Гений и общество

СИНДРОМ ГЕНИЯ

Талант – это дар, над которым властвует человек, гений – дар, властвующий над самим человеком.

Дж. Р. Лоуэлл

Высокий ум безумию сосед,

Границы твердой между ними нет.

Джон Драйден

Общественное мнение, как известно, нередко грешит злословием. В особенности, по отношению к тем, кто обнаруживает свою непохожесть на других, либо чей ум заметно превосходит усредненные человеческие параметры.

«Я странен, а не странен кто ж?» – рассуждает Чацкий из бессмертной комедии А.С. Грибоедова, пытаясь защититься от затхлой атмосферы и пересудов фамусовского окружения.

В отличие от грибоедовского персонажа, петербургский математик Григорий Перельман, решивший задачу тысячелетия (доказавший теорему Пуанкаре) и признанный мировым научным сообществом одним из самых высоких интеллектуалов нашего времени (в 2007 году британская «Дейли Телеграф» опубликовала список ста ныне живущих гениев, в котором 44-летний ученый занимает 9-е место), общественным мнением относительно собственной персоны не интересуется вообще.

С упорством, достойным лучшего применения, человек, которого все энциклопедии называют не иначе как «гениальный русский математик», раз за разом отказывается от самых престижных мировых научных наград, посыпавшихся на него после сделанного открытия.

В 1996 году ученому присудили премию Европейского математического общества для молодых математиков, но он отказался ее получать. В 2006 году он удивил мировое научное сообщество, отказавшись от престижной медали Филдса (аналога Нобелевской премии, присуждаемой за самые выдающиеся достижения в математике), и, наконец, в июне 2010 года не приехал в Париж на вручение ему премии Математического Института Клэя в размере 1 миллиона долларов, равнодушно проигнорировав все полагающиеся ему почести.

Вполне естественно, что не совсем адекватные поступки гения обросли в российской, да и мировой прессе массой сенсационных комментариев, вызвав у среднего обывателя интерес не меньший, чем сделанное им открытие.

Решительно отказываясь от контактов с журналистами, испытывая вообще отвращение к публичности, математик просит лишь об одном: оставить его в покое и не предпринимать попыток проникнуть в его личную жизнь.

Что касается последней, то по свидетельству соседей, ученый живет абсолютно «закрыто», в страшной нищете, совершенно не осознавая своего материального положения и не имея желания каким-либо образом его изменить. То есть, полностью довольствуясь тем, что имеется.  

Вот выдержка из одной статьи, посвященной личной жизни Григория Перельмана: «Вообще Григорий – человек хороший, вежливый, всегда здоровается, вот только от любых разговоров уходит. Нелюдимый слишком. Я его одного вижу или с мамой под ручку. С ним рядом никогда ни друзей, ни женщин не видела. А если бы вы знали, насколько бедно он живет! Однажды у нас сломался телефон, и я обратилась к нему за помощью. Заглянула в его квартиру. Кроме кровати, тумбочки и телефона, в комнате ничего не было» (И. Боброва «Не в деньгах счастье Григория Перельмана», «Московский комсомолец» от 23 марта 2010 г.).

Одним словом, образ жизни выдающегося ученого (даже в карикатурной форме) соответствует обывательскому представлению о  гениях, как о людях, весьма далеких от гениальности, в том смысле, что все они с «с приветом». Для «нормального» обывателя человек этот столь же сложен и непонятен, как и теорема, которую он сумел доказать.

Стоит ли вообще в таком случае стремиться понять поступки гения?

Что касается персоналий, то занятие это явно бесперспективное, а вот порассуждать о природе  гениальности и связанных с ней некоторых отклонений в психике гениев или, мягко говоря, странностей, наверняка имеет смысл.

Ведь ученые до сих пор спорят о том, является ли гениальность высшим проявлением человека, каким он (человек) задуман природой, или гений – это форма психо- и всякой прочей патологии.

Впервые о связи гениальности и соответствующих психических отклонений заговорили еще несколько тысячелетий назад. Так Сенека в своем трактате «О спокойствии духа» приписывает Аристотелю следующую фразу: «Не бывает великого ума без примеси безумства». 

Сходную мысль высказывал и Платон.

