Россия

В этой жизни помереть не трудно

Не всякая новость понятна с первого раза, и Алексею Венедиктову пришлось в тот день дважды садиться перед микрофоном, чтобы разъяснить суть своего предложения. Истина рождалась в муках, в прямом эфире, в яростной дискуссии с подчиненными, но все-таки родилась. Истина заключалась в том, что так называемый народ, вопреки Пушкину, должен стать наконец единственным европейцем в России.

То есть граждане, наступив на горло собственной вольнолюбивой песне, должны уступить власти и уйти с Триумфальной площади. Например, к тому же Александру Сергеевичу, стоящему на той же Тверской, и даже поближе к Кремлю. Там и собираться по 31-м числам, а от памятника Маяковскому всем разойтись – и донорам, и ментам, и несогласным.

Так создавалась главная новость дня – беззаконная по форме, гуманистическая по содержанию. Причем Алексей и сам понимал, насколько дико звучали его речи с точки зрения юридической, поэтому больше напирал на политику и мораль. Закон, говорил он, на стороне протестующих, и сам я душой с ними, но власть уперлась рогом, бить будут с каждым разом все сильней, и рук еще переломают бессчетно – так что лучше проявить здравомыслие.

Историк по образованию, учитель по профессии, журналист по призванию, Венедиктов выступил в неожиданной роли – в качестве парламентера между двумя воюющими станами, и, разумеется, услышан не был. Самой предсказуемой была реакция оппозиционеров: спасибо за внимание, но с этой властью компромиссов не будет. Самой забавной – несогласный отклик со стороны депутата-единоросса Мищенко, главы «России молодой»: дескать, костьми ляжем, но кровь на Триумфальной соберем. Мальчик явно увлекся и позабыл, с чьей руки кормится и кто ему поставляет ликующую гопоту для кровосборочных забав.

Между тем предложение Венедиктова стоит того, чтобы о нем поразмышлять всерьез. По-взрослому, как он и предлагает. И не применительно к 31 июля, когда каждый будет решать для себя, куда ему пойти, но с точки зрения чистой политологии. И тут, как всегда в последние десять лет, перед нами возникает задачка с одним неизвестным. В стране, где отменена политика, мы не знаем, что в действительности происходит наверху. И насколько прав главный редактор «Эха», опасаясь новых мерзостей со стороны власти.

С одной стороны, Венедиктов – человек весьма осведомленный. Он вряд ли блефует, высказывая убеждение в том, что коллективный Путин не отступит. И то, что мы знаем об этой власти, склоняет к тем же мыслям. При случае, от страха или ради удовольствия, она способна устроить несогласным такой тяньаньмынь, что китайцам станет неловко. К слову сказать, и на Пушкинской площади, которую Алексей почему-то считает более безопасной. О том же вроде бы свидетельствует эксклюзив, опубликованный в столичном еженедельнике The New Times: подавление протестных акций в МВД объявлено приоритетным направлением на ближайшие месяцы. Предлагая закрыть Триумфальную на год, Венедиктов по-солженицынски озабочен сбережением нации. Тех сотен граждан, которые как минимум раз в два месяца законопослушно подставляют свои головы под ментовские дубинки.

С другой стороны, имеются довольно веские основания полагать, что власть не так уж сильна и едина в своем отношении к «маршам». Шведы, говоря пушкинским стихом, гнутся. Или чухонцы, если использовать более точную метафору. Недавнее беспрецедентно жесткое выступление Владимира Лукина, странная история с журналистом Артемьевым, которого, как известно, никто в ОВД не калечил, но лечить собираются в госпитале МВД, солидарное покаяние семьи Бондарчук – все как бы говорит о шаткости и разброде в кремлевских и околокремлевских рядах. Да и знаменитая полемика Путина с Шевчуком свидетельствует о чем угодно, только не о силе этой власти.

А если это так, если в Кремле действительно понемногу начинают уставать от собственного маразма, то, быть может, имеет смысл еще раз проверить стену на гнилость. Никто ведь не призывает к революции, не дай бог. Речь идет о простой конституционной норме – праве мирно выйти на площадь и поднять плакатик с загадочной цифрой «31». И ежели в Кремле такая напряженка с европейцами, то стоит их поискать на той площади, где стоит монумент несогласному (до революции) молодому человеку. Пока в Основной закон не внесена норма, запрещающая собираться на Триумфальной. Пока памятник великому пролетарскому поэту не объявлен неприкасаемым национальным достоянием или детской больницей, или дачником, устремленным на приусадебный участок.