С точки зрения психолога

 

Александр МАЛКИН

Власть авторитета: противостоять или подчиниться?

 

Чем по-настоящему ценны для моих современников библейские истории, так это, в первую очередь, тем, что на их примерах можно отчетливо убедиться, сколь, по существу, вечна та или иная психологическая проблема, возникшая, казалось бы, только сегодня. Взять хотя бы то, что именуется авторитетом.

 

Кто не помнит, к примеру, ветхозаветную историю об Адаме и Еве, в которой описывается, как неподчинение высшему авторитету привело сначала их, а впоследствии и все человечество к потере рая.

А. Аллори. Жертвоприношение Авраама. 1570-й год.
Не из этого ли сюжета вывел принцип всеобщего доносительства

бывший учащийся духовной семинарии Сталин?

Еще более характерной, на мой взгляд, является история о том, какому нечеловеческому испытанию крепости веры был подвергнут по воле Всевышнего Авраам, готовый принести в жертву своего единственного сына Исаака. Вероятно, этот библейский эпизод и стал по сути первым опытом того, что любое действие, каким бы жестоким и бессмысленным оно не казалось, может быть оправдано, если совершено (или могло быть совершено) по команде очень высокого авторитета.

 

В действительности вопрос, который вынесен в заголовок данного материала, совсем не надуман, как может показаться на первый взгляд и, уж во всяком случае, не из разряда риторических.

 

Поговорить на эту тему имеет смысл хотя бы потому, что в жизни своей человек подчас сталкивается с авторитетом не только подлинным, но и мнимым, ложным. Отличить же первый от второго бывает иногда весьма непросто. Даже преступный «авторитет» (понятие, которое вряд ли имеет смысл характеризовать) и тот порой распознается не сразу.

 

Есть, пожалуй, и  еще одна причина в необходимости задаться подобным вопросом. В становлении человеческой личности влияние высокого и признанного авторитета совершенно бесспорно, о какой бы сфере жизни не шла речь. Высокая мера гуманности – вот, пожалуй, то, что предохраняет подлинный авторитет от перерождения в собственную противоположность – авторитарность.

 

Столь же бесспорно, однако, что значительная зависимость от авторитетного мнения другого индивида, или власти, которая во многом это понятие олицетворяет, не может определенным образом не блокировать свободную волю и самодеятельные начала человека.

 

Подпадая под абсолютную власть авторитета, человек в ряде случаев теряет способность к трезвому анализу, перестает доверять собственной интуиции и незаметно понижает свою самооценку. Распадаются и способности к критическому анализу, адекватной оценке фактов и явлений, их вытесняет безграничное доверие к авторитетному мнению, высказанному устно или письменно. На него некоторые и стараются переложить всю ответственность за принятое решение.

 

Нередки случаи, когда, незаметно оказываясь во власти слепого авторитета, личность нарушает известный библейский канон «не сотвори себе кумира». Этот феномен блестящей песенной строкой отразил когда-то Булат Окуджава: «A все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему, а мы иногда все холопами числим себя».

 

«Кумиры», к сожалению, продолжают не только сниться. Ни для кого не секрет, что  сегодня определенная часть российской публики страстно желала бы, чтобы некоторые из них вновь восстали из пепла, как птица Феникс. Об этом, как известно, свидетельствуют и  результаты завершившегося летом прошлого года Интернет-проекта «Имя Россия», где имя Сталина фигурировало в качестве одного из величайших имен российской истории.

 

И ведь, казалось бы, понимает теперешнее поколение россиян, успевшее сделать несколько «глотков» свободы, что кровавый «кумир миллионов» и есть тот самый преступный «авторитет», что создал Гулаг, пересажал в лагеря чуть ли не четверть державы и, бог весть, сколько уничтожил! Ан, нет! Мелочи это, оказывается! А вот тоска по «сильной» руке остается вечной и неизбывной.