А в средние века некоторых гениев считали просто одержимыми. Подобное суждение устойчиво просуществовало до девятнадцатого века. К примеру, Френсис Гальтон, антрополог и психолог, двоюродный брат Ч. Дарвина, утверждал, что гениальность есть отклонение от нормы и сродни, таким образом, безумию. Эту особенность мировоззрения древних на природу гениальности подчеркивал А.В. Луначарский: «В глубокой древности художник или поэт был непременно патологическим типом».

Однако наибольший вклад в изучение проблемы внес итальянский невропатолог (еврей по национальности) Чезаре Ломброзо (1835 – 1909), посвятивший этому свою книгу под названием «Гений и помешательство». Он впервые выдвинул гипотезу о том, что гениальность, которая есть наивысшая степень проявления творческих сил человеком и связана с созданием качественно новых, уникальных творений, открытием ряда неизведанных путей творчества, будучи своеобразным отклонением интеллекта от нормы, весьма похожа на определенный вид психического расстройства.

На основании исследования биографий большого количества знаменитых людей автор приходит к выводу, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует большое сходство. «..Величайшие идеи мыслителей, подготовленные, так сказать, уже полученными впечатлениями и в высшей степени чувствительной организацией субъекта, – аргументирует Ломброзо, – родятся внезапно и развиваются настолько же бессознательно, как и необдуманные поступки помешанных» (Ч. Ломброзо, 2000). В качестве доказательства этого тезиса он приводил шестнадцать отличительных особенностей гениев, которых отнес к категории безумцев.

К примеру, философа Огюста Конта Ломброзо посчитал сумасшедшим только за то, что тот полагал, что настанет время, когда оплодотворение женщин будет происходить без помощи мужчин.

Чувствуя, однако, шаткость своих выводов о том, что феномен гениальности есть вообще сам по себе невроз или помешательство, ученый вынужден был позднее самокритично признать  такую точку зрения частично несостоятельной: «Если бы гениальность всегда сопровождалась сумасшествием, – позже написал психиатр, – то как объяснить, что Галилей, Кеплер, Колумб, Вольтер, Наполеон, Микеланжело, Кавур, люди, несомненно гениальные и притом подвергавшиеся в течение своей жизни самым тяжелым испытаниям, ни разу не обнаруживали признаков помешательства?»

Как бы, однако, не относилась современная наука к идеям Ч. Ломброзо, с одним из его тезисов следует без сомнения согласиться: «Гениальными становятся люди с определенным типом психики, у которых появляются сверхценные идеи и навязчивое вдохновение, которое содействует творчеству» (Ч. Ломброзо «О природе гениальности»).

За сотню с лишним лет после открытия Ломброзо число научных работ в мире и просто публикаций, посвященных проблеме гениальности (в том числе и на русском языке), стало просто безбрежным.

В психиатрии возникло даже новое научное направление – патография, т.е. патология творчества. Ученые поняли, что интеллект гениев следует изучать хотя бы по той причине, что именно они являются создателями идей, проектов, технологий – наиболее ценной продукции мирового рынка.

В России проблема патологии творчества начала впервые изучаться Г.В. Сегалиным (1878 – 1960), врачом и преподавателем Уральского политехнического института, давшим феномену даже специальный термин «эвропатология». Под последним подразумевалась не всякая патология, а та, «которая связана и сопровождается, так или иначе, с творчеством и творческой личностью».

Согласно Г.В. Сегалину, в большинстве случаев наивысшей творческой продуктивности имеет место слияние психопатии и одаренности. Причем, по мысли Г.В. Сегалина, психопатический компонент освобождал из подсознательной сферы компонент одаренности и помогал ему проявить себя.

Эта точка зрения находит свое подтверждение и в работах некоторых современных российских психофизиологов.

В частности, Г.Н. Волошев утверждает, что выдающиеся люди рождаются в семьях, где предки по одной линии проявляли одаренность, а по другой страдали некоторыми психическими заболеваниями. Оба этих качества накапливались в подсознании потомков. В итоге наступал момент, когда в одном из отпрысков сила скопившейся одаренности и болезни достигала «критической массы» – тогда и рождались гении, такие, к примеру, как Бетховен.

Душевная болезнь в жизни таких личностей, полагает ученый, выполняет роль «ключа»,  «открывающего» подсознание, откуда вместе с врожденной шизоидностью выплескиваются  яркие идеи и образы.

