Встреча для вас

 

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ ТИМУРА ШАОВА

 

Сам Тимур не очень любит, когда его стихи публикуют в газетах. Он считает, что он пишет не стихи, а тексты песен. «А здесь важны, – говорит он, – и текст, и музыка, и подача, и интонация. Это как в театре – попробуйте убрать декорации и костюмы. Текст пьесы конечно останется, но Отелло все-таки должен душить Дездемону в кровати, а не на дощатом полу, Клавдий должен сидеть на троне, а не на табуретке, а Золушке положено терять хрустальную туфельку, а не кроссовку "Адидас" ... Так и с текстом песни – он "скучнеет" в отсутствии антуража».

 

И все-таки, по-моему, он несколько прибедняется. Да, есть у него песни «попроще», которые выиграют, если их именно слушать, но есть у него масса песен, в которых стихи – просто замечательны (такие, например, как «Дельтаплан», «Крысолов», «Коррида в Барселоне», как публикуемый здесь «Гражданский пафос», практически весь «израильский» цикл и многие другие), а есть просто маленькие шедевры, здесь прежде всего я назвал бы «Мечтательного пастуха». Все эти «тексты песен» прекрасно воспринимаются именно как поэзия. А есть у Тимура некоторые вещи, которые даже лучше читать, чем слушать, потому что при исполнении не всегда успеваешь ухватить весь смысл. В качестве примера я бы привел песню «О кризисе древнегреческой государственности», также публикуемую ниже. Почитайте те песни, которые мы печатаем на этой странице; хотя и без музыкального сопровождения, вместе с короткими отрывками его выступлений перед слушателями, они, на мой взгляд, дают достаточно полное представление об авторе.

 Новый диск Тимура Шаова

Тех наших читателей, кто знает и любит Тимура, не надо уговаривать прийти на его концерт, который впервые состоится в Нюрнберге 5 февраля будущего года. Те же, кто не знал его до сих пор, но любит бардовскую песню, любит Высоцкого, Галича – приходите, вы увидите, что это будет открытие и откровение для вас.

 

В. З.

 

Вы знаете, идет время, устаревают вещи какие-то сиюминутные, злободневные, фельетонные, их жизнь не очень длинная. Многие песни я пишу, а мне говорят, что ты пишешь? Пиши для вечности. Я говорю, братцы, ну, зачем мне для вечности? Завтра изменится ситуация, я завтра что-нибудь напишу. Но получилось некая метаморфоза со многими моими песнями. То ли это спиральное движение истории, то ли не знаю, то ли особенности нашей страны, некоторые песни, которые я выбросил 10 лет назад, так сказать, из-за изменения обстановки, они вдруг стали вновь актуальны и как будто бы вот только что написаны. И я некоторые песни достаю, просто отряхиваю и смотрю – а можно петь. Одна из песен, называется она «О кризисе государственности». И написана она была мной, так сказать, два президента назад, при Дедушке. Но я уже тогда был умный мальчик, хотя тогда было можно все. И меня даже сдуру почему-то показывали по телевизору, бывало, даже и Первый канал. Но я все-таки как умный мальчик написал ее и назвал «О кризисе древнегреческой государственности». Ну, мало ли? Я как чувствовал, что пригодится мне это все. И песня «О кризисе древнегреческой государственности», которая в одно время, когда пришел новый, молодой, энергичный, целеустремленный, какой-то оформленный, понятный, непьющий, понимаете, и я думаю ну, уже, наверное поздно, и убрал. А потом подумал, черт его знает, можно петь.

из выступления на концерте

 

О кризисе древнегреческой государственности

 

На сияющем Олимпе боги правят Ойкуменой,

Пьют «Метаксу», интригуют, паству мирную пасут,

Правосудие справляют, да гребут металл презренный,

Ибо боги тоже люди – всяку выгоду блюдут.

 

Если Зевс кого прищучит, иль с работы снимет, строгий,

Знают – это понарошку, полно молнии метать!

Без работы не оставит, мы ж свои, мы ж, братцы, боги,

Мы по статусу бессмертны, не горшки ж нам обжигать!

