История

КОРОЛЬ*

* Продолжение. Начало в № 8.

ЧАСТЬ 4.

КТО МОЖЕТ СРАВНИТЬСЯ С МАТИЛЬДОЙ МОЕЙ

Придворная камарилья открыто третирует Вильгельма. У него на глазах перерезают горло старшему товарищу, заменившему отца, верному служаке сенешалю де Крепону. Его самого не тронули. Пожалели? Нет, конечно. Они еще толком не знают, нужен им Вильгельм живой или мертвый. Страх, страх хотят увидеть. Увидели, насладились – и отпустили, напившись досыта этим страхом. Застращать вконец и затем держать на троне послушную марионетку. Не на того напали. Спохватываются через какое-то время, устраивают за юным герцогом настоящую охоту. Удрал, повезло тогда. И не раз потом крепко везло, что правда, то правда.

Не имеющая пределов любовь матери и сына друг к другу. Простая женщина, она обладает природным государственным умом, который старается не обнаруживать прилюдно. Об этом знают Вильгельм и его верные друзья – сводные братья от законного брака матери. Мать преподает бесценные жизненные уроки. Мало-помалу вокруг герцога образуется круг людей, поверивших в него и преданных ему душой и телом.

Многолетняя дружба и кровное родство позднее не помешают Вильгельму, к тому времени королю Англии, упечь своего полубрата епископа Одо в тюрьму. Хронист сообщает нам, что за несанкционированные поползновения на папский престол, но мы в этом усомнимся. То есть поползновения были, но посадили не за это. Выложил, наверное, Хозяину свою позицию по отдельным аспектам внутренней и внешней политики, погорячился. Право критиковать сюзерена было дано только одному человеку – Матильде Фламандской.

* * *

Место действия – знакомый нам город Брюгге. Юной Матильде сильно приглянулся английский посланник Бритрик, и она без лишних церемоний предлагает ему себя. Молодой человек не понимает своего счастья, он ей отказывает. Графинюшка привыкла получать желаемое и теперь заходится в безудержной ярости. Пикантная деталь состоит в том, что на тот момент он был помолвлен с ее старшей сестрой.

Пройдет много лет, и уже в Англии, будучи королевой и действующим регентом вместо отбывшего в Нормандию мужа, она прикажет бросить Бритрика в тюрьму, где тот и сгинет. Мужу все доложат. Источники сообщают, будто бы Вильгельма одолела ревность, мол, Матильда изменила ему и затем убила любовника, опасаясь, что тот разболтает. И он, герцог, с горя завел себе в Нормандии подружку.

Извелся от ревности, бесспорно, но вряд ли приписывал жене такой бредовый мотив убийства. Любовников убивают по другой причине или не убивают совсем. Здесь другое. Перед Бритриком явилась теперь не пубертатная провинциалка, а королева Англии, и он-то, может, и не возражал бы на этот раз, но нет. Матильда другому отдана и будет век ему верна. Великосветской Татьяне было убивать не с руки, не та эпоха, другие обстоятельства, ограничилась унижением своего предмета, а в данном случае, отчего же. Люблю, к чему лукавить, а теперь, гад, умри за то, что отверг тогда мои к тебе девичьи чувства.

Сколько лет прошло, а забыть не могла. Это и ранило гордого Вильгельма, а не подозрения в физической неверности.

 Матильда Фламандская

У Матильды тоже есть шпионы. Она спешит к мужу. Бурное примирение и уже более ничем не омрачаемое супружеское счастье, тем более что главные препятствия: Бритрик и нормандская подружка короля – ликвидированы. Да, Матильда и насчет подружки распорядилась. Вильгельм вопросов не задавал. Никакой радости от мимолетного адюльтера, предпринятого тогда в отместку, ему не было. Однолюб был, каких мало.

Однако мы сильно забежали вперед. Пока что Вильгельма и великовозрастную Матильду (22 года, шутка ли; никто не был ей мил после английского дипломата) только представляют друг другу на придворном балу в Париже. Герцог Нормандии тут же без памяти влюбляется, делает предложение и получает отказ в простых запоминающихся выражениях: «Чтобы я пошла за какого-то рыжего ублюдка? Никогда! Лучше в монастырь!» Засылают сватов, ответ тот же. Он пишет ей, вернее, подписывает крестиком – оба за всю жизнь так и не обучились грамоте. Все письма нераскрытыми отправляются в камин.

