Утрата

 

Умер Эфраим Севела

 

Поразительная вещь обнаружилась, когда умер Эфраим Севела. Оказывается, не все знают это имя. Сообщаешь людям – «умер Эфраим Севела» – и от некоторых слышишь в ответ: «А кто это?» Причем, от людей несомненно культурных, начитанных. Потом, правда, когда называешь –  «Попугай, говорящий на идиш», раздается – «А-а!». То есть, знают это произведение. Скорее всего, благодаря фильму. А ведь есть еще уморительные и грустные одновременно «Легенды инвалидной улицы», есть «Моня Цацкес-знаменосец», есть увлекательный роман про эмиграцию «Тойота-Корола», читающийся на одном дыхании... Все мастерски написанное, с улыбкой и со слезами на глазах, что, конечно, роднит эти произведения с рассказами и повестями Шолом-Алейхема. Возможно, это такая особенность современного времени – что имя одного из лучших современных писателей известно далеко не всем. Не хочется думать, что причина кроется в еврейском происхождении Севелы – слишком это было бы банально и грустно. Грустно, как в рассказах Шолом-Алейхема. Или самого Севелы.

 

У нас была принципиальная договоренность с Эфраимом Севелой об интервью. Еще несколько лет назад живший в Нюрнберге один его знакомый по Москве дал нам его телефон. Мы созванивались, говорили с ним и его женой Зоей. Отослали по почте несколько экземпляров нашей газеты для ознакомления. Договоренность об интервью была, но по электронной почте отвечать на вопросы он не хотел. Видно, в этом плане Севела был человек старой закалки. Говорил – «приезжайте в Москву, побеседуем лично». Но что такое поехать из Нюрнберга специально для интервью в Москву – не так просто. Кроме того, не в любой момент можно было приехать – Эфраим Севела был болен, нужно было согласовывать «термин». В общем, время шло, все что-то мешало, не складывалось... Теперь уж не сложится.

 

Читайте Эфраима Севелу. Для впервые взявшего его книгу в руки – это будет открытие. И недоумение – как можно было раньше не знать такого писателя?

 

ЭФРАИМ СЕВЕЛА

18 августа 2010 года в Москве после тяжелой продолжительной болезни скончался на 83-м году жизни замечательный еврейский писатель Эфраим Севела.

Мы дружили с Эфраимом и его чудесной женой Зоей Осиповой, верным его другом и литературным помощником, самоотверженно до последней секунды боровшейся за жизнь мужа. Они бывали у нас, мы – у них, а когда Эфраим заболел и с помощью Зои выходил из дома «погулять на скамейке», присаживаясь рядом и с неослабным интересом слушали его искрометные, остроумные рассказы. Собственно, с таких вот устных рассказов Эфраим и начался как писатель. Но этому предшествовали особые события.

24 февраля 1971 года москвичей взбудоражил необычный слух: 24 еврея устроили в помещении Приемной Председателя Президиума Верховного совета СССР сидячую сухую забастовку, требуя разрешить советским евреям свободный выезд в Израиль.

Советские СМИ, разумеется, помалкивали, но «вражеские» голоса настойчиво твердили об этом событии. И Президиум Верховного Совета СССР принял Постановление о свободной эмиграции советских евреев с лишением их советского гражданства, вступавшее в силу через 48 часов. «Бунтари-закоперщики» подлежали немедленному выдворения из страны. Среди них был успешный кинодраматург и режиссер – бородатый красавец, косая сажень в плечах, известный сквернослов и дебошир – Эфраим Севела.

Так впервые за полстолетия состоялось историческое решение советских властей о легальной эмиграции из СССР, ее граждан, пробившее брешь в «железном занавесе» страны. «Вражеские голоса» в тот же вечер оповестили об этом мир. Перечислялись фамилии «закопёрщиков», США, Канада, Израиль и другие страны им предлагали политическое убежище.

– И никаких «бесед» в КГБ? – поинтересовались мы у Севелы…

– Шутите?! Едва я появился в ОВИРе, чтобы оформить документы на выезд, меня пригласили к начальнику антисионистского отдела КГБ СССР генерал-лейтенанту Георгию Минину. «Вот ваше личное дело, – сказал он, открывая пухлую канцелярскую папку, – будь моя воля, никогда б не отпустил вас. У нас таких, как вы, по пальцам перечесть». Достал из папки пачку «Благодарностей Верховного Главнокомандующего», которые за участие в удачных наступательных операциях Отечественной войны вручались офицерам и солдатам, а я, 14-летний, был «сыном полка».

