Судьба

«САМОЕ ЗАСЕКРЕЧЕННОЕ ЛИЦО В АВИАПРОМЕ...»

9 июня 2010 года исполнилось полвека со дня трагической смерти

гениального авиаконструктора Семена Алексеевича Лавочкина

Ваш корреспондент беседует с родственником С.А. Лавочкина, бывшим ведущим научным сотрудником Львовского радиотехнического института Александром Ирлиным, живущим сегодня в Мюнхене.

Кор. В некоторых публикациях вашего знаменитого родственника называют Семеном Айзиковичем. Как вы это можете объяснить?

Александр Ирлин. Сказанное ниже, по-моему, обнародуется впервые. Отца авиаконструктора звали Альтер Ильич. Он был меламедом – учителем в еврейской школе, и имел троих детей: старший – Сёма, родившийся 11 сентября 1900 года, затем Яков и сестра Хая. Моя мать Мария Гуревич была двоюродной сестрой этих детей по материнской линии. Их детство прошло в уездном городке Рославль Смоленской губернии, расположенном за чертой оседлости. Сегодня можно лишь вообразить, как тогда оформлялись документы (ведь паспортов на руках ни у кого не было!), чтобы вырваться в большой мир! Часто менялись не только отчества, но и фамилии!

После начальной школы пути детей разошлись. Сёма поехал в Курск, где окончил гимназию с золотой медалью, затем ушел добровольцем в Красную армию. Моя мать Мария училась стенографии по немецкой системе (Миллер), рано начала работать и стала весьма востребованным стенографом страны. Связь между ними на время прервалась. Но затем она восстановилась, и получилось так, что двоюродные брат и сестра всю жизнь поддерживали родственные отношения, хотя относились к разным социальным слоям общества и работали в совершенно разных областях. Наверное, выходцы из черты оседлости были заряжены высоким потенциалом дружбы и взаимопомощи!

Как известно, после службы в пограничной дивизии, в 1920 году Семён Алексеевич поступает в знаменитое МВТУ имени Баумана. Здесь он примкнул к «ветродуям» – тем, кто выбрал целью своей жизни аэродинамику.

Кор. О находчивости Лавочкина ходят легенды. Можете ли вы привести интересный пример по этому поводу?

А.И. Первым учителем молодого Семёна Лавочкина стал Андрей Николаевич Туполев, уважение к которому он пронёс через всю жизнь, о чём часто вспоминал в кругу семьи. Туполевская идея цельнометаллических самолётов сама по себе была хороша, но Страна Советов не производила и не могла купить нужный для этого дорогостоящий дюралюминий. Находчивый молодой конструктор Лавочкин придумал выход: делать фюзеляжи машин из клеевого материала – дельта-древесины. Семён Алексеевич рассказывал почти анекдотичный случай, как Сталин у себя в кабинете однажды решил провести испытания на огнестойкость: высыпал на кусок дельта-древесины горящий табак из своей трубки. Материал даже не задымился!

С позиций сегодняшнего дня кажется невероятным непреложный факт: фюзеляжи основных боевых машин Лавочкина времен Второй мировой войны были изготовлены из этого материала! 

Неординарные способности молодого конструктора заметил и француз Поль Ришар, в КБ которого Лавочкина направили после защиты диплома. Здесь Семён Алексеевич фактически руководил всеми прочностными и аэродинамическими расчетами новых конструкций самолётов. А после ухода Ришара Лавочкин становится помощником нового Главного конструктора Анри Лавиля. Вместе они создают четвертый по счету в стране двухместный истребитель ДИ-4, который испытывали Ю. Пионтковский и В. Чкалов. Жил тогда Лавочкин очень бедно: платили ему раз в 10 меньше, чем его иностранным коллегам.

Кор. Доходили ли до вашей семьи сведения о работе авиаконструктора Лавочкина?