А теперь вообразите следующую картину. Чудный воскресный полдень в том же Брюгге. Графское семейство покидает собор после утренней службы и направляется к себе в замок – тот самый, воздвигнутый их предком Балдуином Железноруким. Раздают милостыню. Матильда тоже верхом. Всеобщее благолепие и умиротворение.

Мы, нижеподписавшиеся

Тут на бешеном скаку подлетает всадник, стаскивает девушку за косы из седла и как хряпнет ее о землю! Она лежит в луже и не шевелится. Рыжего всадника все узнали, да он и не таился. Немилосердно пришпорил скакуна и под наглое ржанье ускакал прочь от обалдевшей свиты и потрясенных бюргеров-брюггеров.

Два вопроса сразу возникло: 1) Когда Фландрии начинать войну с Нормандией; 2) Останется ли в живых дочечка. По первому вопросу требовалось согласовать с центром, написали рекламацию, отправили гонца в Париж. Дочечка еле дышит, думали, не оклемается.

Через пару дней приходит в себя. Она не ругалась. Не плакала. Сказала только:

– Хочу рыжего.

Думали, бредит. Потом всем двором наперебой давай отговаривать. Она твердит свое:

– Хочу рыжего.

А то, чего требует дочка...В общем, получает она рыжего, к великой радости последнего.

Матильда приходится ему какой-то n-юродной сестрой. Седьмая вода на киселе, но римский понтифик возражает, дескать, кровосмешение. Боялись в Риме этого союза с Фландрией и как в воду глядели. Союз, только не Фландрии с Францией, а Фландрии с Англией, которую Завоевателю еще только предстоит завоевать, окажется судьбоносным для Европы и будет от этого союза католическому престолу большая головная боль. Но это произойдет еще не скоро.

Препятствуя браку, Рим делал жениха заведомо виновным в глазах высшей духовной власти. Значит, потом за свое согласие можно будет с Вильгельма при случае недешево взять. Политика! Что и произошло впоследствии накануне битвы за Англию, когда папа дезавуировал ранее объявленное отлучение. Хотя Вильгельм и сам оказался не прост и, в конечном счете, все потом сложилось к его выгоде. А тогда для жениха и невесты ослушаться окрика из Рима и пойти под алтарь – это был поступок.

Венчание, свадьба, медовый месяц. Молодые явно довольны друг другом, прямо сияют. Это первая любовь нашего героя, она же последняя. Колоритная пара: муж верзила тот еще, она же росточка небольшого совсем – 4 фута и 2 дюйма (127 см). Дозамужним увлечением и, наоборот, поздней подружкой ни разу друг друга не попрекнули. Жили душа в душу. Она родила ему 4 мальчиков и 5 девочек, трое умерло в малолетстве – неплохой показатель жизнестойкости рода по тем временам.

После смерти жены король впал в необузданное тиранство. Не отпускала депрессия. К лености души добавилась леность тела. Опостылели турниры, охота. Тоскуя, объедался на пирах. Что еще нужно, чтобы набрать невероятный вес. Не мог без посторонней помощи влезть в седло. Это было поводом для обидных насмешек, за глаза, понятно. Попытка наказать главного обидчика – короля Франции Филиппа I, в конце концов стоила Вильгельму жизни на 60-ом году от роду.

ЧАСТЬ 5.

НАСЛЕДИЕ

Дети как дети. В основном было от них горе.

Дочь Агата должна была выйти замуж за сына Гарольда. Гарольд стал Вильгельму поперек дороги, и брак, которого все радостно ждали, расстроился. Умерла от тоски, не доехав к новому назначенному ей жениху в Кастилию.

