается отомстить учителю после его смерти. Вспомним, как генерал Монк отомстил Кромвелю, с каким упоением мстили Наполеону его маршалы и министры. Невольно задумываешься о том, что единственным настоящим победителем во всех битвах является смерть. Как вы преодолеваете чувство одиночества, Борис Леонидович?..

…Просто вы еще молоды, товарищ Пастернак. Вам, шестьдесят с небольшим, если не ошибаюсь? А мне через полтора года – семьдесят пять. Ну, хорошо, наверное, я успел надоесть вам. На прощанье я еще раз хотел бы напомнить тот давнишний наш телефонный разговор. Вы сказали, что хотели бы поговорить со мной о жизни и смерти. Вот видите, мы с вами немножко обсудили эту тему, хотя и с некоторым запозданием. Есть ли у вас, товарищ Пастернак, просьбы, пожелания? Может быть, нужна помощь в издании ваших книг?..

… А кто это – Ивинская? Какое она к вам имеет отношение?..

…Хорошо, я постараюсь вам помочь, хотя не обещаю. Я не царь и не Бог, я не всемогущ. До свидания, товарищ Пастернак, живите спокойно, работайте спокойно.

Кладет телефонную трубку, расхаживает по комнате.

«Это синий негустой, это сизый зимний дым, иней над моей плитой, мглы над именем моим…» Неплохо перевел Пастернак. Хороший поэт.

Снимает телефонную трубку другого аппарата, начинает говорить без всяких предисловий:

– Я прочитал показания этих врачей-убийц. Все это ерунда, чепуха. С этим нельзя идти на открытый процесс. «Джойнт-мойнт, сионисты-пианисты…» Ничего конкретного. Кто покрывал? Кто давал указания? Куда тянутся ниточки, кто за них дергал? Не тяните время. Эту мразь надо бить, бить и бить, выжечь все гадючье гнездо и все вокруг.

Да, и еще. Вы знаете поэта Пастернака? Хорошо, что читали. Большой поэт, а живет в каком-то дачном поселке. Небезопасно. Могут воры залезть, грабители. Мы с вами в ответе за жизнь и благополучие большого советского поэта. Надо бы понаблюдать за его дачей, чтобы обеспечить безопасность товарища Пастернака. Но это не так срочно. Может быть, через две недели, через три…

Он кладет трубку, ходит взад-вперед по комнате, потом ложится и выключает свет.