А.И. Позже я осознал, как отец и мать шепотом (чтобы империалистические разведки не узнали?) говорили об успехах её родственника. Скорее всего, речь шла о запоздалой реакции моих родителей на победу на конкурсе, объявленном Правительством СССР в 1939 году, на котором проект истребителя Лавочкина, Горбунова и Гудкова (вот откуда аббревиатура ЛаГГ-3!) занял первое место. Это было началом огромной работы по оснащению Красной армии самолётами нового типа.

Недавно я прочитал выдержку из французского авиационного журнала: «… легко управляемый Ла-5 летал быстрее германского истребителя Ме-109. Осенью 1942 года первые авиационные полки Ла-5 были переброшены в район Сталинграда, где битва достигла наивысшего накала. Эти свежие эскадрильи обеспечили развитие гигантской операции по окружению вражеских армий и способствовали успеху советских войск в Сталинградской операции…». За Сталинград 43-летний Семён Алексеевич Лавочкин получил звание Героя Социалистического труда.

Статистика действительно знает всё: за время войны Германии с СССР в небо были подняты более 6 500 истребителей ЛаГГ-3, 10 000 Ла-5 и его модификаций, более 5 750 истребителей Ла-7. Каждый третий в военных действиях советский истребитель назывался «Лавочкиным».

Кор. Что вам известно об отношении власть предержащих к авиаконструктору как человеку еврейского происхождения?

А.И. Они терпели «изъяны» в его биографии, потому что он был им необходим. К тому же Семён Алексеевич никогда, даже под давлением вождей, не давал неосуществимых обещаний. Однажды на совещании в присутствии Сталина он отказался выполнить требования военных чинов по увеличению дальности действия истребителя. Но пообещал модернизировать эту машину. По его инициативе конструктор авиационных двигателей Семён Ариевич Косберг доработал двигатель АШ-82, введя агрегат непосредственного впрыска. С ним новая машина Лавочкина – Ла-5ФН – получила превосходство над немецким истребителем аналогичного типа  «Фокке-Вульф-190». Это, в конечном итоге, вместе с новыми машинами Яковлева и Илюшина в большой степени обеспечило исход битвы на Орловско-Курской дуге: нацистская Германия там потеряла огромное количество своих самолётов!

Имя С.А.Лавочкина стало известно во всём мире, и это на время спасло его от гонений.

Кор. В документальном кинофильме Льва Николаева и Ярослава Голованова «Тайны забытых побед» показаны кадры той поры, когда Семён Алексеевич работал над своей последней новинкой в самолётостроении – дальним сверхзвуковым всепогодным ракетоносцем, получившим название «Анаконда» и главной его мечтой – крылатой ракетой «БУРЯ». В своём кабинете за письменным столом он производит расчёты на логарифмической линейке необычной длины. Что за история связана с этим предметом?

А.И. Мой отец, Валентин Ирлин, прошел войну от начала до конца, закончив её в звании инженер-майора. Семейные хроники хранят историю, будто бы Семён Алексеевич через мою маму попросил моего отца привезти из Германии логарифмическую линейку, на которой можно было производить расчеты высокой точности: ведь таких счетных линеек в СССР не производили, а ЭВМ не было и в помине! Я помню, как состоялась передача подарка Семёну Алексеевичу, который приехал встречать нас на вокзале в Москве. Дело обстояло так.

Вернувшись по демобилизации с войны, папа привез нас с мамой в Харьков с намерением поселиться в довоенной квартире. Но повсюду получал отказ. В компетентных органах ему  «шепнули на ушко»: слушай, майор, не бузи, и выбери любую другую квартиру! Он снова не послушал, и тогда ему дали понять, что наша довоенная квартира превращена в «явочную». Папа вспылил, схватил нас, что называется, в охапку, и мы поехали в Москву. Коротко остановились в квартире Семёна Алексеевича Лавочкина. Тогда линейка обрела своего адресата, а мама обнялась с двоюродным  братом, которого не видела лет 15.

