Юмор

Дела давно минувших дней

После вуза в связи с напряженкой в международных отношениях я был забрит в лейтенанты. Писать стало некогда, стал записывать. Изречения моих незабываемых командиров и их звания – подлинные.

Срочную службу «двухгодичником» по решению тогдашнего Верховного Совета СССР мне довелось проходить в несколько перезрелом для лейтенанта возрасте. Боевое крещение я принял в первый же день по прибытии в часть «для дальнейшего прохождения службы» в полку N-ского соединения деревни Дурнево под Курском. Оно состояло из двух стаканов водки, выпитых по поводу пропажи моего чемодана, оставленного на КП под личную ответственость дежурного по части начхима полка майора Х., бывшего вне себя от ярости от столь наглого воровства из-под его носа.

С ним-то я и утешился (не поймите по нашим временам превратно), купив на оставшиеся деньги зубную щетку и «горючее» в местном сельпо.

«Пый, Борис, – сказал мне начхим, налив первый стакан и по моей реакции поняв, что имеет дело с дилетантом – скильки той жизни осталось?!»

Ему было тридцать лет, мне – двадцать девять... Эта полная трагического подтекста фраза в его устах удивила и убедила меня.

Что со мной было утром следующего дня лучше не вспоминать. Как выяснилось позднее, начхим и упер и пропил содержимое чемодана, а сам чемодан, дабы я не нашел, и оставшийся в нем томик Вознесенского как вещь, никакой утилитарной цены не имевшую, закинул на чердак. Там их и нашли, и меня и в самом деле утешили, поскольку сборники Вознесенского тогда можно было достать только через заднее крыльцо книжных магазинов, о чем майор, к счастью, не знал.  Так что служба имела и светлые стороны. Именно они и вспоминаются сегодня. Это и мои командиры и их высказывания, очень скрашивавшие наши серые армейские будни. Афоризм моего комбата:

«Есть же пределы каких-то рамок?!» – стал хрестоматийным и свеж сегодня, как никогда, что вызывает у меня законную гордость.

Кстати, большинство из наших командиров, несмотря на некоторую косноязычность, отлично знали дело и были ему по-настоящему преданы, что и поныне вызывает у меня искреннее уважение, ибо тяжелейшая служба в сочетании с такими же бытовыми условиями не каждому по плечу, и, на мой взгляд, была сродни подвижничеству. А красноречие, как заметил еще Монтень, отнюдь не главное деловое качество. Особенно для советского офицера. (Но это уже не Монтень.) Мы-то были салагами, оторванными в начале инженерной карьеры от работы, детей и молодых жен и к службе, конечно, относились без восторга.

Вот мои настроения той поры:

Деревня Дурнево – тоска моя и боль,

в деревню солнце нехотя садится,

над солнцем тучи низкие да птицы

недвижные и черные, как смоль...

О черных птиц тупое торжество,

недвижных птиц, поднявшихся над солнцем,

им виден мир, а мне – мое оконце

и бледный кончик носа моего...

Как горько сознавать, что сбили влет,

когда казалось, что окрепли крылья.

В расцвете сил, или верней – бессилья

я чувствую, как время вспять течет.

Отныне наша жизнь, как лотерея,

и мы не вправе выразить протест.

Голгофа наша – Дурнево, наш крест –

сдавившая, как обруч, портупея.

И все же впереди у нас просвет –

второй просвет на новеньких погонах,

ведь может быть, что действие закона

продлят еще на двадцать с лишним лет!

Но прочь тоску, мы – бывшие студенты,

нам ли Фортуну проклинать свою?

Нам не понять ли блеск эксперимента?

Пускай мы кролики, враг бойся – мы в строю!

Офицеризмы

Подполковник А. (ком. полка)

(на разводе)

Это не воинская часть, а какие-то англо-бурские войска.

Стоп, левый фланг закричал на пол-октавы вперед.

Вы как папуасы из Южной Африки.

(на офицерском собрании)

Фемида счастья выпала на эти должности.

Как это у Шиллера? Непорядок в датском королевстве...

Хватит нести анихею

(в узком кругу)

Евреи – это же потомки римлян...

Хватит симентальничать...

Полковник Б. (замполит полка)

(стоящему на «ковре»)

Вы распущенный до костей мозга!

Все ваши неприятности от того, что верхняя пуговица у вас рaсстегнута...

Не уродствуй!

Вчера ты был человеком, а сегодня я лишаю тебя этого права.

Полковник К. (зам. по строю)

(на занятиях по тактике)

Нужно вырезать треугольник прямоугольной формы со стороной квадрата десять сантиметров...

Наше занятие яйца выеденного не стоит.

Вы что, лейтенант, такой неровный квадрат нарисовали? Вы что, дальтоник что ли?

Число «пи» в военное время доходило до шестого знака точности.

Майор К. (комбат)

(в казарме)

Есть же пределы каких-то рамок?!

Ты что лежишь, как министр с грязными ногами?

На физподготовку вы смотрите сквозь зубы.

И до каких это пор я с туалетом разговор вести буду?

Чтобы нас не склоняли по швам, личный состав должен быть постиран.

Вижу, чувствуете себя, как у кота за пазухой...

У кого нет стула, садитесь на четвереньки...

Кого ни ткни, пораженный состоянием воинской дисциплины.

Я простудился и обаяние у меня уже не то.

У тебя уже одна нога над пропастью висит, а другая стоит.

Вы что на схотбище сюда пришли?

Приказ должен быть выполнен разными судьбами.

* * *

Мне кажется, что среди читателей немало бойцов, которым этот короткий эпизод и этот стих напомнит и их минувшие дни, и тот единственный день в году, когда мужчинам официально полагалось поднимать тосты за самих себя, а дамам им в этом потакать и дарить подарки, что большинство с удовольствием и делало в надежде получить 8 марта сторицей.

Борис Замятин,

бывший старший лейтенант запаса.