Манифест Михалкова
Еще один Солженицын земли русской выискался…
Кинорежиссер Никита Михалков написал труд в 63 страницы «Право и Правда. Манифест Просвещенного Консерватизма». Вот так. Каждое слово в названии с большой буквы, каждая строчка дышит православием, самодержавностью, народностью. Как сообщается, «Манифест» был передан руководителям государства. Теперь им осталось только «обустроить Россию» по Михалкову…
Многие авторы, написавшие про «Манифест» Михалкова, сходятся в одном: нет смысла обсуждать его содержание. Достаточно пробежать несколько строчек, чтобы зевнуть и отложить сие писание в сторону: прав Виктор Шендерович, «все это было пошлостью еще в позапрошлом веке». Другое дело, проанализировать, как, на каком фоне, в каких условиях талантливый, и очень, человек (как, собственно, все в семье Михалковых), деградировал в то, что он есть сегодня (как, собственно, и некоторые другие в той же семье).
Единственное, что я чисто по человечески не понимаю: ну ладно бы, был бы он какой-нибудь неудачник по жизни, непризнанный гений, прозябающий в нищете – так нет же, всемирно известный режиссер, баловень судьбы, сын знаменитого папы – зачем это ему? На что променял честь и репутацию? Никита Михалков – блестящий актер, режиссер нескольких очень талантливых лент – и временщик Путин, в адрес которого на второй день после ухода от власти никто слова доброго не скажет (см. судьбу Лужкова). Не понимаю. Видимо, гены сыграли здесь свою роковую роль.
Кадр из фильма «Сибирский цирюльник». Михалков – Александр III
Когда Солженицын написал «Как нам обустроить Россию», многие с ним не согласились, удивлялись трансформации его взглядов (хотя наиболее глубокие наблюдатели не усмотрели никакого противоречия в его мировоззрении). Но с Солженицыным все равно разговаривали уважительно хотя бы потому, что понимали – он искренен, он не лукавит, он в конце концов выстрадал право на свою, казавшуюся многим неверной, позицию. А что такое Михалков? Всю жизнь, сколько мы его имеем возможность наблюдать, нос его развернут по ветру, как флюгер, о его искренности даже смешно говорить (как в разное время он «искренно» любил разных политических деятелей, хорошо рассказал Сергей Пархоменко). И этот человек, как и Солженицын, вдруг озаботился обустройством России! Нет, право – Россия, слышишь этот зуд?!… Невыносимо!
В. З.
Чем дальше идет по избранному им жизненному пути Никита Сергеевич Михалков, тем больше симпатий вызывает его покойный отец.
Циник и царедворец, тот твердо отдавал себе отчет в допустимом ареале обитания. Казну пилил уверенно (и ген распила передал по наследству), но про православие, кажется, помалкивал и руками с налипшим процентом не мацал русскую философскую школу… Понимал границы жанра.
Манифест кинорежиссера, торжественно переданный им на прошлой неделе «руководителям российского государства», задуман был как эпикриз России, а вышел диагнозом автору.
Одного взгляда на текст достаточно, чтобы понять стилистику. Перед парадным подъездом пестрит толпа важных слов, все с плюмажами прописных букв – Право и Правда, Нация и Государство, Россия – разумеется, Великая… Все это великолепие – верная примета интеллектуальной пустоты. Обычный гипноз для умственно отсталых, которым размер букв способен заменить содержание.
Не сомневаюсь, что среди высочайших адресатов Манифеста такие найдутся, но сосать эту пустышку среди читателей «The New Times» – увольте. Продираться через нагроможденные Михалковым горы патриотического вторсырья – невыносимо; всерьез анализировать пассажи об особой природе и роли российской государственности – неловко: все это было пошлостью еще в позапрошлом веке, об эту дрянь вытирал ноги князь Вяземский…
«Лояльность власти» и «почитание ранга» как национальная ценность – тоже, конечно, открытие огромной силы: эту нацию описывал Сальтыков-Щедрин и называл ее «господа ташкентцы»; почему бы Михалкову не переехать в Узбекистан?
Но он хочет узбекистана здесь. Не для себя, разумеется, – для нас. А для себя…
Тут-то и начинается самое интересное. Личная эволюция Никиты Сергеевича – вот где спрятан подлинный драматизм! Это тебе не силос дежурных слов о социальной справедливости, – тут у пациента болит по-настоящему.