 

Бог войны оружье продал, меч – данайцам, щит – троянцам,

А себе купил Акрополь, колесницу класса «люкс».

Зевс, конечно, рассердился, погрозил сурово пальцем,

И фельдмаршалу присвоил звание «фельдмаршал-плюс».

 

Будет, будет гармоничным мир честной, квасной, античный,

Главный бог у нас отличный, так помолимся ему!

Нас ведет его харизма в светлый мир феодализма,

По Элладе бродит призрак, нам сей призрак ни к чему!

 

Люди смертные страдают от святого разгильдяйства:

Там нектар не поделили, здесь – гражданская война,

У нас ведь, если глуп бог плодородья –

кризис сельского хозяйства,

Некому оливу заломати, люли-люли нет зерна.

 

В эмпиреях – мат и склоки, у богов свои причуды,

У людей – покой и воля, счастье сдали про запас.

Боги вниз смотрели б чаще – «Как там эти твари, люди?

Отвлекают от раздумий – как нам обустроить нас!»

 

Все хотят стать Громовержцем. Громовержец – бог в законе.

Зевс дряхлеет, номинально – он пока еще Отец.

Людям выдают за Зевса изваянье в Парфеноне,

Но протопoпствует сурово аввакумствующий жрец:

 

«Вы скажите, Зевса ради,

Кто в Элладе не в накладе –

Лишь купцы, жрецы да дяди,

Да нами выбранная знать,

Да мздоимцы возле трона,

Все похерили законы,

Правды нет, клянусь хитоном,

Век Эллады не видать!»

 

Вот слепой Гомер лабает,

Что не видит – прославляет,

Кровь течет, собака лает,

Караван идет без слов.

Артемиды и Хароны,

Геры, Геи, Посейдоны, –

Все ведь к нарциссизму склонны,

В общем, сумерки богов!

 

Кто потворствует покорно, кто юродствует позорно –

Эрос псевдоним взял «Порнос», сам он с козами живет.

За пристрастье к онанизму был подвергнут остракизму,

По Элладе бродит призрак, Бахус пьет, Гефест кует.

 

Скуй нам, милый, серп да вилы,

Да подковки для кобылы,

Да ограду для могилы –

Будем счастливы вполне.

Бедным людям много ль надо, –

Чтоб хорошая ограда,

Эх, Эллада ты, Эллада,

Трое сбоку – ваших нет...

 

Эх, дубинушка, ухнем, да сама пойдет!

Эх, кудрявая, ухнем, да сама пойдет!

 

Все будет очень хорошо,

Процесс давным-давно пошел,

Над нами солнышко встает,

Процесс сам по себе идет,

Кого-то убивают где-то, –

И это скверная примета,

Мужчины голубого цвета, –

И это скверная примета.

 

Жаль, что денег нет, денег нет, денег нет,

Денег нет, не стойте над душой,

Пройдет десять лет, двадцать лет, тридцать лет,

Сорок лет, все будет хорошо!

Все будет просто хорошо!

Все будет дико хорошо!

Хорошо! Хорошо! Хорошо!

 

Письмо израильскому другу

 

Что, Мишаня, записной израильтянин,

Подкормился, отдохнул от наших пьянок?

А за груздями в наш лесок тебя не тянет?

А за грудями пышнотелых поселянок?

А у нас, Мишаня, кризис, прямо горе!

Отощали, обнищали совершенно.

Экономика мертвей, чем ваше море,

И на душе моей, Мишаня, некошерно.

 

А хорошо, небось, пойти на Иордан

И под смоковницей, стыдливой, как невеста,

Пивко открыть и смачно закурить,

И ощутить семитство, как блаженство.

 

Мы паникуем, прячем доллары в исподнем,

И я затарился крупой, мукой и луком.

Пишут: «Завтра будет лучше, чем сегодня», –

Только я уже не верю им, подлюкам.

Мы все терпим, тянем лямку и не спорим,

Только блеем, точно агнец пред закланьем,

А они нас реформируют под корень,

Словно спутав обрезанье с отрезаньем.