 

Неважно, что «кумир» над собственным народом издевался, извел под корень крестьянство и Голодомор устроил. Что истребил лучшую часть интеллигенции, а оставшуюся – держал на «коротком поводке». Что присвоил себе лавры Победы в войне против Гитлера, а тех, кто действительно ценою крови и мук добыл эту победу, вновь пытался поставить на колени. Что создал «железный занавес» и заставил видеть врага в каждом, кто проживал по ту сторону. Что депортировал целые народы, объявив их «преступными». Что насаждал изуверскую мораль, при которой люди жили в атмосфере всеобщей подозрительности, взаимных доносов и удушающего страха. Что только смерть тирана спасла советских евреев от второго Холокоста.

 

В сравнении все это оказывается не столь уж существенно. Главное, что после себя страну с атомной бомбой оставил! Вот с таким извращенным осознанием величия авторитета «вождя» для страны и живет до сих пор не только уходящее, но и некоторая часть входящего в жизнь поколения россиян.

 

Никак, к сожалению, не возьмут (или не хотят взять!) люди в толк, что авторитет подлинный и «авторитет» преступный понятия далеко не идентичные. Разграничить же их оказывается под силу далеко не каждому! Об этом, кстати говорилось на не так давно завершившейся в Москве конференции «История сталинизма».

 

Скорее  всего происходит это потому, что у людей существенно разнятся базовые ценности, на которые они ориентируются в жизни. Как говорится, кто-то любит картошку с селедкой, а кто-то и жареные семечки!

 

Несомненно, сказывается и более чем 70-летняя история коммунистического воспитания, при которой слепое и фанатичное поклонение авторитетам превратилось в важнейший идеологический ритуал, сравнимый, пожалуй, с религиозным.

 

Собственно, традиция не изжила себя и поныне. В особенности, если судить по тому, как «раскручивался» авторитет нынешнего российского премьера, которого некоторые поспешили объявить чуть ли не «отцом нации». Правда, имидж несколько «подпортил» экономический кризис.

 

Впрочем, и это лишь часть существующей проблемы. Равно, как и попытки психологов найти достаточно емкое и однозначное определение понятия и расставить все точки над i. К примеру, с одной стороны авторитет (от латинского autoritas – влияние, власть) есть влияние индивида, основанное на занимаемом им положении, должности, статусе. С другой – признание за индивидом права на принятие ответственного решения в условиях совместной деятельности. В первом значении понятие «авторитет» в социальной психологии нередко соотносится с представлением о власти. Во втором значении авторитет может и не совпадать с властью – им может пользоваться индивид, не наделенный соответствующими полномочиями, но являющийся своего рода нравственным эталоном и в силу этого обладающий высокой степенью популярности  у окружающих.

 

М. Вебер (1864 – 1920) – один из основоположников современной социологии, вообще считал, что авторитет является определенным подтипом власти, при котором люди с готовностью подчиняются приказам, поскольку считают осуществление власти легитимным. При этом он различал легально-рациональный, традиционный и харизматический авторитет.

 

Первый авторитет предполагает подчинение формальным правилам, свойственным традиционным бюрократиям. Скажем, некий начальник обязан автоматически иметь соответствующий авторитет, что формально соответствует занимаемой им должности. То есть понятия «должность» и «авторитет» в данном случае полностью  отождествляются. Со вторым – все более или менее ясно.

 

А вот харизматический авторитет личности – это уже власть, основанная на бессознательной харизматической вере, это тот случай, когда приказам подчиняются потому, что последователи безотчетно верят в необычные свойства своего лидера, чья популярность и значительность выходят за пределы обычной практики.

 

Всякий режим, с точки зрения М. Вебера, который пользуется минимальной общественной поддержкой, имеет некоторые основы легитимности, даже если он в значительной степени полагается на силу и использует репрессии. Таковыми были, например, сталинизм в СССР или тот же нацизм в Германии.

 

Таким образом, будучи в некотором смысле «палкой о двух концах», авторитет как фактор влияния способен оказывать на личность весьма неоднозначное воздействие. Подтверждений тому – великое множество, а повод задуматься над ними приводит подчас психологов к совершенно неожиданным сюрпризам. Можно даже сказать, к потрясающим открытиям.