Оставим же в покое «божественный порядок» и «евразийство», поглядим на текст глазами доктора Фрейда – о чем невзначай проговаривается апологет «сверхнационального сознания»? Что там в подкорке и подоплеке? Где выходит наружу? А вот где.
«Просвещенно-консервативное движение должно стать кузницей кадров для руководителей Нации и Государства, которые в XXI веке смогут взять на себя ответственность за жизнь и судьбу нашего Отечества – России».
Словно это писал Павел Петрович Щербук, помещик-идиот из «Механического пианино», не правда ли? Да, но кто же, кто будет этот Просвещенный Консерватор, готовый взять на себя ответственность за судьбу Отечества? Имя, сестра, имя! Знатоки даже не берут минуту на обдумывание – все слишком банально...
Первым делом вспоминается тут «Сибирский цирюльник», – снятый, кажется, только для того, чтобы на битюге, в портретном гриме Александра Третьего, лично выехать под громовое «ура». Стоп, снято. А он все едет и едет, и не хочет слезать с коня, и не желает разгримировываться…
Уж не пародия ли он? Кажется, уже да.
Дух дышит, где хочет. А где хочет, – перестает дышать. И природа, не терпящая пустоты, заполняет место, в котором перестал дышать дух, – чем попало. Иногда – скукой и трехразовым питанием. Иногда – какой-нибудь безопасной для окружающих ерундой… Но иногда все бывает гораздо хуже: пустота заполняется протухшими идеологемами и вселенскими амбициями.
И автор тончайшего «Обломова» и пронзительного «Механического пианино» – одаренный божественно и несомненно – шаг за шагом деградирует в тартюфа и клепателя подобострастных агиток.
И, уже полностью отключив самоконтроль, весь в бабле и с Божьим именем на устах, выходит с программой спасения нации.
Виктор Шендерович,
The New Times, 1 ноября
О Манифесте Никиты Михалкова
Среди вопросов, которые мне задают, есть, разумеется, вопросы о манифесте Никиты Михалкова, который всех перепахал на этой неделе. Действительно, это совершенно поразительный документ. Я несколько дней тому назад получил от своего хорошего приятеля испуганное письмо по поводу того, что человек совершенно свихнулся, нужно вызвать к нему врача, у него какие-то разнообразные мании и так далее.
Я на это ответил, что я абсолютно не вижу в этом манифесте никакого безумия, что человек абсолютно здоров. Более того, может быть, избыточно здоров. Человек совершенно хладнокровно и нисколько не стесняясь демонстрирует свое подобострастие к сегодняшней власти и в очередной раз аккуратнейшим образом укладывается в ту нишу, которую он при этой власти себе придумал.
Надо сказать, что политическая деятельность Никиты Михалкова, история этой политической деятельности – это такой многолетний пример исключительной политической бессовестности, если можно об этом говорить, если вообще существуют совестливые политики. Вообще существуют, я нисколько в этом не сомневаюсь. Я знаком с Евгением Григорьевичем Ясиным, и мне одного этого примера вполне достаточно. А я знаю и другие примеры людей очень глубоких и очень озабоченных своей собственной репутацией.
Например, был один из председателей Конституционного суда России профессор Туманов, человек исключительных принципов – слава богу, он жив, здоров, – исключительного достоинства. Так что примеры на свете существуют, не надо говорить, что политика – это такая омерзительная, грязная профессия, которая немедленно превращает в подонка всякого, кто к ней прикасается. Ничего подобного. Надо захотеть, чтобы стать подонком.
Так вот Никита Михалков – человек, который последовательно, год за годом, час за часом оставался при власти, при той власти, которая существовала сегодня. Именно в этом заключалась его политическая линия. Именно в этом заключался его политический принцип и его политическая позиция. Весь расчет при этом – надо сказать, правильный расчет, этот расчет оправдывается достаточно часто – строится на чрезвычайно короткую память российских обывателей.
Поразительно, как люди, сидящие перед телевизорами в России, а потом отправляющиеся на избирательные участки, до какой степени они беспамятны, до какой степени легко они не только забывают, но и прощают то, что было вчера, в голове их абсолютно ничего не держится, всё выветривается в ту же секунду. А потом как-то чуть-чуть присмотришься, буквально пять минут потратишь на какие-то поиски, на то, чтобы восстановить очередность событий – и получаешь совершенно поразительные цепочки.