Первенец Роберт Короткий Чулок был в мать, коротышка. Братья его как-то задразнили, облили чем-то не очень вежливо. Облил бы их в ответ или подрались бы, ладно. Нет, пострадавший наябедничал родителям. Никого не стали наказывать: разбирайтесь, дети, сами. И вот из-за такой ерунды Роберт пошел на них и отца войной. Однажды в ночном бою ненароком сошелся сын с отцом в поединке, и, не узнав, больно ранил родителя. Злейшему врагу не пожелаешь. Вильгельм вскрикнул, сын узнал по голосу, бросил меч. Король пощадил его, но не простил – предал проклятию. Когда выяснилось, что супруга тайком помогает Роберту деньгами, при всех отругал ее, и она смолчала, немыслимое дело.

Матильда кое-как помирила их потом, но осадок остался, и старшему потом пришлось довольствовался по завещанию Нормандией. Второй, любимый сын Ричард на охоте взялся самолично добивать оленя, и тот забодал его насмерть. Корона Англии отошла к третьему, Руфусу. Преемник из Руфуса вышел неважный, не сработался с людьми. Кто-то из свиты подстрелил его из лука во время охоты.

На троне в Лондоне оказался младший сын Генрих. Роберт опять затеял братоубийственный конфликт, в результате потерял то, что имел – нормандские владения, и угодил в английскую тюрьму, где просидел 20 лет. Там и умер.

Затем и Генрих I умер. Гостил у дочери и зятя в Нормандии, что-то не поделили. Вскоре, бесстрастно сообщает летописец, король поел миног, которые очень любил, и отравился.

* * *

Когда смерть уносит тирана, начинаются разброд и шатание, это нормально как раз. Но общество развитого феодализма, построенное Вильгельмом, пережило все потрясения, выстояло.

Говорят: с 1066 года не ступала нога иноземного захватчика. Нога ступала. Оккупационного режима не было, на этом настаиваем.

В 1216 – 1217 годах произошло у них постыдное двоевластие и иностранное военное присутствие. Этот эпизод без особой нужды в разговоре с гордым бриттом вспоминать не надо, хотя, скорее всего, вы будете первым, от кого он вообще узнает. Сложился миф о неступавшей ноге, на здоровье. У нас же с вами запретных тем нет.

Мятежные бароны мало того, что заставили своего монарха подписать «Великую хартию вольностей», они еще и зазвали для борьбы с ним французского принца Людовика. Принц захватил Кентербери, Рочестер, затем при радостных криках народа вступил в Лондон и был объявлен королем. Хорошо еще не короновали официально, при живом Иоанне.

Смерть Безземельного расставила все по своим местам. Мятежники потерпели поражение под Линкольном. Французский флот был разгромлен в устье Темзы. Бароны поладили с новым монархом. Принц оказался без надобности и, подписав мир, отбыл восвояси. Он станет королем Людовиком VIII и еще повоюет с Англией, но уже не на её, а на своей территории.

Где-то в Корнуолле в 1595 г. причалил к берегу испанский галеон. Постреляли, показательно отслужили мессу и убрались. «Непобедимую армаду» разметали штормы и бравые адмиралы Её Величества, вся эта затея, как известно, закончилась для испанцев полнейшим фиаско. При Людовике XIV несколько французских десантов натворили бед. Но наученные опытом островитяне сбрасывали их в море.

Звонкую оплеуху отвесил владычице морей де Рюйтер, когда в 1667 г. пожег ее корабли прямо на внутренней базе в Чэтеме и на веревочке привел в Амстердам трофейный флагман, красу и гордость Royal Charles. Это был успешный дерзкий рейд, но, разумеется, не нашествие. Если можно говорить о неудаче и при этом нахваливать себя, то британцы в этом преуспели, назвав данный эпизод самым крупным поражением королевского флота за всю его историю. Что ж, справедливо.

Другой голландец Вильгельм III Оранский высадился 20 лет спустя с 15 тысячами солдат. Надо было возвести на трон протестанта и прогнать паписта Якова II. Дружественная интервенция, пожалуй, но тоже никак не вторжение или, упаси бог, оккупация. Со своими гвардейцами Вильгельму III было как-то спокойнее. Новый король заранее настоял на том, чтобы ограниченный контингент был торжественно приглашен в порядке оказания братской помощи синклитом местных епископов. Кровопролития не было.