Возможно, эта линейка и внесла какой-то вклад в создание «Анаконды» – Ла-250, где уже использовалось треугольное крыло. Этот самолёт предназначался для перехвата самолётов или крылатых ракет противника в режиме барражирования («дежурства в воздухе»), и намного опередил своих собратьев. Вполне возможно, что подарком отца С.А. пользовался и при проектировании своей крылатой ракеты «Буря»… Эту систему Лавочкин противопоставил Королёвской «семёрке» Р-7. «Буря» обладала по тем временам высокими характеристиками – скоростью свыше трёх тысяч километров в час на высоте 20 км, корпус её сделали из ранее не используемого в авиации жаропрочного титана, полируемого до зеркального блеска. Стартовала «Буря» вертикально с достаточно простого стартового сооружения. По мере выгорания топлива ракета забиралась всё выше и основной горизонтальный полёт шёл на высоте выше 20 км. За счет этого С.А. Лавочкин опережал по высоте эффективную зону действия американской ПВО. Отклонение «Бури» от цели составляло не более 1 км на дистанции 8 000 км!

 Кор. Считается, что авиаконструктор Лавочкин был самым засекреченным человеком в авиапромышленности. Возможно, именно с этим связано то, что его имя после войны было не столь популярным, как имена других изобретателей и конструкторов военной техники? 

А.И.  Не исключаю, что кроме особой секретности, здесь сказалась и «не популярная» 5-я графа в паспорте Семёна Алексеевича… В статье «Секретное лицо», написанной к 100-летию со дня рождения Лавочкина, В. Снитковский (Бостон, США) отмечал, «…что его деятельность по созданию ракет для систем противовоздушной (ПВО) и противоракетной обороны (ПРО), а также крылатых систем, оказалась столь засекреченной, что о ней нигде не упоминается. Кстати, самолёт американца Пауэрса был сбит в воздушном пространстве над Уралом ракетой, созданной в КБ Лавочкина. (Интервью с С. Хрущёвым, „Вестник“ № 10, 1999)». Ракеты подобного типа использовались на вооружении ракетных войск в системах С-25 и С-75, образующих два кольца противовоздушной обороны Москвы. Между прочим, автодорога, соединявшая эти системы, строилась немецкими военнопленными и впоследствии была широко известна под именем «бетонка».

Кор. Не мешала ли тотальная секретность, окружавшая имя и жизнь Лавочкина, его общению с родственниками?

А.И. По этому поводу могу рассказать такую историю. В 1957 году я учился на 3-м курсе физического факультета Львовского университета имени Ивана Франко. Моей специализацией были полупроводники, премудрости которых я осваивал под руководством известного профессора Аббы Ефимовича Глаубермана. И был искренне предан и физике твердого тела, и моему учителю. Почему я это подчеркиваю, станет ясно из дальнейшего рассказа.

Вместе с двоюродной сестрой Тамарой я поехал в Москву на Всемирный Фестиваль молодежи, а мама договорилась со своим братом о нашем с ним свидании. Летом Семён Алексеевич жил на своей даче под Клином. Туда и повёз нас его сын Алик на своей «Победе».

По дороге Алик рассказывал, что папа весьма строго его воспитывает, что спит Алик на жесткой постели, почти на голой доске, деньги отец даёт, но весьма ограниченно. Однако спартанское воспитание ему нравилось. «Победа» летела по той самой «бетонке», о которой я уже упоминал. И Алик пытался нам объяснить, что эта дорога каким-то образом связана с работой отца и с защитой Москвы. Признаюсь, я тогда толком так ничего и не понял. Алик успел рассказать, что собирается поступить в Московский авиационный институт. И тут, на подъезде к даче, машину остановили неожиданно появившиеся из-за деревьев два человека в гражданском. Они о чем-то расспрашивают вышедшего из машины  Алика (вероятно, о нас, сидящих в машине), и наконец, пропускают машину в ворота дачи.

На широкой веранде накрыт стол. Роза, жена Семёна Алексеевича, делает последние приготовления. А он достает из холодильника бутылку «Смирновской» (теперь я понимаю, что, скорее всего, она была не местного производства, а доставлена из Англии для кремлевских гурманов) и разливает желающим. Сам выпивает добрячую рюмку, с аппетитом кушает, а после обеда приглашает меня в кабинет для разговора.