Я немножечко покопался в своих воспоминаниях и в своих старых записях и вспомнил, как Никита Михалков в 1989 году был доверенным лицом митрополита Питирима на выборах в Верховный совет СССР и излагал тогда глубоко православно-народнические взгляды. Потом через очень небольшой промежуток времени, в 1991 году, сразу после августовского путча он присосался к вице-президенту Руцкому, очень кичился своими близкими отношениями с ним, ногой открывал дверь в кабинет.
Про это тогда было много всяких рассказов, было много всяких поразительных историй про то, как Никита Михалков учит Руцкого читать русского философа Ивана Ильина, того самого Ивана Ильина, который потратил немало сил и немало строк в своих произведениях на то, чтобы доказать, что немецкий и итальянский фашизм – явление глубоко положительное, интересное, многообещающее. На разных этапах существования фашизма он писал в разной степени омерзительные вещи по этому поводу.
Вот этот человек, который сделался в определенных кругах символом просвещенного национализма – хотя что там в нем просвещенного, я не особенно вижу, по-моему, взгляды вполне дремучие, – вот этот человек был преподнесен вице-президенту Руцкому, который в какой-то момент начал довольно интенсивно претендовать на первую роль в российском государстве. Мы знаем, чем это кончилось. Это кончилось 1993 годом, нарами для г-на Руцкого и крушением его политической карьеры.
В тот момент, когда Руцкой был на вершине своей политической биографии, Никита Михалков был возле него, его ставка в этот момент была сделана именно на него. Прошло какое-то время – и общаться с Руцким стало как-то не интересно и малоперспективно, и тогда среди клиентов г-на Михалкова появился Черномырдин Виктор Степанович. Дальше он стал сосать Черномырдина. Сосал он его довольно интенсивно и в какой-то момент даже сделался средним членом в избирательной тройке блока «Наш дом – Россия».
Первым номером был Черномырдин, третьим номером был генерал Рохлин. Если помните, был такой довольно интересный человек, совершенно трагическая личность, которая и была сведена с ума, как я понимаю, разного рода прилипалами, которые внушили этому в сущности честному вояке какие-то совершенно идиотские наполеоновские мысли. Была такая тройка на выборах. – Черномырдин, Михалков, Рохлин.
Никто про это не помнит. А я помню, между прочим. Помню также, чем дело кончилось. Тем, что, разумеется, эта тройка прошла тогда в российскую Государственную Думу, после чего Михалков благополучно обманул своих избирателей: депутатом никаким не стал, выскочил из этого думского состава, уступил свое место совершенно постороннему депутату, который с хвоста подцепился к этому прошедшему в Думу списку. В общем, комбинация вполне удалась. Это был 1995 год.
Потом прошло некоторое время, наступил год 1998-й. И это уже была история с «Сибирским цирюльником». Была проведена такая чудесная пиаровская комбинация, когда было совершенно не понятно: то ли Михалков, действительно, собрался в президенты России и фильм, который он снял, является частью его избирательной кампании, то ли он просто хочет обеспечить хорошие кассовые сборы от своего фильма и в качестве пиаровской акции придумал – или сам, или кто-то для него придумал – историю с его претензиями на пост президента России.
В общем, что там кого тянет, где там телега, где лошадь, до сих пор не понятно. Но важно, что всё это можно было провернуть только при одном условии – при условии плотного прилегания к тогдашнему большому начальству, к тогдашней власти. А тогдашней властью был Валентин Юмашев и Татьяна Дьяченко, дочь президента Ельцина. И в этот момент Михалков дружил с ними, плотно прилегал к ним и сосал эту компанию.
Вообще, по тому, кого в настоящую минуту сосет Михалков, можно и делать выводы, а кто в настоящий момент является влиятельным или перспективным политическим деятелем в России. Вот в 1998 году была история с «Сибирским цирюльником» и сосанием семьи. Прошло еще какое-то время, и стало понятно, что у семьи есть суперличности, есть главные, вот тот, кого есть смысл сосать в первую очередь. И этот человек – это, конечно, Березовский.
В то время была такая шутка, которую Борис Абрамович в свое время устроил на политическом поприще – он избрался депутатом Государственной Думы от Карачаево-Черкесии. Тоже не помнит про это никто, все совершенно забыли про этот прелестный политический бурлеск, который Борис Абрамович тогда устроил. Деятельным участником этого бурлеска был Никита Михалков, который ездил в Карачаево-Черкесию, агитировал за кандидата Березовского от всего сердца.