 

А хорошо на Мертвом море в жаркий день

Нажраться так, чтоб все туристы ужаснулись,

Свою ермолку лихо сдвинуть набекрень

И спеть: «Шумел камыш, деревья гнулись».

 

Пишешь, многое тебя там раздражает.

Жизнь не сахар и у вас, тут нет секрета.

Правда наш-то сахар снова дорожает.

Ну и бог с ним – меньше будет диабета!

Нравы те же здесь, точней – паденье нравов:

Не читаем, пьем, злословим, ждем потопа.

Повсеместно правит бал под крики «браво»

Поп-культура, некультурная, как попа.

 

А хорошо гулять среди душистых трав

И, оглядев пейзаж библейский, умилиться,

Cказать жене, что таки Понтий был не прав.

Ну не сошлись во взглядах, что же горячиться!

 

Пишешь, вы для местных – русские, славяне,

Только, кто вы, лучше знаете вы сами.

Для ментов в Москве я тоже басурманин,

Но я ж не путаю Отечество с ментами.

Ну не драться ж с дураками кочергою!

Я тебе сейчас толкую про другое,

Что, конечно, неприятно быть изгоем,

Но это лучше, чем быть геем или гоем.

 

А хорошо бы мне зайти в ваш кабачок,

Махнуть, как флагом, ярким шекелем гарсону

И заказать родимое харчо,

Пельмени и стопарик самогона.

 

В общем, жди, приеду, буду веселиться.

Поживу чуток, покуда не прогонишь.

Привезу тебе родной земли в тряпице

И бюстгальтер той матрешки, ну, ты помнишь.

Даже если ты, милок, пойдешь в хасиды,

А я муллою стану с жидкими усами,

Мы ж при встрече треснем водки за Россию

И закусим, Мишка, салом с огурцами.

 

Одна вещь есть у меня, которая о нашей национальной идее. Друзья мои, я нашел русскую национальную идею. Российскую национальную идею я нашел. Я считаю, что я абсолютно прав, потому что она отвечает всем требованиям к национальной идее. То есть она всем понятна от студента до ректора, от музыканта до президента. Она объединяет всех, и она помогает выжить в самые тяжелые времена. Это национальная идея, это, друзья мои, пофигизм. Если бы нам не было пофигу, не было бы страны уже, я думаю, еще в XII веке, в XIII веке, когда монголо-татарское нашествие, потом в XVI, в XVII веке. Не было бы. Просто смутное время. Ну, как пережить смутное время? Ну, как пережить смуту, ну, как? А никак, пофигу, вот и переживаем: Иосиф Виссарионович, Леонид Ильич и дальше по списку все. Как пережить все это? А пофигу. Понимаете. Иногда перехлестывает этот наш пофигизм, но, в общем, он спасает.

из выступления на концерте

 

Частушки-пофигушки

 

На поляне у реки

сели в лодку рыбаки.
Сеть закинули в траву,

ловят щуку и плотву.

 

А почему на берегу?

А потому что пофигу…

 

Пианистка вместо «соль»

нам сыграля «ля бемоль»
Дирижер ей ни гу-гу,

Дирижеру пофигу…
Лишь рукой махнул: «Извольте,

Где хотите, ля-бемольте».
За такую за зарплату

как еще играть сонату.

 

Тритатушки-тритата,

срамотушки-срамота.

 

Не влезай, убьет, мудила.

Ну, конечно, влез – убило!
Следом лезет обормот

С криком: «Всех не перебьет!»
Да, чтобы там не говорили –

несгибаемый народ.

 

Без особенных причин

Коля Васю замочил,
А Колю замочил Григорий –

поддержал его почин.
И в деревне благодать:

Коли с Васей не видать!

 

Лебеда-тибидибида,

ерунда – тибидибида.

 

Запалили хату спьяну

и сидят – по барабану,
Стол покуда не горит,

а портвешок уже разлит.
И соседи тож не плачут

на завалинке судачат:

«Хорошо горит, примета –

значит жарким будет лето».
Лишь один тверезый житель

приволок огнетушитель.