Иероним ван Дист.
Пленение английского флагманского корабля Royal Charles

Народ роптал поначалу, не скрывала недовольства военная партия в парламенте; но тут сыграло роль одно обстоятельство. К тому времени голландцы освоили производство можжевеловой водки – jenever. В остальном мире простые люди пили пиво, кто побогаче – вино; водка стоила несметных денег, так что мало кто ею увлекался. А можжевеловка была каждому по карману. Интервенты научили английских товарищей гнать и пить благородный напиток, известный ныне всему миру как джин. Началось братание нижних чинов, затем и господ офицеров. Перемешавшись, обнявшись и горланя песни, союзные войска вступили в Лондон. Якову II ничего не оставалось, как только убраться подобру-поздорову. Что же делать, если инородец оказался более достойным выразителем государственных интересов, чем природный Стюарт.

Да с тех пор одни сплошные иностранцы и воцарялись. Ганноверская династия, Закс-Кобургская династия. Никаких Виндзоров не было, это Закс-Кобургские в первую мировую из патриотических соображений придумали себе новую фамилию.

Происхождение не то чтобы дело десятое – не главное. Достойно представляешь государство, сиди на троне. Неправильно себя ведешь, извини. Так и поступили с Эдуардом VIII. Сейчас, может, и не прогнали бы, подумаешь, невеста неголубых кровей и дважды разведенка. Может, и не прогнали бы. А тогда, в 1936-ом, прогнали. Важен принцип, что могут прогнать. И вот только не надо нам говорить, что король благородно пожертвовал троном ради большой любви. Если чем и пожертвовал, так это репутацией династии. Попал в рабскую зависимость от этой Симпсон – как недавно выяснилось, подстилки тогдашнего посла в Лондоне Риббентропа. Подкаблучник и рогоносец Эдуард Виндзор был к тому же натуральный наци. Фюрер знал, кого поставить во главе карманной монархии, сложись все иначе.

Так что не король ушел, а его ушли, держава же и скипетр долго еще были у него на уме. Симпсониха все уши прожужжала, можно не сомневаться.

Не вышло у них.

ЧАСТЬ 6.

THINK BIG 

Отцу Вильгельма, герцогу Роберту, не удалось высадиться в Англии и короновать там своего приемыша – малолетнего Эдуарда (см. ч. 3 «Пророчество»).

Эдуард подрос и королем все-таки стал. За благонравие и набожность был прозван Исповедником. После него воду из ванны не выливали, а раздавали слепым для смачивания глаз. Были случаи, что слепые прозревали. Кто и пил эту воду, тоже помогало. Женился на молоденькой, но детей не заводил, воздерживался. Святой был человек. До сих пор считается заступником очередного династического семейства и еще тех, кому не повезло в браке.

Бездетного монарха стали одолевать хвори. С думой о будущем присматривался он к младшему родичу. Монарх не забыл проявленного к нему в далеком детстве участия. Эдуард был норманн по матушке – двоюродной бабке Вильгельма. Король и герцог встречались и подолгу беседовали.

Природная жажда лидерства удесятерялась в Вильгельме благодаря клейму, которое невозможно было затереть: Le Batard, ублюдок.

Защитники Алансона кричали ему однажды: «Кожа! Кожа!» Сыну простой женщины, внуку кожевенника, было это слышать обидно. Еще и вывесили на стенах шкуры, вроде как для просушки. Ничего не оставалось, как крепость взять, после чего – буквально – изрубить там всех и каждого на куски. У Вильгельма было обыкновение осажденные крепости брать, и охотников повторить эту остроумную шутку в дальнейшем не находилось.

Он станет королем. Он покажет им всем.

В Лондоне шушукались, будто бы уже подписан тайный рескрипт о передаче короны. Англо-саксонский двор относился к нормандцу враждебно. Хорошо устроились у дворцовой кормушки. Вслух, ясное дело, говорили не об этом, а о незнатном происхождении претендента, к тому же иностранца, и отдаленности родства. Уже одной ногой в могиле, король вроде бы поддался на уговоры и передумал. Речь у него отнялась, но слабеющей рукой он указал на Гарольда Годвинсона.