Издававшийся Г.В. Сегалиным в 20-е годы «Клинический Архив Гениальности и Одаренности» был единственным не только в русской, но и в мировой научной литературе тех лет, положив начало концентрации и систематизации огромного материала по патологии клинико-психиатрического и литературно-биографического творчества. К сожалению, в начале 30-х годов все тома выпуска были изъяты из библиотек и пущены под нож. Оно и понятно: при сталинском режиме должен был быть лишь один официально признанный гений!

Патографические сведения более чем о 500 знаменитостях, имеющих отношение к миру искусства, науки, религии, государственных и политических деятелях собрал уже в наши дни  другой энтузиаст-исследователь и одновременно врач А.В. Шувалов в своей книге «Безумные грани таланта. Энциклопедия патографий». Аст. Астрель.Люкс, 2004 г.

Приведу лишь некоторые имена из обширного списка гениев, чья несомненная гениальность напрямую связана с их психическими патологиями.

Ван Гог на полном серьезе считал себя одержимым бесом, позже у него признали циклическую шизофрению.

Сказочник Гофман страдал манией преследования и галлюцинациями. Галлюцинации переживали художник Крамской во время работы над картиной «Христос в пустыне», Г. Державин при написании оды «Бог».

Художник Врубель и философ Ф. Ницше последние годы жизни провели в психиатрических клиниках. Там же лечился и  писатель Даниил Хармс.

Широко известно, что Достоевский и Блок страдали эпилепсией, а у поэта О. Мандельштама был тяжелый невроз и попытка суицида. Кстати, за 250 лет до Ломброзо итальянский ученый и писатель Томазо Кампанелла в своем «Городе Солнца» приходит к выводу, что эпилепсия – признак исключительной одаренности. И приводит список исторических личностей, страдавших этим заболеванием (Сократ, Каллимах, Магомет и др.)

Для Пушкина, к примеру, была характерна резкая неустойчивость психики и ярко выраженная цикличность смены настроения. Анна Ахматова, к примеру, боялась открытых пространств, а В. Маяковский – инфекций, при этом всегда носил с собой мыльницу.

Мопассан иногда видел у себя в доме собственного двойника.

Именно этого рода расстройства считал Ломброзо отличительной чертой гениев.

Серьезными расстройствами психики страдали композиторы Шуман, Гендель, философ Ж.Ж. Руссо, художник Чюрленис, писатель Гаршин.

Не избежал этой участи и наш земляк – нюрнбержец, гениальный художник Альбрехт Дюрер.

В состоянии тяжелой депрессии создавал свои удивительные пейзажи русской природы И. Левитан: на его полотнах даже контурно не прослеживается человеческая фигура вообще.

Гоголь закончил свою жизнь шизофреником, а Рембрант, Бетховен, Мусоргский были запойными пьяницами.

О странностях ученых тоже существуют широко известные свидетельства.

И. Ньютон, к примеру, как-то вместо яиц сварил свои карманные часы, а жене А. Эйнштейна приходилось по три раза повторять одно и то же, прежде чем до великого физика доходил смысл сказанного.

Выдающийся американский изобретатель минувшего века Никола Тесла, прежде чем выдать свое изобретение, застывал на несколько часов в катоническом ступоре: это походило на случайно остановленный кинокадр. Медицина оценивает подобное состояние временной обездвиженности как результат психоза.

У писателя М. Веллера в рассказе «Танец с саблями» из книги «Легенды Невского проспекта» так описывается встреча художника Сальвадора Дали с композитором Арамом Хачатуряном:

«…часы бьют четыре раза, и с последним ударом врубается из скрытых динамиков оглушительным звоном „Танец с саблями“. Дверь с грохотом распахивается и влетает верхом на швабре совершенно голый Дали, маша над головой саблей. Он гарцует голый на швабре через весь зал, маша саблей, к противоположным дверям, они впускают его и захлопываются».

Следует откровенно признать обоснованность предположений (и тому существует немало подтверждений) о некоторой «сдвинутости» психики у значительного числа представителей мировой и отечественной культуры.

Вот что писал выдающийся советский генетик В.П. Эфроимсон о Ф. Достоевском: «При всем уважении к гению Достоевского, его характерология не вызывает сомнений: это был деспот.., неудержимый в своих страстях (картежных и аномально-сексуальных), беспредельно тщеславный, со стремлением к унижению окружающих и эксгибиционизмом, сочетавшимся со слезливой сентиментальностью и вязкостью» («Генетика гениальности»).