 

Таким, к примеру, как результаты классического эксперимента по социальной психологии, проведенного в свое время известным американским ученым, профессором Йельского университета Стэнли Милгрэмом (1933 – 1984), считающимся одним из самых влиятельных психологов ХХ столетия.

 

Изучая силу и особенности влияния официальных требований, установок и предписаний на человека, исследователь попытался выяснить, до какой степени подчинения могут дойти обыкновенные люди, находящиеся под давлением авторитета. В ходе эксперимента задача была более конкретизирована: установить, насколько сильные страдания готовы причинять обыкновенные люди другим совершенно невинным людям, если получают соответствующие приказы.

 

Существует мнение, что Милгрэм начал свои изыскания в год после казни виновного в геноциде евреев гитлеровского палача А. Эйхмана для того, чтобы прояснить, как немецкие граждане в годы нацизма могли соучаствовать в уничтожении миллионов невинных людей в концлагерях.

 

Для участия в эксперименте Милгрэм отобрал многочисленных психически здоровых и стабильных добровольцев, чтобы провести весьма простой, на первый взгляд, тест, подлинная цель которого однако исследователем была скрыта от участвовавших. Ее замаскировали легендой о том, что на самом деле будет изучаться влияние наказания на память учащихся в процессе обучения.

 

Суть эксперимента заключалась в том, что испытуемый, исполнявший роль «учителя», получал приказ, противоречащий элементарной гуманности: он должен был давать удар электрическим током другому испытуемому, игравшему роль «ученика», когда тот неправильно отвечал на вопросы.

 

С каждым неправильным ответом сила тока увеличивалась, а крики и мольбы «ученика» отражали усиление ударов. Участвовавшие в эксперименте «учителя» не знали о том, что электрические разряды были ненастоящими, а «учеников» играли профессиональные актеры. Если  испытуемый проявлял колебания, экспериментатор заверял его, что берет на себя полную ответственность, как за эксперимент, так и за безопасность «ученика» и настаивал на том, чтобы эксперимент был продолжен.

 

Полученные результаты поразили всех, кто имел отношение к эксперименту, включая самого Милгрэма.

 

Так, в одной серии опытов 82,5% испытуемых продолжали эксперимент, когда «ученик» начинал кричать от боли при напряжении 150 вольт, а 79% испытуемых дошли до конца: вместо того, чтобы сжалиться над жертвой, они пунктуально (т.е. слепо) следовали указаниям экспериментаторов о том, что «ток надо усиливать», и продолжали увеличивать напряжение до критической отметки в 450 вольт, пока исследователь не отдавал распоряжение закончить эксперимент.

 

Еще большую тревогу вызывало то обстоятельство, что почти никто из 40 участвовавших в эксперименте испытуемых не отказался по гуманным соображениям играть роль учителя, когда «ученик» лишь начинал требовать освобождения. Не сделали они этого и тогда, когда жертва начинала молить о пощаде. Более того, даже тогда, когда «ученик» отвечал на каждый электрический разряд отчаянным воплем, испытуемые-«учителя» продолжали нажимать кнопку.

 

Трудно поверить, но некоторые добровольцы продолжали нажимать кнопку и при напряжении 450 вольт, когда актер уже переставал реагировать. Это должно было означать, что «ученик» уже находится без сознания.

 

На самом деле эксперимент не был бесчеловечным: никого не били током, а актер, игравший роль «ученика», искусно имитировал страдания, что, разумеется, не было известно испытуемому, т.е. «учителю». Вставая с «электрического стула», «ученик» просто включал магнитофонную запись криков и протестов.

 

Осмысливая результаты эксперимента, многие исследователи задавались вопросом: как можно объяснить проявленную испытуемыми жестокость? Высказывались разные предположения. В частности, мысль о том, что испытуемые не понимали, насколько сильный вред, не говоря о боли, могли причинить учащимся столь мощные электрические разряды; что все испытуемые были мужчинами, имеющими склонность к агрессии (в дополнительно проведенном эксперименте «учителя»-женщины вели себя точно так же, как и мужчины); что испытуемые были просто моральными уродами, которые наслаждались возможностью причинить страдание.