А с какой стати, спросим мы. Эдуард же понимал, что храбрый рубака Гарольд со своенравными баронами не сладит, это не мечом махать. То ли дело Вильгельм. Никому ничем не обязанный иностранец, отлично! Ублюдок на троне, превосходно! Вот кто будет расставлять людей по деловым качествам. В кознях двора обнаруживался страх сильной руки – это могло лишь укрепить Эдуарда в первоначальном выборе. Тогда почему изменил решение, почему не объявил о нем раньше, пока при памяти был? Чего или кого испугался, на смертном-то одре?

Есть ответ. Никого не испугался. Рокировка была кажущейся. Эдуард понимал, что Вильгельм все равно пойдет на Лондон отбирать корону силой и что, скорее всего, он ее отберет. Но герцог должен завоевать власть, а не получить ее на блюде. Все равно по-хорошему не получится. Баронам нужна крепкая взбучка. Народу нужен новый порядок. Государство укрепится лишь железом и кровью.

   Эдуард Исповедник

Как подобает истинному мудрецу, он не стал раскрывать приближенным страшный очистительный замысел и умер с чувством исполненного перед страной долга.

* * *

Без упоминания о клятве верности, принесенной Гарольдом, не обходится ни один рассказ о завоевании Англии.

1064 год. Гарольд оказывается на борту корабля, выброшенного бурей на берег сопредельных с Нормандией владений. Его берет в плен граф Ги де Понтье. Вильгельм освобождает герцога Эссекса за выкуп. Гарольд вместе с нормандцами участвует в нескольких сражениях и показывает себя с наилучшей стороны, его принимают в местное рыцарское братство. Он клянется на Библии и священных реликвиях, что раз и навсегда отказывается от английского трона, но будет всемерно поддерживать кандидатуру Вильгельма, когда Эдуард Исповедник умрет. За это Вильгельм потом выделит ему пол-Англии.

Заручившись этой клятвой, Вильгельм отпускает Гарольда назад в Англию.

Эдуарда не стало 5 января 1066 года. На следующий день витан (госсовет) утверждает Гарольда. Преемник не забыл о клятве, но, говорит он послам из Нормандии, во-первых, давал ее, будучи в сильной зависимости от Вильгельма, по сути, у него в плену; во-вторых, о том, что в дароносицу, к которой он приложил руку, поместили святые реликвии, он узнал только после окончания церемонии; в-третьих, на него указали покойный король и витан, такова их воля, перечить им он не станет, и претензии не принимаются, свободны.

Все это слабо оправдывало клятвопреступника, да ведь и не пытали же его, в самом деле. Сразу не сказали, что в раке святые останки, потом только выяснилось... что делать, развели. Средневековые право и этика плохо различали подобные тонкости. В результате нормандцы получают колоссальное моральное преимущество. Папа Александр II на этот раз у них в союзниках. Специальной буллой он благословляет поход.

Схизма 1054 года – свершившийся факт, Византия – сильное и богатое государство, оплот православия. Куда склонится Западная Европа, это еще большой вопрос. Некоторые источники даже называют Англию до 1066 года православной страной. Епископы там назначались без оглядки на Рим, и духовенству не возбранялось жениться.

Строптивцев надо окоротить. Вильгельм обещает поддержку. Из Рима присылают в специальном кольце волосок апостола Петра и освященное боевое знамя.

Патриотизмом тогда еще в Европе не так сильно болели; правота по рыцарским понятиям ставилась выше. Гарольд, ты не прав. Безусловно неправым считают его не только нормандцы, но и фламандцы, бургундцы, бретонцы, датчане, даже итальянцы – кого только нет в армии, готовой к прыжку через пролив. Всем твердо обещано по наделу в богатой пастбищами и плодородными землями Англии, скоро, если не убьют, они станут важными господами. Но они еще и заступаются за оскорбленную честь, за несправедливо обманутого, правильного рыцаря.