Даже автор «Войны и мира» (в описании А.В. Шувалова) заработал психопатологический диагноз: «Приглашенный в разгар споров о завещании в Ясную Поляну знаменитый психиатр Россолимо вынес писателю следующее категорическое заключение: «Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая с преобладанием первой».

Парадоксальное суждение о феномене гениальности высказывал в свое время А. Шопенгауэр. По мнению философа, гениальность есть ни что иное как избыток интеллекта. Как отступление от нормы, он является побудительным механизмом страдания. Шопенгауэр так и писал: «Страдание – условие деятельности гения. Вы полагаете, что Шекспир и Гете творили бы или Платон философствовал бы, а Кант критиковал бы разум, если бы они нашли удовлетворение и довольство в окружающем их действительном мире, и если бы им было в нем хорошо и их желания исполнялись?»

А вот Зигмунд Фрейд гениальность (с позиций психоанализа) пытается объяснить как результат сублимации неудовлетворенных желаний, превращения физических влечений в любовь к исследованию и познанию.

Существуют, однако, гипотезы, к которым стоит отнестись со всей серьезностью, поскольку они базируются на весьма обширном экспериментальном материале, подтверждающем некоторые выводы ученых: причины гениальности следует искать в особенностях функционирования мозга гениев, а точнее, в «поломке» такого его состояния, которое обычно  принято считать «нормой».

Категорическое мнение, реабилитирующее идеи Ч. Ломброзо, о том, что гениальность несомненно является заболеванием, высказывает директор Института Мозга человека РАН Святослав Медведев (правнук академика В.М. Бехтерева). По мнению ученого, гений – человек больной, страдающий отклонением от нормы. Это было доказано рядом экспериментов, проведенных в Институте.

В частности, при изучении возможностей памяти, стимулируя однажды одно из подкорковых ядер мозга (особую точку), исследователи неожиданно обнаружили, что их подопытный стал за какие-то мгновения в несколько раз «умнее», т.е. за те же несколько секунд его мозг стал неожиданно запоминать в несколько раз больше слов. Так ученым удалось обнаружить в мозге «блок гениальности» – особую зону, расположенную в правой височной доле. Она была названа «детектором ошибок» и представляет собой определенного рода внутренний «предохранитель», препятствующий человеческому поведению отклоняться от нормы.

Стоит этому механизму повредиться, – подчеркнул С.Медведев, «то гениальные мысли и теории льются как из рога изобилия». («Супервозможности мозга»).

Находка российских ученых позднее была подтверждена экспериментами доктора Брюса Миллера из Калифорнийского университета (США). В своей лаборатории он исследовал мозг 72 пациентов, у которых по разным причинам он был в соответствующем месте поврежден. В случаях, когда поражение затрагивало правую височную долю, человек менялся до неузнаваемости. Например, 9-летний мальчик стал гениальным механиком после того, как часть его мозга пострадала от случайного ранения, а 56-летний инженер приобрел необычайные способности к рисованию.

И такие случаи, увы, не единичны.

Пока, разумеется, можно скептически отнестись к заявлению доктора Миллера о том, что он способен при помощи скальпеля и пары нейрохирургических устройств полностью изменить образ мышления человека, его личность и убеждения. То есть при желании «сконструировать» гения.

Впрочем, сепсис отнюдь не есть доказательство. 

Хотя бы по той причине, что его российский коллега, академик С. Медведев, тоже полностью разделяет это, казалось бы, фантастическое предположение: «Искусственным путем сегодня можно было бы из обычного человека сделать гения. Но это опасно. Нормальный человек сконструирован так, что умеет все: думать, бегать, прыгать, любить. Гении же – это люди с отклонениями от нормы, у которых одни качества развились за счет других. Например, Эйнштейну, совершившему прорыв в абсолютно запрещенную логикой область, неимоверно тяжело давался контакт с другими людьми! Многие гении были попросту больными людьми».

Одним словом, вмешательство человека в «лабораторию» господа Бога, судя по этим фактам, уже не за горами. Только вот нужно ли это на самом деле?

Ведь, что ни говори, а гений – «товар» штучный! И хотелось бы, чтобы таковым он и оставался. Неслучайно по подсчетам генетика В. Эфроимсона, гении рождаются один на десять тысяч, а становятся один на 5-10 миллионов.

«Ну, допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?» – пошутил однажды польский сатирик Ежи Лец.

Вопрос действительно непростой: что стало бы  с человечеством при наличии такого числа гениев?

Александр МАЛКИН