Не тряси его, постой,

ты же видишь – он пустой!
Вон, написано ж на нём –

«Да гори оно огнём!»

 

И горела хата ярко,

А летом, правда, было жарко...

 

Ворон каркнул «Newermore

Продолжаем разговор.

 

Березовский, говорят,

в наши речки всыпал яд,
Нам-то, по фигу, конечно,

но какой, однако, гад!
Наши речки не погань –

в Темзу сыпь, а не в Кубань!
Сам-то сдристнул за бугор? –

Продолжаем разговор.

 

Мы и пашем, мы и сеем,

мы ж не Конго – мы ж Рассея!
Можем, правда, не пахать

И не сеять – нам плевать!
Наплевать нам на косьбу,

наплевать на молотьбу,
На людей, зверей и пташек.

Всех видали мы в гробу!
Можем плюнуть лично на...

Здесь закончилась слюна...

 

Есть таксисты-пофигисты,

пофигисты-футболисты,
пофигисты-моряки,

пофигисты-скорняки.
И что особенно отрадно –

пофигисты-взрывники!

 

Вот, я заметил – гитаристы

все большие пофигисты!
А, скажем вот, мандолинист...

Впрочем, тоже пофигист.

 

И только лишь среди чекистов

очень мало пофигистов,
Потому что, твою мать,

надо Родину спасать!

 

Три недели кран течёт,

слесарь фишку не сечёт –
Водку пьёт, ворон считает –

у него переучёт!
Кран чинить я сам могу,

но кран мне этот – пофигу...

 

И нет от этого лекарства,

и давно идёт молва,
Что в нашем царстве-государстве

пофигень растёт трава,
Пофигень трава растёт

и эманацию даёт
Кто эманацию вдыхал,

тот и пофигистом стал!

И растет в нашей земле,

и в Калуге, и в Орле
И в тайге, и в Заполярье,

говорят, даже в Кремле!
Говорят – она везде,

но я не верю ерунде!

 

...гуси-гуси, гу-гу-гу,

не - га-га-га... а, пофигу!

Буквально недавно, еще мы были на гастролях в Америке, позвонили мне с Первого канала. Говорят: «Вы знаете, мы с Первого канала. Мы хотим пригласить вас на передачу». Я был поражен. То есть, я думаю, ну, ни фига, ну, не может быть, ну, с каких это пор? Я говорю: «А на какую»? Она мне говорит: «Гордон Кихот». То есть, если меня Первый канал и приглашает, то туда, где на меня можно вылить некоторую порцию того, чего там выливают, если вы знаете, что это за передача.


По поводу цензуры на других каналах я ничего не могу сказать. Нет, могу сказать. Один журналист мне сказал: «Ты знаешь, наше начальство тебя любит, ну, ведь ты понимаешь прекрасно, что тебя у нас не будет на канале» Я говорю: конечно. И что там говорить, когда меня вырезали из концерта, посвященного 15 летию радиостанции «Эхо Москвы», нашей либеральной радиостанции. Показывал канал СТС. Правда, никакого отношения «Эхо Москвы» к этому не имело, к этому показу, версии празднования. Вырезали меня одного, хотя там был Михаил Михайлович Жванецкий, который говорил более острые вещи, чем спел я, но что положено Юпитеру, то, как говорится, Михаилу Михайловичу можно. А я что такое, кто такой я? Поэтому это по поводу цензуры. Я вам честно скажу, я не страдаю от этого. Абсолютно честно я вам говорю. Абсолютно искренне, это нормально, это даже знаете, полезно, мне кажется.

