Встреча для вас

Игорь БЛАЖКОВ – «главный украинский музыкант ХХ века», неоднократно уволенный

– Игорь Иванович, расскажите, пожалуйста, о себе – о своих корнях, о родителях, как вы выбрали эту профессию.

– Я – киевлянин. Мой отец по профессии инженер, в Великую отечественную войну ушёл добровольцем на фронт и в 1942 г. пропал без вести. Мама по профессии бухгалтер. В юности обучалась игре на фортепиано, собиралась поступать в Киевскую консерваторию, но документы у неё не приняли по причине социального происхождения; её отец был адвокатом старого времени, а документы принимали только у детей рабочих и крестьян. Мама пошла на бухгалтерские курсы, поскольку там был недобор и принимали невзирая на социальное происхождение. Она всю жизнь проработала бухгалтером, но музыку очень любила и была моим первым учителем в освоении нотной грамоты.

В 50-е гг. в Киеве огромной популярностью пользовались летние симфонические концерты в Первомайском парке, которыми дирижировали выдающиеся дирижёры Натан Рахлин и Константин Симеонов. Я увлёкся этими концертами и решил непременно стать дирижёром.  

– Где вы постигали искусство дирижирования?

– Вначале я учился на дирижёрско-хоровом отделении Вечерней музыкальной школы для взрослых (ныне она носит имя Стеценко), а затем поступил в Киевскую консерваторию на дирижёрско-симфоническое отделение в класс проф. Александра Климова, который и заложил во мне основы дирижирования. В 1964 г. я стал аспирантом Ленинградской консерватории, где учился у величайшего дирижёра нашей современности Евгения Мравинского. Мравинский не занимался со своими учениками в дирижёрском классе, а приглашал всех посещать свои репетиции с оркестром Ленинградской филармонии, который он возглавлял. В период 1963-1968 гг. я не пропустил ни одной его репетиции. Это явилось для меня высшей дирижёрской академией. Приобретения полученные там я использую в своей практике по сей день.

– Известно, что Евгений Светланов – пианист и композитор; Натан Рахлин – трубач, трамбонист и скрипач; Юрий Симонов – альтист. Владеете ли вы каким-нибудь музыкальным инструментом, каким?

– Я владею фортепиано.

– Среди музыкантов бытует такой анекдот: есть дирижеры, которые мешают оркестру, есть дирижеры, которые не мешают оркестру, есть дирижеры, которые помогают оркестру. Как вы можете прокомментировать эту шутку? Есть ли в ней доля правды?

– Это не анекдот и не шутка. Действительно, существуют такие три типа дирижёров. В последние десятилетия уровень оркестровых музыкантов настолько вырос, что очень часто они по своей образованности превосходят дирижёров и в этом случае нужно, чтобы дирижёр не мешал оркестру. Конечно же я не имею в виду выдающихся мастеров дирижирования – Мравинского, Рахлина, Караяна, Тосканини и многих других.

– Так не может ли в один прекрасный момент дирижер оказаться не «ко двору», не отомрет ли эта профессия сама собой?

– Профессия дирижёров не может отмереть естественным образом. Как бы не был высок уровень музыкантов, в любом случае над ними должно быть какое-то организующее начало. В подтверждение этого могу привести «Персимфанс» (Первый симфонический ансамбль), первый симфонический оркестр без дирижёра, который существовал в Москве в 1922-1923 гг. Несмотря на то, что оркестр состоял из выдающихся музыкантов во главе со скрипачём профессором Цейтлиным, идея оркестра без дирижёра себя не оправдала.

– Известно, что вы были одним из первых исполнителей и популяризаторов новой классики – классики ХХ века. Что такое новая классика и каковы ее характерные особенности? Кто из композиторов, по вашему мнению, является классиком ХХ века?

– Характерной особенностью музыкальных классиков ХХ века является то, что они выражают свою эпоху новым языком, новыми средствами выразительности. Классиками ХХ века являются Стравинский, Прокофьев, Шостакович, Барток, Шёнберг, Хиндемит и некоторые другие.

– У вас непростая творческая судьба, отношения с «начальством от культуры» у вас редко когда ладились. Насколько я знаю, даже в период учебы вы были этаким «фрондирующим» студентом?