Сначала Семён Алексеевич подробно расспросил меня об учебе и моих интересах. И вдруг предлагает после окончания университета (а если хочу, то и сразу с переводом в какой-нибудь московский ВУЗ с проживанием в общежитии) идти к нему на работу в КБ. Внезапность такого предложения меня ошарашивает, я отказываюсь. Дядя вновь настаивает, убеждает меня, что у него работает много физиков, так что я не изменю своей специальности. Я говорю, что хотел бы заниматься полупроводниковыми приборами.

– Вот и прекрасно! – продолжает настаивать Семён Алексеевич. – Полупроводниковые приборы – это как раз то, что мне сейчас надо. У меня ты будешь на самой высоте этой науки!

И тут я, окончательно охамев, говорю дядьке, что хочу пробиваться в жизнь «самотужки». Так на Украине обозначают желание быть самостоятельным. Дядька отступает, и мы идём к десерту. Глупо сегодня рассуждать, как сложилась бы жизнь молодого человека, принявшего предложение знаменитого конструктора и переехавшего из провинциального Львова в столицу страны. Единственное, в чём можно быть уверенным, я сегодня смог бы рассказать гораздо больше подробностей о жизни этого человека. А также о главном, по его словам, детище жизни Лавочкина – комплексе межконтинентальной ракеты «Буря». Ведь последние годы жизни авиаконструктора были посвящены как раз этому его созданию.

На прощание я хочу сфотографировать семью дядьки. Уже навел фотоаппарат, но тут ко мне подскакивает какой-то тип, и говорит, что этого делать не следует. Мне пришлось подчиниться. Так я остался без памятной  фотографии.

Кор. Был ли Семён Алексеевич рисковым человеком?

А.И. Тот, кто имеет или имел хоть какое-то отношение к разработке новой техники, понимает, что без риска в этом деле не обойтись. Другое дело, насколько риск оправдан. И тут я бы хотел вернуться к упомянутому выше комплексу «Буря». Аппарат был создан в невиданно короткие сроки: его разработка началась как раз в тот год, когда дядька предлагал мне перейти под его опеку, а первый образец был готов к испытаниям уже в конце 1959 года: примерно на 30 лет раньше американского «Шаттла»! Предназначалась «Буря» для доставки ядерного заряда на территорию США. Конструкторам удалось обеспечить её сохранность при сверхвысоких температурах, сохранив при этом необходимую устойчивость и обеспечив высокую точность благодаря системе ориентации по звёздам. Абсолютный рекорд в дальности полёта был достигнут уже в 1959 году, а 16 декабря 1960 года, преодолев расстояние в 6 500 км между полигоном «Владимировка» и полуостровом Камчатка, она отклонилась от цели чуть более 4 км. Для ядерного заряда большей точности и не требовалось!

Было изготовлено и испытано 18 изделий «Буря». В США в это же время (1961 – 1963) разрабатывалась крылатая ракета «Навахо», предшественница «Шаттла». Так вот готовность этой  самой «Наваха» не достигла даже летных испытаний!

Думаю, что и в быту дядя любил немного рискнуть. Мне запомнился случай, когда он сам решил покатать нас на машине. Рядом с ним сел то ли телохранитель, то ли его водитель. Семён Алексеевич довольно долго вёл автомашину, а потом, сильно разогнав её, совершил какую-то оплошность. И немедленно, в приказном порядке, был пересажен на соседнее с водителем кресло…

Кор. Что вам известно о последних днях жизни Семёна Алексеевича Лавочкина?

А.И. Наряду с «Бурей» в последние годы своей жизни авиаконструктор Лавочкин много работал над зенитными ракетами системы «Даль». В 1958 году система проходила испытания, но не была принята на вооружение. Система «Даль» рождалась в настоящих муках. В своей книге «Ракеты и мы» зам. Генерального конструктора С.П. Королёва Черток вспоминает по этому поводу о Лавочкине: «Он … выглядел сильно уставшим, и поэтому степень бедствия воспринимал в каком-то отрешенном состоянии. На прощание попросил передать привет Королёву, и вдруг, улыбнувшись, по-доброму добавил: „Не знаю, как там у вас, а мне во время войны было легче“».