 

И даже вы знаете, мною глубоко уважаемый единственный, наверное, канал, который я могу смотреть спокойно без экстросестолии, без каких-то болей в желудке – это канал «Культура». Я не беру всякие «Дискавери» и т.д. такие приличные каналы, но, тем не менее, даже на канале «Культура» однажды такое было. Меня пригласил на передачу, я не буду говорить глубочайше уважаемый мной человек. Прямой эфир у него и я приехал. Я вижу, он ходит по кабинету разъяренный как тигр, как лев. Я говорю, что случилось? Он говорит: «Ты знаешь, ты не обидишься, если это будет не прямой эфир, а сейчас мы с тобой сделаем запись»? Я говорю, да о чем разговор, в чем дело собственно? Он говорит: «Ты знаешь, руководство канала на всякий случай сказало, что на всякий случай. Шаов? Да Шаова можно. Мы Шаова любим, все хорошо, нормально, он хороший. Но на всякий случай давайте запись сделаем. Мало ли чего он ляпнет в эфире, во-первых, и, во-вторых, мало ли чего он там споет в эфире? Ну, сделайте запись и привезите». И он говорит: «Ты знаешь, за всю историю передачи это третий случай. Ты третий случай». Первые два это была Мария Розанова вдова Синявская. И второй случай – это был Анджей Вайда. Я говорю, так слушай, так для меня ты представляешь? Комплимента лучшего ну, не могло быть, я третий: Розанова, Вайда и я. Ну это такая компания просто не грех.

из выступления на концерте

 

Гражданский пафос

 

Наполнен пафосом гражданским
Лежишь, бывало, на тахте,
Ворчишь, что люди, мол, не те,
Где граф Суворов, князь Пожарский?
Глотнешь с утра стакан отравы –
Вздохнешь – в упадке нынче нравы...
Кругом мздоимцы и жульё,
Один я честный, ё-моё!

Страны пределы – беспредельны,
В её пределах – беспредел,
Кто – рыбку съел, кто – в кресло сел...
Все остальные – пролетели!


Но вновь отсель грозим мы шведу,
А также прочему соседу,
Ливонцам, шляхте, да хохлам,
Хоть те уже не по зубам...
 

Служивый люд опять торочит
Собачью голову к седлу,
Несут поганую метлу
Для тех, кто честно жить не хочет...
Лишь скоморохи да шуты
Пока что, открывают рты...

А что же Государь? Ужели
Он весь в плену прекрасных грёз,
Ужель не видит, в самом деле,
Что все качели погорели?
Что ясный месяц чёрт унёс?
Кво вадис, Цезарь, вот вопрос???

Вельможи вкруг его теснятся,
Не то чтоб любят, но боятся...
Все бить челом ему спешили,
Пока чело им не набили.

Он вперил взор в пресветлы дали,
Простер десницу, как крыло,
И думы тяжкие печалят
Его высокое чело...
Заморский брат злоумышляет
И тоже латами бряцает!

Темно в Михайловском замке,
Но снова слышатся слова –
«При мне всё будет, как при бабке»
Да, жили мы при этой бабке!!!
А нам к окладу бы прибавки!
Как говорится, были б бабки,
А там, хоть не расти трава!
...А нам на брата по полбанки –
и там хоть не расти трава!


Свобода, даденная сверху
Куда-то вверх и утекла...
Что ж остаётся человеку?
Да штоф зелёного стекла...
Доколе, судари, доколе
Черпать нам силу в алкоголе?
Былые годы поминать,
И ностальгически икать?

Садится солнышко тихонько,
Крестьянка нянчит пострелёнка –
Усни, Ванюша, баю-бай...
Не то, гляди, придёт из леса
Лицо кавказского замеса,
Утащит в свой Бахчисарай
Утащит в свой Бахчисарай....
 ...В Бахчисарай утащит свой...
В Бахчисарай утащит свой...
 
Сидишь, упитый и сердитый,
Свои небритые ланиты
Зажав задумчиво в горсти –
Сенека, господи прости.
И, смежив залитые вежды,
С хандрой и скукой на уме
Бурчишь – «Жомэ, месье, жомэ...»,
Что означает – нет надежды,
Жомэ!
Мадам, месье, жомэ!
Что означает – нет надежды...
 
Но, чу! Я слышу, колокольчик!
То мчит друзей моих возок!
Кричат «Ура!» и рожи корчат,
Зашли – и пробки в потолок!
Средь пира вспомню я печально,
А что ж отчизна, милый край?
А они мне отвечают:

– С отчизной будет всё нормально
Ты знай, закусывай, давай!
С отчизной будет всё нормально
Ты знай, закусывай, давай!