– В середине 50-х гг. в период моего обучения в Киевской консерватории я увлёкся современной музыкой, слушая по приёмнику музыкальные передачи из Загреба, Варшавы и Бухареста. Первое место среди моих увлечений заняло творчество Игоря Стравинского, которое было в СССР запрещено. Тем не менее я решил продирижировать сюитой из балета Стравинского «Жар-птица». В консерватории активно действовало Научно-студенческое общество. В рамках этого общества можно было исполнить сочинение по собственному выбору. Я расписал оркестровые партии «Жар-птицы» и начал её репетировать с оркестром оперной студии консерватории. Оркестрантам эта музыка была непонятна, они активно выражали своё недовольство ею и даже пошли с жалобами в дирекцию консерватории. По указанию дирекции исполнение было запрещено, а меня после бурного заседания научного совета консерватории исключили из состава студентов, несмотря на то, что я получал персональную стипендию им. Чайковского. Через полгода меня восстановили благодаря деятельности моей мамы, она «выпросила» в ЦК КПУ, ссылаясь на то, что я сын погибшего на войне.

Затем была история, относящаяся к концу 1960 г., когда в Киеве возник кружок по изучению современной музыки. Помимо меня и моей, ныне покойной жены музыковеда Галины Мокреевой, его посещали композиторы Валентин Сильвестров, Леонид Грабовский, Виталий Годзяцкий, пианистка Нина Малиенко и некоторые другие. Я списался со многими западно-европейскими композиторами, и они присылали мне ноты, книги и записи современной музыки. Всё это мы изучали на заседаниях нашего кружка. Не обошлось без «Иуды». Один из посетителей, повздорив с нами, обратился к одному из ныне процветающих композиторов и профессоров консерватории, и они пошли в Министерство культуры с доносом, что, мол, Блажков получает с Запада запрещённую литературу и всё это изучается на заседаниях кружка. Тучи над нами начали сгущаться. Нужно сказать несколько слов о той атмосфере, которая существовала в Киеве в эти годы. Не так много времени прошло со времени пресловутых постановлений ЦК 1948 г. по борьбе с формализмом. Оплот мракобесия Союз композиторов рьяно отслеживал всю творческую жизнь на Украине и зорко следил за всеми отклонениями от догм соцреализма… В конце 1960 г. в Киеве проходил Смотр творчества молодых композиторов Украины. На этом смотре впервые заявили о себе композиторы Сильвестров, Грабовский и Годзяцкий, продемонстрировав сочинения, написанные современным музыкальным языком. После смотра моя жена Галина Мокреева написала статью для польского журнала «Рух Музычны», в котором с восторгом высказалась об упомянутых композиторах и подвергла уничижительной критике всех остальных исполнявшихся авторов. Статья эта произвела эффект разорвавшейся бомбы. Члены нашего кружка были подвергнуты травле и преследованиям, которые исходили из ЦК, Министерства культуры, консерватории, Союза композиторов, КГБ. Мою жену, работавшую преподавателем в средней музыкальной школе им. Лысенко, уволили из состава преподавателей, а меня, дирижёра Госсимфоркестра Украины, лишили моей должности.

– Но Стравинского вскорости вам все-таки довелось исполнить вполне официально?

– В 1962 г. он должен был приехать в Советский Союз после 50-летнего отсутствия. Его авторские концерты были запланированы в Москве и Ленинграде. Сочинения Стравинского в СССР не исполнялись, оркестры их не знали и Лениградская филармония была обеспокоена тем, чтобы не ударить лицом в грязь. Она обратилась к дирижёру Геннадию Рождественскому с просьбой подготовить оркестр к приезду Стравинского. Рождественский был занят и вместо себя предложил меня. Я прорепетировал с Лениградским оркестром программу Стравинского, понравился и через некоторое время дирекция Ленинградской филармонии предложила мне переехать из Киева в Ленинград на работу в должности дирижёра филармонии. Работать в лучшей филармонии Советского Союза было для меня огромным счастьем. Именно здесь я состоялся как дирижёр.

– Но затем вы были уволены из оркестра Лениградской филармонии за исполнение авангардной музыки. Почему, как вы думаете, эта музыка так раздражала партийное начальство? Только потому, что оно ее не понимало? Или тут все глубже? С литературой вопрос яснее – сразу видно, где соцреализм, а где – не наше, а то и просто антисоветчина. С музыкой-то такой ясности нет.