– Ну, как отпустить такого воина?! – воскликнул генерал и продолжил наставительно: – Очень скоро вы окажетесь на войне…

– Вам видней, – смело отвечал «свободный человек», – это в вашем КГБ планируются войны на Ближнем Востоке.

Генерал пропустил мою наглую реплику мимо ушей:

– Не посрамите чести своих боевых учителей! – Но медаль «За отвагу», врученную мне «учителями», изъял вместе с советским паспортом.)

Пройдет много лет, и я, вернувшись в Москву, выступлю на конференции по случаю организации Российского Еврейского Конгресса. Пожалуй, в зале я был единственным вернувшимся в Россию израильским гражданином, участвовавшим в войне с арабами.
 

Рассказав с трибуны о напутствии генерала Минина перед моим выдворением из СССР, и, воспользовавшись присутствием в зале мэра Лужкова, обратился к нему с просьбой: «Юрий Михайлович, если вы когда-нибудь увидите генерала Минина, передайте ему, пожалуйста: его наказ – не посрамить боевых учителей – выполнен с честью. На второй же день войны «Судного дня» я подбил два арабских советских танка „Т-54“ и пушку». Зал взорвался смехом, Лужков едва удержался в кресле. А если всерьез, война 1973 года была особенно кровавой и стоила Израилю немалых жертв. Только «русских евреев», кстати, вооруженных трофейным советским оружием, захваченным в боях с арабами, погибло свыше четырехсот.

– Но почему, – спросили мы Эфраима, – вы решили эмигрировать из СССР? И не во Францию, к примеру, или другую европейскую страну, а в Израиль? Были диссидентом? Сионистом?

– Не тем и не другим. Вполне благополучным «совковым» гражданином. Востребованным киносценаристом, режиссером. В советских кинотеатрах с успехом шли семь моих фильмов...

– Ваш «Крепкий орешек» и сегодня показывают по ТВ, он смотриться с интересом.

– ... По тем временам состоятельный человек, я был женат на падчерице Эдит Утёсовой, подарившей мне дочку – красавицу Машу, владел трехкомнатной кооперативной квартирой в новом доме Союза Кинематографистов у метро «Аэропорт», машиной, солидным счётом в банке.

– Чего же вам, спрашивается, не хватало?

– Свободы. Меня лишили свободы творчества. Мои сценарии интерпретировались по велению свыше. В них вписывались чужие слова, мысли, целые эпизоды, «соответствующие линии партии». А я не желал идти дорогой, которую мне навязывали, схватывался с
VIP-ами самого высокого ранга. И они выработали по отношению ко мне тактику: «не принимать!» Оставаться дальше «высокооплачиваемой проституткой кино» не мог. К тому же, мне все чаще стали напоминать, что я еврей со всеми вытекающими из этого неординарного факта последствиями. Как «ярого антисоветчика», выперли из Союза кинематографистов СССР. И я решил уехать. В Израиль.

Хотелось послужить государству своего народа, для которого еще не сделал ничего хорошего. Вспомнил (смеется): когда стюардесса объявила, что наш самолет пересек воздушную границу СССР, я вскочил с кресла и, раскинув руки, выкрикнул на весь салон: «О, слава Богу! Мы на свободе!». Моя мудрая двенадцатилетняя Машка одернула меня: «Папа, успокойся! Мы в самолете Аэрофлота, он может повернуть назад».

Кстати, в Шереметьево провожать нас, первых легальных эмигрантов, пришла уйма народа. Пришел и известный русский писатель Виктор Некрасов с огромной шестиконечной звездой на груди, после чего многие зачислили его в евреи.

– Вы стремились в Израиль, а оказались в Париже...

– Между Израилем и СССР в те годы были прерваны дипломатические отношения. В Тель-Авив летали с пересадкой в Париже. Билеты купил за свой счёт. В кармане 300 долларов США на троих – не разгуляешься. Но в аэропорту «Де Голля» мы неожиданно оказались в дружеских объятиях барона Эдмонда Ротшильда (да-да, того самого, миллиардера). Он специально приехал нас встречать. Несколько дней спустя Ротшильд отправил нас собственным самолетом на кинофестиваль в Канны. Там на грандиозном митинге мы собрали и отправили Брежневу более 1600 подписей протеста против ущемления прав евреев СССР.

Вернувшись в Париж, семья Севелы вновь оказалась под покровительством Ротшильда. Он поселил ее в фешенебельной зоне города, приглашал в свою загородную резиденцию и часами мог слушать истории блестящего рассказчика Эфраима Севелы.