Три десятка радиоуправляемых самолетов-мишеней пали зря из-за неудачных стрельб ракетами системы «Даль» на первом этапе испытаний. Лишь во время последней командировки Лавочкина на полигон выяснилось, что причиной неудач были не ракеты, а система наведения, скопированная (по воспоминаниям Главного конструктора систем противовоздушной обороны Григория Кисунько) с украденных в Англии чертежей. «Авторы локатора наведения в Министерстве радиопромышленности СССР и их министр Калмыков стояли насмерть, доказывая, что их локатор работает идеально…», – вспоминал Григорий Кисунько. Я много лет сам работал на предприятии Минрадиопрома, и могу себе представить как это делалось…

После очередного неудачного старта ракеты системы «Даль» Лавочкину на Президиуме  ЦК КПСС вкатили партийный выговор. И Никита Хрущев в присущем ему грубом тоне приказал Семёну Алексеевичу немедленно вылететь на полигон Сары-Шаган, что возле озера Балхаш в казахстанской степи, для проведения очередных испытаний. Стоял июнь, жара в это время года там страшная. Врачи запрещали авиаконструктору туда ехать, но ослушаться кукурузного лидера он не мог.

Во время испытаний локатор Калмыкова заменили на предоставленный Григорием Кисунько кинотеодолит, и ракета Лавочкина точно попала в цель. Так была доказана полная невиновность Семёна Алексеевича и возглавляемого им коллектива КБ. Но больное сердце авиаконструктора (он страдал стенокардией) не выдержало. Семён Алексеевич Лавочкин скончался прямо на полигоне Сары-Шаган в ночь с 9 на 10 июня 1960 года.

Когда в нашей львовской квартире раздался звонок, я как раз находился возле телефона и поднял трубку. Рыдающим голосом тетя Роза (жена С.А.) попросила позвать маму. Я стоял рядом и слышал, как тетя Роза кричала:

– Убийцы! Его привезли в цинковом гробу!

Кроме короткого некролога, утвержденного в ЦК КПСС, советские газеты ничем не отметили смерть гениального авиаконструктора. Похоронили дважды героя Социалистического труда, четырежды лауреата Государственных премий, кавалера трех орденов Ленина, ордена красного Знамени,  орденов Суворова 1-й и 2-й степеней, генерал-майора Семена Алексеевича Лавочкина на Новодевичьем кладбище (заметим в скобках, что людей такого ранга всегда хоронили в Кремлёвской стене).

Сын Семёна Алексеевича, Алик Лавочкин, окончил МАИ и работал в КБ конструктора Миля. Он не на много пережил своего отца: скончался от желтухи (!) в Кремлевской больнице. Позднее умерли и Роза, и моя мать Мария. Последнего представителя старшего поколения большой семьи, моего отца Валентина Ирлина, я похоронил несколько лет назад в Мюнхене, на местном еврейском кладбище.

Работы по направлению крылатых космических систем были по личному указанию Хрущева прекращены, а само ОКБ-301 и опытный завод Лавочкина были расчленены: частично использованы С. Королёвым, а также частично переориентированы на тематику ОКБ-52  В.Н. Челомея.

Весьма интересно, что нигде, даже в ТВ-фильме, содержащем ранее абсолютно секретные сведения, нет даже намёка на чисто еврейское происхождение Лавочкина!

Как говорит в фильме зам. Королёва Чертог «…Закрытие „Бури“ было большой ошибкой…». Бывшие наши правители не умели даже грамотно пользоваться плодами сильных специалистов – учёных, в том числе и еврейских рук и голов, которые всю свою жизнь эффективно на них работали…

Беседовал Виктор Фишман

Межконтинентальная ракета «Буря» в полёте