Целый месяц они не могут дождаться попутного ветра и впору уже все отменять, но армия все-таки не разбегается. Гарольду же в своем стане придется понемногу отпускать своих воинов в родные деревеньки для участия в сельхозработах; урожай в тот год выдался на славу. Англосаксы считались умелыми и храбрыми воинами, но уступали интервентам в дисциплине, идейная работа тоже порой хромала.

Вильгельм хорошо подготовился к информационной войне и выиграл ее по всем статьям.

* * *

Чем больше размышляешь над всей этой историей с клятвой, тем больше возникает вопросов.

Зачем графу Ги де Понтье требовать выкуп со своего вышестоящего соседа? В графском плену находился едва ли не самый богатый человек Англии, можно было потребовать какой угодно куш с англичан. Кстати, о сумме выкупа мы ничего не знаем. Зато мы хорошо знаем, что граф окажется чуть ли не правой рукой Завоевателя в кампании 1066 года.

Вильгельма уведомили о предательстве в начале года, якобы тогда и началась подготовка к вторжению. Значит, у него было 8 месяцев, чтобы построить и оснастить 700 кораблей. Точнее, 7 месяцев, ведь уже собранный флот, как мы знаем, долго бездействовал из-за неблагоприятного ветра. Сколько же леса надо было извести в короткие сроки, распилить на доски, а электрических пил тогда не было, сколотить, проклепать, просмолить... Похоже, военные приготовления начались намного раньше.

Почему-то нигде в источниках не упоминается, на каких именно реликвиях вольно или невольно побожился Гарольд.

Что за странное обещание отдать пол-Англии? Полцарства, прямо как в сказке. Это несерьезно. Победитель получит все – с самого начала было ясно.

Cамый главный вопрос: за каким лешим Гарольда понесло в территориальные воды Понтье? Что он вообще делал на этом корабле?

Вильгельм был из тех, кто умеет оборачивать события к своей выгоде. Если Гарольд действительно случайно оказался во Франции после кораблекрушения, этим шансом нормандский герцог воспользовался по максимуму. Но тогда все заданные вопросы остаются в силе.

А если не случайно?

Опытный капитан в два счета организует вам небольшое кораблекрушение. Сильный вечерний бриз, завозились с парусами – и всё, судно цепляет корпусом прибрежную банку.

Дальше по сценарию Гарольд изображает дурака. Он должен нечаянно попасть в плен, затем поклясться в отсутствии честолюбивых замыслов и таким образом усыпить бдительность жадного до власти Вильгельма. Для правдоподобия отказ от короны производится с видимой неохотой. Не переигрывать. Что-то и попросить отступными, да хоть и пол-Англии. Это глупо, поэтому похоже на правду. Рыжий обманут, время выиграно. Формула денонсирования клятвы тоже заранее продумана, никаких проблем.

Роль Вильгельма поинтереснее, со сверхзадачей. Он должен дать себя одурачить. Подготовка к войне идет полным ходом, ее моральное оправдание скоро станет очевидным, но Гарольда до самого последнего момента следует держать в неведении. Пусть подольше считает нормандского соперника доверчивым простаком.

Если наша версия правильна, мы получаем ответы на все вопросы.

Но кем написан сценарий многоходовой интриги? Кто с дьявольской последовательностью воплощал ее в жизнь? Святой Эдуард Исповедник, кто же еще. Вот политик, умеющий не только использовать обстоятельства, но и конструировать их. Он проложил правильному кандидату путь к трону и перехитрил неправильного. Он вовлек в большую игру обоих, но все карты раскрыл только одному. Оставалось лишь разыграть предсмертную комедию с заменой преемника, в детали которой заранее посвящен один-единственный человек – Вильгельм.

Король любил Вильгельма, как родного сына. А, может, не только как сына любил его бездетный Эдуард, о чем молодой герцог вряд ли догадывался, мы же доподлинно не узнаем никогда.

27 сентября 1066 года, на закате, флот, равного которому по числу судов мир не увидит до 1944 года, покинет устье Соммы. Они будут плыть всю ночь и на следующее утро достигнут бухты Певенси на противоположном берегу Ла-Манша.

До битвы при Гастингсе оставалось 16 дней.

(продолжение следует)