Это было в Нюрнберге

 

Барбара ОСТИН

КАМЕННАЯ РОЗА

документальная повесть*

 

* Окончание. Начало см. в № 1 10.

 

Тревога

 

В этот раз Трауте уже не кажется мне такой напряженной. Она сама заводит разговор о моей «оперной ночи». «Ты ведь на меня не обиделась, правда? Я не подозреваю тебя в чем-то, просто я так долго тебя ждала. Я так боялась. Кроме того, в тот день у меня были большие неприятности. О продуктовых карточках ты уже знаешь...» – «Вопрос так и остался открытым?» – «В этот раз речь идет о другом. Я уже давно ответственная за распределение талонов на продукты питания в нашем доме. У меня никогда не было с этим проблем. И вот кто-то написал на меня жалобу, будто я веду подпольную торговлю этими талонами, будто я достаю нелегальным путем продукты в огромных количествах, короче говоря – ворую.» Вот ведь несчастье. Целая лавина приходит в движение. Запрещенное общение с подневольной рабочей, махинации с продуктовыми карточками, какие же еще обвинения обрушатся на бедную Трауте?

 

«Только не бойся», – Трауте успокаивает меня и себя в какой-то степени тоже. «Я найду, как выйти из положения. Я все рассказала Хансу. Он почти рассердился на меня за то, что я ничего не сказала ему раньше. Он знает людей, которые могут нам помочь. Все будет хорошо. Ну а теперь, расскажи мне немного, тебе понравилась опера?»

 

Я едва слышала оперу и на какой-либо рассказ у меня сейчас просто нет сил, поэтому я быстро нахожу отговорку: «Мне нужно возвращаться в лагерь. Завтра я вам все расскажу» – «Завтра лучше не приходи, моя золовка будет здесь. Я пригласила ее, нам нужно, наконец, серьезно поговорить с ней, мне и Хансу. Сдается мне...» Я уже знала, что последует за этим: «... что она замешана в этой истории с жалобой.» Я хватаюсь за сердце: «Трауте, скажите матери Руди, что иностранка уехала, и она никогда больше не увидит меня здесь. Мне дают отпуск. После отпуска меня переводят в Ноймаркт и я не буду здесь показываться, пока все действительно не успокоится. Мне ужасно жаль...»

 

Мы обе очень подавлены, Трауте и я. «Ты так быстро получила отпуск?» Я достаю бумагу из сумочки, она внимательно читает ее. «Что здесь написано? Это же не тот город, где живут твои силезские родственники?» Ох, этого я не предусмотрела! «Это ошибка, но неважно, я еду в нужном направлении», – отвечаю я.

 

Не помню, как я провела свои последние дни в Нюрнберге. С тяжелым сердцем я оставляла этот город. У меня было одно единственное желание: чтобы у Трауте и Ханса больше не было никаких трудностей и на вилле «Windschief» снова бы воцарился мир. 

 

Рюкзак

 

В последний вечер перед отъездом я собираю свои вещи у Трауте, как будто бы еду в отпуск – только самые необходимые летние вещи. Все остальное я оставлю – как знак, что я обязательно еще сюда вернусь. В какой-то момент я медлю, размышляя, не взять ли с собой на память хотя бы одну из моих гравюр, и в этот момент Трауте произносит: «Я знаю, этот отпуск продлится долго. Детка, будь осторожна, береги себя».  

Я не знаю, что я должна ответить. Меня удручает, что я вынуждена лгать этим людям, тем более в такой момент, перед прощанием. Я говорю: «Я обязательно приеду из Ноймаркта». Трауте качает головой: «Как жаль, как жаль...».

 

Она уходит на кухню и возвращается с парой летних сандалий в руках. «Мне удалось достать их вчера, эти сандалии, симпатичные, правда? Я подумала, тебя они обрадуют – и останутся как память. И еще я подумала, даже если твой отпуск будет коротким, теплую куртку все же следует взять».

 

В свой последний день в лагере я встаю в 5 часов утра, в 6 часов приезжает грузовик, в котором уже сидят несколько русских девушек. Они с разных заводов и будут переведены сегодня в Ноймаркт или на работу на фермы. В грузовике есть надсмотрщик, он рад, что едет кто-то, кто понимает русский. Я уже несколько раз сопровождала такие грузовики. Мы едем не до самого Ноймаркта, нас привозят на вокзал.

 

Пока надсмотрщик занят покупкой билетов, я обмениваюсь несколькими фразами с другими. Почти все девушки больны или пережили несчастный случай на заводе. У одной левая рука загипсована – «но правой, – говорит она сразу же, – я могу еще многое делать». В Ноймаркте всех их проверяют по списку и регистрируют. Меня в списке нет, я – только сопровождающее лицо, и еще до полудня я возвращаюсь на вокзал и еду обратно в Нюрнберг. В Нюрнберг – в этот раз значит, никуда.

 

Я покупаю билет в направлении Силезии. Сегодня вечером, в 19 часов, я покину этот город. Я очень голодна. У меня с собой только два куска хлеба из лагеря. Я медленно ем их, пока совершаю по Нюрнбергу свою последнюю прогулку, бесконечно печальную прогулку. То и дело я делаю маленькие остановки и присаживаюсь.

 

Ближе к вечеру на дрожащих ногах я иду к Трауте. Мы едва обмениваемся парой слов. Ханса нет дома. Он передает мне привет и «до свидания», говорит Трауте.

 

Она накладывает мне поесть. «Ты ведь голодная, правда? И у тебя впереди большое путешествие». Она заворачивает для меня несколько кусков хлеба.

 

Пора. «Не знаю, могу ли я проводить тебя, – говорит, запинаясь, Трауте, – Ханси вот-вот придет с завода. Кто-то придет на вокзал проводить тебя?» – «Кто же?» – «Ну не знаю. Подожди, я все-таки пойду с тобой».

 

Она надевает свой старый летний плащ и мы движемся к вокзалу. На платформе приходится долго ждать, поезд опаздывает. Когда он наконец приходит, Трауте говорит: «Я не буду ждать отправления, Барбара. Храни тебя бог, возвращайся, мы всегда ждем тебя, покуда живы».

 

Не помню, что я сказала Трауте на прощание. Все слова были все равно излишни. Я села в поезд, обернулась в последний раз. Она была уже далеко и помахала мне.

 

Поезд движется на восток. Во время сумерек он почти не освещен, за исключением маленьких фиолетово-синих лампочек. Никто не разговаривает. Все пытаются спать. Ночью поезд замедляет свой ход, останавливается, свет полностью выключен. Никто не поднимается. Спустя полчаса лампы снова зажигаются, поезд приходит в движение. Люди с облегчением вздыхают. Поезд останавливается еще несколько раз, но настроение у всех улучшается, начинается новый день.

 

В 7 часов – остановка в Бреслау, я пересаживаюсь в другой поезд. На почти пустой платформе ко мне приближается мужчина: кожаное пальто, тирольская шляпа, вызывающее ужас лицо с голубыми глазами: «Проверка документов!» Я спокойно вытаскиваю свое удостоверение личности, потом – справку об отпуске. Он возвращает мне мои бумаги. Все удалось, все в порядке! Я еду дальше, в другой мир, навстречу другим, гораздо большим опасностям. Я еще не знаю, что меня ожидает, и лучше этого не знать. Страничка переворачивается. Мое «прекрасное путешествие» подошло к концу. 

 

Конец