В общении им помогала Маша. Закончив в Москве пять классов французской школы, она свободно, да еще с парижским акцентом, говорила по-французски. (И на немецком, и на английском).

Это он, барон Эдмонд, разглядел в Севеле талант самобытного писателя и буквально силой заставил взяться за перо. Родилась первая книга Эфраима «Легенды инвалидной улицы», он написал ее за две недели. Дебютирующий писатель рассказал о городе, в котором родился, и о невыговаривающих букву «р» евреях местечка – Инвалидной улицы, которые навсегда остались в его памяти.

По просьбе Ротшильда рукопись прочитала Ида Шагал – дочь Марка Шагала, женщина изумительной красоты и тончайшего ума. «Вы не знаете, что написали!» – сказала она Эфраиму. – Вы последний еврейский классик на земле!». А сам Марк Шагал рукопись, которую ему дала дочь, читал всю ночь и наутро вышел с красными глазами. «Молодой человек, – сказал он Севеле, пригласив его к себе, – я вам завидую: эта книга будет самым лучшим витамином для евреев, чтобы они не стыдились называться евреями».

Позже критик, анализируя творчество Севелы, напишет: «Эфраим Севела, писатель небольшого народа, разговаривает со своим читателем с той требовательностью, суровостью и любовью, которые может позволить себе только писатель большого народа».

– Сколько лет вы прожили в Израиле?

– Всего шесть лет. Солдатом-добровольцем ЦАХАЛ участвовал в войне «Судного дня» с арабами. Здесь родился мой сын. Здесь я писал свои книги «Моня Цацкес-знаменосец», «Остановите самолет, я слезу». За полгода поездки по Америке собрал для Израиля полмиллиона долларов, выступая перед «долларовыми донорами». Хотелось сделать для своей страны много полезного.

– И всё же вы уехали в Америку...

– Причина в том, что я не могу идти той дорогой, которой мне категорически указывают. В США я арендовал квартиру в Нью-Йорке на Брайтон-бич, где живет много евреев-эмигрантов; общение с ними представляло мне большое удовольствие. Ночами много писал, а днем часами валялся на пляже на берегу Атлантического океана. И прослыл отчаянным бездельником.

Однажды в ресторане, где обедал, ко мне сопровождаемый двумя крепкими парнями подошёл мужчина лет сорока в элегантном костюме. Не дожидаясь приглашения, сел за столик. Сказал с неистребимым одесским акцентом: «И не отказывайтесь. Вы – Эфраим. Я – Сеня. У нас все знают меня, и я бы очень хотел посмотреть на того, кто скажет Сене хоть бы словечко против». Он протянул мне ладонь с огромным золотым перстнем на безымянном пальце: «Я читал вашего Моню. А теперь хочу каждое утро читать одну за другой страницы вашей новой книги». (Я писал тогда большую повесть «Тойота-Корола»). «Так вот, – продолжал Сеня, – сегодня я открываю специальную газету, в которой ежедневно будет печататься то, что вы написали за ночь». И он действительно открыл такую газету и в ней действительно из номера в номер печатались главы моей новой книги. А когда я её закончил, Сеня газету закрыл, объявив, что издавать книгу будет он, а не кто-то другой, откроет специальное издательство. Однако, выполнить задуманное не смог. Вдруг исчез. Вскоре я услышал, что его убили во время очередной сходки «братков».

– Судя по тому, как вам благотворно работалось в Америке, в европейских странах, особенно в Германии, вы чувствовали себя там вполне вольготно. И все же вернулись в Москву.

– Вернулся временно, едва появилась такая возможность. Ужасно хотелось пожить среди людей говоривших на моем родном с детства русском языке. И надо было случиться, что приехал в день, когда происходили судьбоносные события у Белого дома, сулящие стране свободу и демократию. Встретил овдовевшую жену своего друга – известного сценариста Юлия Дунского Зою Осипову. И остался.


...Сегодня замечательного еврейского писателя Эфраима Севелы не стало. Он оставил людям богатейшее наследство: 15 повестей и романов, завоевавших сердца читателей во всем мире, выдержавших 275 изданий на разных языках; 14 прекрасных фильмов, среди которых «Попугай, говорящий на идиш», «Ноктюрн Шопена», «Колыбельная», признанные классикой современного кинематографа.

Спасибо тебе, Эфраим, за это богатство. Мир праху твоему!

Майя Немировская,

Владислав Шницер.

«Международная Еврейская газета», 19 августа

www.jig.ru