У него там спрашивали, не съехала ли у вас крыша, зачем вы туда ездите, не стыдно ли вам, взрослый человек, у вас дети и внуки, не надо ли совесть иметь. А он говорил: «Да нет, что вы, я от всего сердца и так далее». В общем, всё сердце его было отдано Борису Абрамовичу Березовскому, потому что в тот момент была пора сосать Березовского, что он тогда благополучно и делал. Это был 1999 год.
В 2001 году он принялся сосать Путина. Были замечательные истории про то, как во время Московского кинофестиваля приезжали в Москву разные звезды, и эти звезды то ли обедали, то ли ужинали на даче Михалкова на Николиной горе, и Путин был туда приглашаем, и заходил туда через заднюю калитку. И вот дружба тогда достигла своего апогея.
Вот этот путь от митрополита Питирима через Руцкого, Черномырдина, Юмашева и Дьяченко, Березовского, впоследствии к Путину – это и есть политическая карьера, эволюция политических принципов Никиты Михалкова. Если вы видите в этом какую-то твердость, какую-то позицию, какие-то взгляды, какое-то мировоззрение, какую-то последовательность, какую-то логику – если вы что-нибудь видите, то расскажите мне, я с удовольствием прислушаюсь. Потому что мне не удается выстроить таких сложных комбинаций, чтобы сложить это всё в одну цепочку. Я вижу только насос за этим за всем, я вижу огромные распухшие губы, которые бесконечно чего-то такое сосут, и сосут, и насасывают, и насасывают. Вот это и есть политический метод Никиты Михалкова.
Сегодня мы видим следующий его этап, и этот этап выразился в многостраничном манифесте вот этой самой политической бессовестности, которую Михалков выдал. Вы уже достаточно получили разнообразных цитат из него. Я думаю, что желающие могут прочесть, в Интернете во множестве мест он располагается.
Вообще, я не возлагал бы вину за это масштабное свинство на одного человека или на семью Михалкова, внутри которой воспитался такой человек. Знаете, в свое время был манифест фильма «Сибирский цирюльник», его прокатный слоган. В наше время каждый крупный фильм имеет фразу, с которой он появляется в прокате. Вот для «Сибирского цирюльника» это было «Он русский, это многое объясняет». Я переиначил бы эту фразу для Михалкова и сказал бы так: «Михалков. Это многое объясняет».
Действительно, его происхождение от Сергея Владимировича Михалкова объясняет чрезвычайно многое. Вопрос совершенно не в генах, а вопрос в школе. Школа была, конечно, блистательная. Пример отца сыграл здесь значительную, я бы даже сказал определяющую роль. Но вопрос не только в этом. Я бы сказал, что вопрос еще и в среде. Можете сколько угодно смеяться надо мной и говорить, что фраза «среда заела» какая-то пошлая фраза, что это попытка снять ответственность с человека. А я бы сказал следующее.
Я думаю, что кинематографическая общественность, кинематографическая среда ответственна за то, что внутри ее созрел вот этот фрукт. База для всего этого, что я рассказывал, находится внутри кинематографического дела. Михалков оставался успешным кинорежиссером, успешным актером, человек он несомненно талантливый, особенно актер талантливый, талантливый лицедей, он делает лицом, и ему это удается достаточно хорошо.
Кинематографическая среда поддерживала его, кинематографическая среда последовательно держала его на плаву, точнее, позволяла ему держаться на плаву, она его не отторгала, не исторгала, она его не ставила к тому позорному столбу, которого он, несомненно, заслужил тем, что он делал. Наоборот, ему удавалось раз за разом воцаряться на разного рода съездах, выигрывать разного рода суды, устраивать всякие шоу из разных общественных мероприятий в рамках жизни кинематографического сообщества, произносить всякие удивительные манифесты с высоких трибун кинематографических съездов.
Мне кажется, что неразборчивость, беспринципность и в конечном итоге бессовестность российской кинематографической среды здесь сыграли свою роль. Они должны были его с этой трибуны сдернуть. Они этого не сделали. Ну, получите. Получите вместе со всеми нами, получите теперь, когда вы его надули, или, во всяком случае, позволили ему надуться вот до такого размера. Посмотрим, что из этого получится.
Тут люди мне демонстрируют свои способности в использовании всякой обсценной лексики по поводу того, что я рассказываю. На мой взгляд, можно не произносить этих слов, потому что суть посильнее любых ругательств, которые вы произнесете по поводу Михалкова и его манифеста.
Сергей Пархоменко,
передача «Суть событий» («Эхо Москвы»), 29 октября