Культура

Почему из еврея не выйдет Гете

«У чукчей нет Анакреона», – сказал поэт. Однако, если кто-нибудь начнет увлеченно развивать эту мысль и доказывать, что у якутов нет Достоевского, у татар – Рафаэля, у финнов – Леонардо да Винчи, у португальцев – Моцарта… Это выглядело бы весьма странно, не правда ли?

Насколько мне известно, такого рода претензии предъявлялись только одной нации.

Приведем высказывания трех известных русских мыслителей и публицистов национал-консервативного направления.

Иван Аксаков: «Всякому ясно, что из еврея ни Гете, ни Шиллера, ни Шекспира не выйдет, разве что Гейне и Берне. Мы думаем, что германский дух много размельчал от вторжения в него подобных еврейских ингредиентов».

Петр Астафьев: «При всей своей несомненной, почти поголовной талантливости – евреи достаточно доказали отсутствие настоящей творческой, всегда бескорыстной силы уже тем, что история литературы, искусств и наук, представляющая массу принадлежащих им второстепенных, иногда и очень ценных произведений (…), не может указать в этой массе ни одного первостепенного, не просто высоко талантливого, но гениального, вроде произведений Шекспира, Глинки, Декарта, Пушкина или Бетховена».

Василий Розанов: «Почти не встречается еврея, который не обладал бы каким-нибудь талантом; но не ищите среди них гения. Ведь Спиноза, которым они все хвалятся, был подражателем Декарта. А гений неподражаем и не подражает. Около Канта, Декарта и Лейбница все евреи-мыслители – какие-то „часовщики-починщики“. Около сверкания Шекспира чтó такое евреи-писатели, от Гейне до Айзмана?».

Действительно, из еврея не выйдет ни Гете, ни Шиллера, ни хотя бы Ивана Аксакова. Надо полагать, из чеха, голландца, поляка, румына Гете выйдет, а из еврея – ни в коем случае. Разве какой-нибудь Поль Элюар, Пабло Неруда или Иосиф Бродский.

Не исключено, г-н Аксаков потому с такой страстью обличал евреев, что какой-то жид его надул. Посулил, мошенник, Гете или Шекспира – и, как обычно, подсунул негодный товар, дрянь, гнилье. Иван же Аксаков, видно, с неизбывною доверчивостию  ждал-ждал, что из еврея выйдет что-то истинно гениальное – да так остался с носом. Обиделся, бедняга.

(Между прочим, из русского человека тоже не выйдет Гете, как из немца не выйдет Достоевского, из японца – Франсуа Рабле, из француза – Рабиндраната Тагора. Каждый гений, хоть он для всех времен и для всего человечества, есть дитя своего народа и своей эпохи. Такая вот диалектика.

Вернемся к словам Розанова. Если Спиноза – подражатель, тогда подражателем можно назвать любого гения рода человеческого. Ибо гении появляются не на пустом месте, у кого-то учатся, испытывают чье-то влияние. С таким же основанием Розанов мог бы презрительно отозваться о Декарте – «эпигоне греческих субъективных идеалистов и Джордано Бруно». Пушкина называли подражателем-байронистом, никто не спорит с тем, что он многим обязан англичанину, – так что же, и Пушкин не гений?

Сравнивать Гейне с Шекспиром ради пущего унижения первого – прием просто подлый. Кто ж не померкнет «около сверкания Шекспира», и что такое рядом с ним все украинские писатели, от Тараса Шевченко до Мыколы Бажана?! Все казахские писатели, от Абая Кунанбаева до Чингиза Айтматова? Все болгарские, шведские, канадские, австралийские писатели? И если ни одну из этих наций не порочит отсутствие «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов», надо ли этим фактом стыдить евреев?

С Гете и Шиллером тоже не все ясно. Для Ивана Аксакова, истинно русского патриота, они бесспорные гении, а для Евгения Дюринга (того самого, на которого нападал Энгельс) –  «малозначащие представители литературы, особенно потому, что подчинялись влиянию славяно-иудея Лессинга». Но это, конечно, частности. В главном Дюринг, этот истинно германский патриот, с русскими национально ориентированными мыслителями был согласен: «Среди иудеев мы не знаем ни одного гения, но, как исключение, иногда встречаем талантливость, которая способна только на то, чтобы торговле чужими идеями придать окраску собственного творчества».

Можно только гадать, почему Нобелевский комитет не прислушался к этому авторитетному суждению. Ведь очевидно же, что все ученые-лауреаты из числа евреев (а их более ста), от А.Майкельсона и А.Эйштейна до Л.Канторовича, Л.Ландау и В.Гинзбурга, на самом деле всего лишь ловкие жулики! А Григорий Перельман, который недавно произвел настоящую сенсацию, решив сложнейшую научную проблему: он наверняка обокрал какого-то неведомого миру, но несомненно истинно арийского гения!

Очень трогательна забота славянолюба о судьбе германского духа, которому грозит вторжение разлагающих еврейских ингредиентов. Подобные фразы в будущем встретятся в трудах доктора Йозефа Геббельса и Альфреда Розенберга – крупных специалистов по духовности. И это совпадение нельзя считать случайным. Разумеется, идеология славянофильства имеет мало общего с идеологией национал-социализма. Но кое-что общее все же имеет: обе восходят к романтическому немецкому почвенничеству, с его преклонением перед Исконными Национальными Корнями (они же Устои), с его отвращением к чужеродным влияниям, с его любовью к славному средневековому прошлому. Иудей же рассматривался как воплощение  ненавистного духа рассудочности и космополитического либерализма.

Откуда это стремление доказать, что евреи – народишко ничтожный, ничем похвастать не может? Можно подумать, русские философы-патриоты в глубине души все-таки считали евреев избранным племенем. И убеждали самих себя: «Нет, не избранное, а презренное, вот, и гениев среди них нет, только так себе – талантики».

Указывать евреям на их весьма скромное место было бы необходимо, если бы они очень громко кричали о своем величии, уникальной духовности, особой исторической роли и немеркнущих заслугах перед человечеством. Во времена Ивана Аксакова такого не было и в помине. Правда, позже отдельные евреи об этом стали кричать, но, уверяю вас, представители некоторых других наций кричат гораздо громче!

Надо отметить, что отрицают талантливость потомков Израиля только совсем отмороженные антисемиты. Более умеренные представители этого благородного отряда не отказывают евреям в стремлении к знаниям, упорстве в овладении профессией, уважении к учености. В СССР количество евреев с высшим образованием было относительно в два с лишним раза выше, чем среди грузин и армян, и в четыре с лишним раза, чем среди русских. При желании этот факт, конечно, можно поставить в еще одну вину «зловредной нации»: предпочитают несколько лет вести полуголодное студенческое существование, вместо того, чтобы после школы встать за прилавок и сразу начать жить как люди.

И последнее замечание. Отыскивать среди выдающихся людей своих соплеменников, чтобы всласть ими погордиться, – черта не национальная, а общечеловеческая. Это явление того же порядка, что и «болеть» за свою футбольную команду. Отблеск славы кого-то «из наших» как бы осеняет и меня, я как бы приобщаюсь к их достижениям, возмещая отсутствие собственных, и расту в собственных глазах. Увлеченность поисками гениев из числа «своих» и «своих» из числа гениев свидетельствует скорее о комплексе неполноценности, чем о национальной гордости.

Тот же, кто по-настоящему любит и ценит свой народ, воспринимает успехи сородичей со скромной гордостью – без торжества, без восторгов и умиления.