– Во время моей работы дирижёром Ленинградской филармонии я исполнил там ранее не игранные сочинения Шёнберга, Веберна, Айвза, Вареза, а также представителей советского авангарда – Волконского, Сильвестрова и Денисова… Вопрос не в том, что эта музыка раздражала партийное начальство потому, что оно её не понимало. Оно не понимало и музыки прошлого. Тут всё, действительно, глубже. Новая музыка считалась представительницей западной «загнивающей» культуры, выразительницей эстетики, противоречащей основам социалистического реализма. И недаром моя деятельность в этой области была названа официальными кругами «вражеской идеологической провокацией», после чего и последовали «оргвыводы»… Моему увольнению предшествовал донос одного из ныне здравствующих и процветающих петербургских композиторов, который в приступе ревности написал в Министерство культуры СССР. Оттуда прислали комиссию по проверке репертуара Ленинградской филармонии за последние 5 лет. Комиссия выписывала «сомнительные» сочинения из программ филармонии и исполнителем таковых всюду значился Блажков. На коллегии минкультуры председательствовала Фурцева. Поступали предложения вообще лишить меня права выступать на концертной эстраде, но они не набрали нужного количества голосов, ограничились увольнением меня с должности дирижёра Ленинградской филармонии. Материалы коллегии были размножены на стеклографе и разосланы во все концертные организации и музыкальные театры Советского Союза, что было равнозначно «волчьему билету».

– Но потом вы все-таки работали в Киеве. Как же, при «волчьем-то билете», выписанном самой Фурцевой, киевское партийное начальство рискнуло доверить вам камерный оркестр?

– Киевский камерный оркестр, руководителем которого я стал, находился при «Укрконцерте» и возглавлял его Владимир Филиппович Кулаков, необычайно принципиальный и порядочный человек, в прошлом разведчик, резидент в Японии. Он приложил немалое дипломатическое искусство, чтобы «обвести» минкультуры Украины и оформить меня на работу. Когда я в своё время рассказывал об этом в интервью московской газете «Музыкальное обозрение», они этот раздел интервью озаглавили «Подвиг разведчика».

– А как вам работалось в Киеве потом, когда первым секретарем стал Щербицкий? Известно, что при нем на Украине сложилась особо удушающая атмосфера для свободы творчества, несравнимая даже с той, что была в России.

– Украина в идеологических вопросах всегда была «католиком больше папы Римского» и удушающая атмосфера для свободы творчества там была всегда. Работая в Киевском камерном оркестре я помимо музыки XVIII в. исполнял и сочинения композиторов ХХ в., в том числе и произведения киевского композитора Валентина Сильвестрова, которого Союз композиторов Украины не жаловал. Кроме того, я переписывался с ведущими композиторами и музыковедами Зап. Европы и Америки. Переписка эта была несанкционированной определёнными органами и меня сделали «невыездным». Все попытки выехать с Киевским камерным оркестром на гастроли за рубеж встречали отказ. Вокруг меня сгущались тучи. И, наконец, в 1976 г. после того, когда я со своей женой венчался в церкви, партийные органы заставили музыкантов оркестра написать письмо, что они не желают работать с руководителем, который венчается в церкви. Было устроено собрание, на которое я не явился, а послал заявление об уходе.

– В биографии в Википедии вы названы «одним из главных украинских музыкантов ХХ века». По какой же причине вы были уволены уже в «незалежной» Украине? Это ли послужило причиной вашей эмиграции?

– Когда я вспоминаю, как со мной поступили в «незалежной» Украине, то жизнь при советской системе представляется мне земным раем. В 1988 г. я был назначен главным дирижёром Государственного симфонического оркестра Украины, поднял его творческий уровень, мы начали успешно выступать за границей. А тут и «незалежность» подоспела. Есть некий американец украинского происхождения Т. Кучер, человек без музыкального образования, но захотевший стать дирижёром. Он женился на племяннице председателя Львовского облсовета Горыня и минкультуры Украины начало подыскивать для него дирижёрское место и нашло должность главного дирижёра Госсимфоркестра. Но ведь эта должность занята мной и меня начали с неё выкуривать, в надежде, что я подам заявление об уходе. Я его не подавал, поскольку по закону меня могла уволить только коллегия министерства, признав моё профессиональное несоответствие занимаемой должности. Но это было нереальным, и минкультуры пошло на моё незаконное увольнение – меня выбросили на улицу, не дождавшись пенсионного возраста, правда, предлагая место дирижёра в киевском цирке. Всё, что сотворили со мной я могу назвать «расправой ХХ века». Режиссёром этой расправы был тогда работавший в минкультуры, а ныне ректор Национальной музыкальной академии Украины В. Рожок. На имя президента Кучмы посылались письма в мою защиту от ведущих деятелей музыкальной культуры Украины, от композиторов Петербурга. Эти письма были проигнорированы… Это и явилось причиной моей эмиграции.

