Барбара Остин и ее книга

Мы начинаем публикацию отдельных глав из книги Барбары Остин «Каменная роза» (Barbara Ostyn, «Die steinerne Rose»).

Большая часть наших читателей – жители Нюрнберга. И конечно, нас интересует история этого города и его прошлое.

Нюрнберг считается колыбелью и родиной фашизма, о чем свидетельствуют и сегодня в том числе многочисленные памятники истории (здание суда, Kongresshalle…). Для многих уже одно название города символизирует прежде всего фашизм и уничтожение евреев. Для некоторых этот факт оказался достаточным, чтобы не жить в Нюрнберге или в Германии вообще.

Каким он был, этот город, до января 1945 года, когда в результате мощных бомбардировок большая часть Нюрнберга была разрушена? Какими были его жители, коренные нюрнбержцы? Можно ли было всех их однозначно назвать фашистами? Как влиял действующий в городе режим на их повседневную жизнь и на такие понятия, как дружба, доверие, сострадание друг к другу, взаимовыручка, милосердие? Было ли вообще в чьих-то сердцах место для таких понятий? Каким было восприятие этими людьми происходящих вокруг событий?

Книга Барбары Остин «Каменная роза» открывает для нас Нюрнберг с неожиданной стороны. Колыбель фашизма оказывается местом спасения людей, городом, где среди царящей жестокости и бесчинств находились и искренняя доброта, и настоящая дружба, и сострадание, и истинное милосердие. Жители «Stadt der Reichsparteitage» находили возможность видеть вокруг прекрасное и давать другим (порой обреченным на смерть) шанс это видеть. Они рисковали собой, своим покоем, привычной обстановкой, репутацией и жизнью, наконец, ради того, чтобы сохранить чью-то жизнь и внести в нее свою частичку добра.

В книге описан Нюрнберг, которого сегодня уже нет, со своими темными и светлыми ликами. Старинный город с огромным культурным наследием, памятниками архитектуры и искусства, который так изменился и разросся сегодня, оставшись где-то в глубине своего сердца таким же, каким он был до войны. Автор книги, попавшая в Нюрнберг совершенно случайно и находясь под угрозой серьезной опасности, оказывается очарованной этим городом, что заставляет ее полстолетия спустя вернуться в него и пережить в душе заново события военных лет. Своим названием книга обязана фрагменту церкви Св. Лаврентия (St. Lorenzkirche) – розетте, расположенной над западным фасадом церкви. Возможно, книга Барбары Остин в какой-то мере призывает читателей не воспринимать этот город однозначно как носителя своего темного прошлого и раскрывает перед нами множество удивительных, малоизвестных до сих пор фактов.

Переводчик выражает особую благодарность Барбаре Остин, давшей разрешение на перевод и публикацию книги, Сузанне Ригер (политологу, экскурсоводу) за возникновение самой идеи перевода, всяческую поддержку, предоставленные фотографии и информационные материалы и Герхарду Йохему (архивариусу, работнику городского архива Нюрнберга, специалисту в области еврейской истории и времен нацизма) также за предоставленные материалы, уникальные архивные снимки и интервью с автором книги.

Ольга Гринева

Барбара Остин:

«Ненависть имеет больше шансов объединить людей

и манипулировать ими, чем любовь»

Интервью с Барбарой Остин (октябрь 2003 г., Нюрнберг, презентация книги)

– Барбара, после описанных в вашей книге событий прошло 60 лет. Что побудило вас записать и опубликовать их?

– На протяжении всей моей жизни я ощущаю, насколько важным оказался для меня мой нюрнбергский этап. В этот период времени я встретила замечательных людей, приобрела опыт и сделала наблюдения, которые запомнились мне навсегда. Вначале предполагалось, что я напишу только небольшую статью, которая будет в дальнейшем передана городским властям – ведь речь шла прежде всего о самом городе и его жителях. Но рядом с идеей краткого и обобщающего изложения событий передо мной вставали живые картины, сохранившиеся в моей памяти. Несколько лет назад я приехала в Нюрнберг, впервые после войны. Тогда и возник концепт миниатюр и эпизодов, реализовавшихся в книге.

– Важную роль во время вашего недобровольного пребывания в Нюрнберге сыграла супружеская пара: Ханс и Трауте Цэе (Hans und Traute Zaeh), с которыми вы тесно общались до тех пор, пока это общение не стало представлять собой слишком большую опасность для обеих сторон. После этого вы нелегально покинули город. Как бы вы охарактеризовали этих людей и что значило для вас знакомство с ними?