Ни одно из них не нашло своего подтверждения.

 

Указывает Милгрэм и еще на один характерный факт: если бы исследователь не требовал от испытуемых продолжения их участия в эксперименте, они быстро бы вышли из игры. По условиям же испытания давление, наоборот, продолжалось.

 

Вот что впоследствии писал С. Милгрэм в книге «Подчинение авторитету: экспериментальное исследование» (1974): «Они не хотели выполнять задание и мучились, видя страдание своей жертвы. Испытуемые умоляли экспериментатора позволить им остановиться, а когда тот им это не разрешал, то продолжали задавать вопросы и нажимать кнопки. Однако при этом они покрывались испариной, дрожали, бормотали слова протеста и снова молили об освобождении жертвы, хватались за голову, так сильно сжимали кулаки, что их ногти впивались в ладони, кусали губы до крови, а некоторые начинали нервно смеяться. Вот что рассказывает человек, наблюдавший за ходом эксперимента. Я видел, как в лабораторию вошел солидный бизнесмен, улыбающийся и уверенный в себе. За 20 минут он был доведен до нервного срыва. Он дрожал, заикался, дергал мочку уха и заламывал руки. Один раз он ударил себя кулаком по лбу и пробормотал: „О Боже, давайте прекратим это“. И тем не менее он продолжал реагировать на каждое слово экспериментатора и безоговорочно ему повиновался».

 

В уже цитировавшейся книге С. Милгрэм приходит к совершенно однозначному выводу: «Это исследование показало чрезвычайно сильно выраженную готовность нормальных людей идти неизвестно как далеко, следуя указаниям авторитета».

 

Опыт продемонстрировал также, что большинство добропорядочных и законопослушных граждан вполне способно замучить других людей, если ответственность за это берет на себя  кто-то другой, являющийся авторитетом. Эксперимент довели до конца те испытуемые (65%), кто привык полностью полагаться на авторитеты, а авторитет профессора Йельского университета  был для них абсолютно непререкаем.

 

Следует отметить, что покорность испытуемых встревожила Милгрэма, а методика, которой он воспользовался, взволновала многих социальных психологов. По сути был сделан вывод о предрасположенности людей безотчетно подчиняться фигурам, наделенным авторитетом, подчиняться их деструктивным приказам, доходя в этом до совершения вредных и опасных поступков.

 

Ученый  установил также и причины, порождающие подобное подчинение. В первую очередь, это близость к самому авторитету и эмоциональное отстранение от жертвы.

 

Важен еще и известный психологам феномен малых уступок, когда люди, согласившиеся выполнить маленькую необременительную просьбу, проявляют позднее слабость уступать и более серьезным требованиям, поэтапно втягиваясь в выполнение фактически преступного действия. Переложив ответственность на авторитет и, решившись  действовать против жертвы, испытуемые вынуждены рассматривать ее просто  как малоценную личность.

 

Не является ли это частичным объяснением того, почему со столь  безучастным автоматизмом происходило массовое истребление людей в гитлеровских лагерях, или почему, одурманенные авторитетом вождя, советские граждане искренне верили в то, что страна сплошь наводнена классовыми врагами, пощады которым не должно быть?

 

Известно, что после тестирования своих экспериментальных методик в США  Милгрэм планировал отправиться с ними в Германию, жители которой, как он полагал, весьма склонны к повиновению. Однако после первого же проведенного им эксперимента в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, стало ясно, что в поездке в Германию нет никакой необходимости. «Я обнаружил столько повиновения, – подчеркивал ученый, – что не вижу необходимости проводить этот эксперимент в Германии».

 

Впоследствии все же эксперимент Милгрэма был повторен в Германии, Австрии, Голландии, Испании и Италии, и его результаты оказались такими же, как в США.

 

России, как видим, в этом списке не оказалось, что, впрочем, не столь уж неважно для подтверждения «чистоты» эксперимента. 

 

Да и вряд ли стоит по этому поводу сожалеть.

 

Ведь по количеству огромных по масштабам социальных экспериментов, выпавших на долю страны в ХХ веке, Россия и так оставила позади себя все остальные государства.