– Тяжело ли вам далась эмиграция или благодаря своему имени и популярности вы сразу стали здесь востребованы?

– В бытовом плане эмиграция далась мне легко, я и члены моей семьи в Германии довольно быстро адаптировались; правда, я не стал здесь востребованным, а имя у меня было в Советском Союзе; в силу того, что я был невыездным, на Западе меня не знали.

– Пришлось ли вам работать с немецкими музыкантами? Что вы можете сказать об их исполнительском уровне?

– В 2000 г. я дебютировал в Берлинской филармонии, исполнив сочинения сыновей Баха из знаменитой трофейной нотной коллекции Берлинской певческой академии, тогда хранившейся в Киеве; произведения из этой коллекции я изучал около 30 лет. Тогда в Берлине я дирижировал оркестром Берлинского радио. В том же году я записал компакт-диск с оркестром филармонии Рейнланд-Пфальц. Должен сказать, что исполнительский уровень немецких оркестровых музыкантов очень высокий, и прежде всего потому, что музыкальные учебные заведения Германии воспитывают не солистов, а ансамблистов с навыками оркестровой игры. И этим они отличаются от оркестровых музыкантов Украины и России.

– Поддерживаете ли вы творческие контакты с Украиной?

– Очень ограниченные.

– Вы политизированный человек? Следите ли за происходящим на Украине, в России?

– Я не политизированный человек. Правда, иногда слежу за происходящим на Украине. Сердце болит, когда вижу, как моя родная земля беспомощно барахтается в своих проблемах и не может из них выбраться.

– А счастливый ли вы человек?

– Я счастливый человек. Судьба подарила мне общение с выдающимися музыкантами – композитором Игорем Стравинским, Дмитрием Шостаковичем, пианисткой Марией Юдиной.

Ещё в конце 50-х гг. я, будучи восторженным почитателем творчества Игоря Стравинского, написал ему в Калифорнию письмо и получил от него ответ. После этого мы регулярно переписывались, и Стравинский прислал мне большое количество своих партитур. В течение моей долгой творческой жизни я многократно дирижировал сочинениями Стравинского и был первым исполнителем в СССР многих его сочинений. 

Незабываемыми были мои встречи с Дмитрием Шостаковичем. В мой ленинградский период я решил возродить к жизни 2-ю и 3-ю симфонии Шостаковича, которые в своё время были подвергнуты незаслуженной критике. Эти сочинения были исполнены мною в концертах Ленинградской филармонии, причём автор присутствовал на репетициях, и мы очень подружились; между нами возникла переписка (уже в наше время в Петербурге были опубликованы 24 письма Шостаковича ко мне). Вскоре Шостакович доверил мне первые исполнения двух своих сочинений, которые он в 30-е гг. спрятал в стол – Шесть романсов на стихи японских поэтов и Пять фрагментов для оркестра. Уже в Киеве во время работы с Киевским камерным оркестром я дирижировал украинской премьерой 14-ой симфонии Шостаковича.

Огромное значение для формирования моих музыкальных и философских взглядов явилась моя переписка с великой пианисткой Марией Вениаминовной Юдиной, неутомимым пропагандистом новой музыки в СССР. Я являюсь счастливым обладателем 45-ти её писем.      

– У вас была очень насыщенная творчеством жизнь. Наверное, можно подводить некоторые итоги. Как вы все-таки оцениваете, где и когда вам работалось наиболее плодотворно – в советское время, в независимой Украине или здесь, на Западе? И нет ли ощущения, что, родись вы на Западе, вы бы еще более полно реализовали себя, не говоря уже о материальном аспекте?

– Наиболее плодотворно мне работалось в советское время. Родись я на Западе, безусловно я бы полнее реализовал себя в материальном аспекте, но что касается творчества, то никоим образом.

– Большое спасибо за интервью, творческих вам успехов и любви публики!

Беседовала

Галина ИТКИНА