– Супруги Цэе были прежде всего открытыми людьми, неспособными на предательство и внутренне независимыми. Присутствие Ханса Цэе в поезде, который привез меня в Нюрнберг, было поразительным совпадением. Он стал моим добрым ангелом. Не будь его, все могло сложиться совершенно иначе и моя книга не была бы написана. В этих славных людях я чувствовала огромную силу. Они были настоящими филантропами, хотя в их характерах и присутствовало какое-то клише – где-то между пивом, жареными сосисками и сентиментальностью. В то время они начали с ужасом осознавать горькую реальность войны и массовых преследований. Но они не были бойцами: простая человечность была их способом противостояния системе. Встреча с ними стала для меня подарком судьбы.

– Какие мысли посещают вас при встрече в Германии с немцами вашего поколения?

– Гораздо чаще я встречаю сегодня их потомков... Немцы моего поколения в годы описанных в книге событий были молоды и подвержены всевозможным опасностям, пусть и иным, чем я. При встрече с ними я чувствую, что они вынуждены жить с грузом прошлого. Этот груз может быть тщательно замаскирован, наличие его отрицается или сам факт его существования находится глубоко в подсознании, но он есть. Эти люди были вынуждены жить в то время и в мире, их окружающем. Они были недостаточно взрослыми или недостаточно зрелыми, чтобы оказать этой системе сопротивление. За исключением, возможно, меньшинства. Имманентное безумие системы, в итоге обреченной на крах, в соединении с людской незрелостью делало их практически беззащитными. Можно только ужасаться, думая о том, что они пережили после 1945 г.

Я чувствую их молниеносную готовность слушать мои жалобы. Когда я рассказываю, что посреди ужаса и кошмара тех лет сумела найти что-то хорошее, они едва верят. Их реакция напоминает мне о большинстве моих товарищей, которые в отличии от меня не получили в то время ни помощи, ни поддержки. Это будит во мне чувство солидарности и стесняет меня. Таким образом груз прошлого мешает нашему общению, по крайней мере вначале. Нам необходимо преодолеть эти трудности и заставить себя вернуться к сегодняшней действительности, чтобы начать нормальное общение.

– Какие чувства охватывают вас, когда вы видите «каменную розу», розетту над западным входом в церковь Св. Лаврентия?

– Она кажется мне уменьшившейся в размерах, а ее окружение – увеличившимся благодаря послевоенным восстановительным работам. Она темнее, как будто покрыта копотью пожаров. Но она осталась все той же, она все пережила.

Трижды в моей жизни происходило что-то, наполняющее меня внутренней силой и энергией. Первым было интенсивное переживание красоты окружающего мира в последние дни перед войной. Вторым – радостное открытие четырнадцатилетней, что люди могут жить в мире и любви друг к другу и что мир в этом случае чудесным образом преображается. Третьим, и последним, стала моя встреча с розеттой и испытанные при этом ощущения, описанные в книге.

Когда мой взгляд упал на розетту впервые, она показалась мне лучшим, что этот город спрятал где-то в глубине своего сердца и открыл специально для меня. Воспоминания о моменте первой встречи ничуть не утратили своей силы и яркости по сегодняшний день.

Я рада, что снова вижу розетту и рада, что она – участница моей истории.

– Как вы в роли пострадавшей оцениваете поведение немецкой общественности, немецкого правительства и руководителей предприятий промышленности в 2000 г. при решении вопроса о возмещении ущерба лицам, находившимся в Германии на принудительных работах?

– В высшей степени скандальная история, и не только в юридическом аспекте, а еще и потому, что в ней ощущается человеческое равнодушие, холодный ветер прошлого. В этом скандале я вижу угрозу потери единственного шанса доказать миру и истории факт признания прав человека, а также признания, что прошлое чему-то нас научило, что человеческая жизнь имеет ценность. Хорошо, что эти дискуссии прекратились и вопрос находится на пути к правильному решению. Хочется сказать: лучше поздно, чем никогда!*

– В книге описано ваше детство и юность на территории южной Галиции, в период между Первой и Второй Мировыми войнами. Что значит для вас быть родом оттуда?

– Это был шанс. Уровень жизни во времена моего детства оставлял желать лучшего, большинство жило в страшной бедности, но в краях, богатых другим: великолепной природой, людьми разного этнического и культурного происхождения с разнообразным народным творчеством. Этот регион подарил миру много талантов и давал возможность каждому научиться мирно жить рядом друг с другом, развивая собственную личность. К сожалению, войны, национализм и ненависть положили всему этому конец. Этническое разнообразие было уничтожено. Теперь это просто бедная страна.

– Кем вы ощущаете себя – полячкой, европейкой, жительницей  земного шара?

– Сегодня часто спрашивают об идентификации. Мне это напоминает вопрос, который задают детям: кого ты любишь больше – маму или папу? Послушные детки должны ответить: обоих.

Многообразное культурное наследие обогащает человека. Он не обязан выбирать из этого наследия что-то одно и отказываться от другого, как этого требуют национализм и расизм. Две культуры могут сосуществовать в гармонии: не синкретизм внутри человека, а симфония.

Мы все сегодня считаемся европейцами. Я европейка, а если точнее – из Центральной Европы, полячка. Родившаяся в восточной Польше в период между двумя войнами – необходимое уточнение.

Нельзя забывать и о корнях. Где находятся наши корни, когда мы покидаем страну, в которой родились? А если человек живет в одной, потом в другой, третьей стране? Является ли язык человека связывающим с корнями элементом? Кто-то когда-то сказал, что это «язык сердца» – язык, говорящий о нашем происхождении, на котором мы молимся, считаем, сквернословим. Я ругаюсь на четырех языках! Для меня «язык сердца» – это язык, на котором с тобой по-человечески обошлись, на котором в тебе возникают позитивные мысли и чувства. Это могут быть и несколько языков.

– Вы могли бы описать вашу жизнь после побега из Нюрнберга в 1943 г.?

– Первые шесть месяцев я находилась в серьезной опасности, вынуждена была прятаться и скрываться. Это чудо, что я и моя мать пережили это время. С лета 1944 Советская Армия подходила все ближе, немцы бежали. Царил хаос. Я работала в прачечной и уборщицей в больнице. В 1944 мы пережили наплыв беженцев и больных из разрушенной до самого основания Варшавы. Вскоре пришли русские.

Позднее я пыталась наверстать упущенное, одолела за один год программу трех классов школы, сдала экзамены. Вынуждена была работать. Была стенографисткой, работала в издательстве. Завершением моего образования я обязана людям, с которыми меня сталкивала жизнь, книгам и собственному любопытству.

– При чтении вашей книги создается впечатление, что уже в 17 лет вы были очень сильной личностью: вы принимали самостоятельно серьезные решения, несли ответственность за других, соблюдали осторожность, чтобы не быть обнаруженной. Откуда вы черпали столько сил и мужества?

– Инстинкт выживания давал мне силу, а также глубокое убеждение, что жизнь человека, несмотря ни на что, обладает глубоким и неоспоримым смыслом. Я верила в существование в людях добра, вначале так, как девочки верят в существование принца. Позднее моя вера приобрела больше реализма.

– В книге ваша история рассказывается как бы на трех уровнях: реальные события, их исторический и политический контекст и характеры, встретившиеся вам на вашем пути. Какая из этих областей кажется вам наиболее важной?

– Наиболее важными были для меня встречи с людьми и с городом, который предстает передо мной в своем прекрасном, и одновременно ужасном обличьи. Пережитое мной неотделимо от жителей Нюрнберга и их поступков.

– Постоянно возвращающийся мотив вашей книги – стремление индивидуума или целого народа доминировать над более слабым, а также этническая, расистская или религиозная ненависть, которая не останавливает человека даже перед массовым убийством. Как вы считаете, изменилось ли что-то в данном аспекте в период после Второй Мировой войны или осталось составляющей в поступках отдельных лиц или групп?

– Многое изменилось, но эта составляющая в поступках индивидуумов и групп присутствует всегда, пусть не в форме эпидемии, но в форме эндемических тенденций. Подобные стремления остаются какое-то время в тени, потом снова выползают на свет.

Небезопасность существования и недостаток твердых убеждений для многих людей являются тяжелым грузом. Неуверенность в себе призывает нас искать чью-то твердую руку, чтобы не чувствовать себя слабым и напуганным. Поразительно, что ненависть имеет всегда больше шансов объединить людей и манипулировать ими, чем любовь. Ощущать искреннюю любовь к миру и людям сегодня – нелегкая задача.

Тем более необходимо сегодня говорить о человеческих ценностях и о том, что это такое – быть человеком. Большая опасность скрыта в смешении ценностей. То и дело заинтересованными лицами предпринимаются попытки создать связь между позитивным и негативным: богом и отечеством, верой и шовинизмом, чтобы сделать человека фанатом.

Разговор вел Герхард Йохем в октябре 2003 года в Нюрнберге.

Перевод Ольги Гриневой

* Напомним нашим читателям, что в 2002 году решение вопроса о выплате германскими фирмами компенсаций лицам, находившимся во время Второй Мировой войны на принудительных работах в Германии, было очень сильно осложнено. К примеру, слишком долго решался вопрос о размере компенсации и о критериях, по которым определялось, кому полагается выплата. Многие лица, проживающие, например, на Украине, не смогли предъявить для получения компенсации необходимых доказательств (соответствующие документы были изъяты у них НКВД при репатриации в 1945 г.) или показаний свидетелей. Многие заявители, находившиеся в весьма преклонном возрасте на момент решения вопроса, умерли, так и не дождавшись положительного решения или получив только первый взнос из начисленной им компенсации.