Религия и общество

 

 

Ханс Конрад Цандер

Может ли быть что-либо более печальное, братья и сестры, чем когда христиане спорят о  состоянии и имуществе? Может ли быть что-либо более постыдное, чем распря в общине, когда один христианин хочет быть богаче, чем другой?

 

Но еще хуже, гораздо хуже такая ссора, когда один христианин хочет быть беднее, чем другой. Когда никто не хочет признать, что кто-то другой беднее, чем он. Послушайте же историю «великого спора о бедности», который сотрясал христианство добрую сотню лет, да так сильно, что в конце концов даже самые набожные мучали и лишали жизни друг друга.

 

Всему виной был святой Франциск. Конечно мы должны восхвалять его страстную любовь к святой «сестре бедности». Но мы должны и порицать его за кое-что. Когда он в 1209-м году собрал вокруг себя восторженную толпу братьев-единомышленников, он пренебрег тем, чтобы следить в этом новом сообществе за порядком. Вместо того, чтобы ломать голову над такими неприятными вопросами как организация и программа, святой Франциск проводил время в прекрасных видениях и экстазах.

 

Совсем по-другому повел себя святой Доминик. В то же время что и святой Франциск, он также организовал орден и притом весьма схожий. Однако святой Доминик был достаточно умен для понимания того, что создание ордена не принесет успеха, если его основатель не подойдет к делу осознанно, трезво и реалистично. Святой Доминик не дал увлечь себя даже одним единственным видением. С христианской трезвостью он с утра до вечера занимался ничем иным как рабочими инструкциями, распределением обязанностей, установкой правил. Орден доминиканцев был к моменту смерти его основателя так замечательно организован, что будучи свободен от внутренних проблем смог вскоре взять на себя целый ряд важных полномочий на службе у папы, а в конце концов даже самую высокую после святого престола службу. Сегодня мы называем ее святая конгрегация. А в те времена она именовалась святая инквизиция.

 

В то время как благодаря хорошей организации сыновья святого Доминика брали на себя одно ответственное задание за другим, сыновья святого Франциска являли миру постыдную картину анархистского беспорядка. Самое печальное в этом хаосе в Ассизи было то, что он опирался на слово Иисуса Христа. Именно в Евангелии от Луки (глава 9, стих 3) стоит: In illo tempore сказал Иисус ученикам: «ничего не берите в дорогу: ни посоха, ни сумы, ни хлеба, ни серебра».

 

Как надо это понимать? Как точное, может даже как буквальное указание? Или лишь символически, в смысле некой внутренней духовной установки, когда, кажется, сам Господь дал нам понять, сказав не «блаженны нищие», а «блаженны нищие духом» (Евангелие от Матфея, глава 5, стих 3).

 

Своенравный брат Грегор из Неаполя, вспыльчивый брат Матфей из Нарни и в особенности дерзкий брат Иоанн из Капеллы – каждый из этих важных братьев в Ассизи знал ответ на этот вопрос лучше других и каждый считал себя единственным настоящим бедным. Спросить же об этом самого святого Франциска было невозможно, так как он отплыл в Египет, чтобы обратить в веру тамошнего султана.

 

Когда адский спор о бедности в Ассизи нельзя было не услышать даже на берегах Нила, святой Франциск поспешно вернулся домой и воочию увидел, что он поступил в чем-то неправильно. Он попытался взять пример со святого Доминика и наконец серьезно организовать свою общину. Но было уже слишком поздно. Червь раздора проник в орден францисканцев, два новых распорядка 1219 и 1223 годов только возбудили новые распри. Когда святой Франциск в 1226 году скончался, его братство разбилось на две беспощадно враждующие фракции.

 

На одной стороне были «Realos» («реалисты»), которые хотели быть бедными по духу, но не материально. Это была «прогрессивная» партия во главе с братом Элиасом. На другой стороне стояли «Fundis» («фундаменталисты»), во главе с братом Цезариусом из Шпейера с весьма примечательным тезисом: если монах не беден материально, то значит он богат. Нельзя обойти вниманием и святого Антония из Падуи, который попытался быть посредником между противоборствующими лагерями и получил за это от обоих самую сильную взбучку. Единственно кто ничего не делал, а только наблюдал и покачивал головой, были доминиканцы или, как их теперь все чаще называли, «преподобные отцы святой инквизиции».

 

Сначала казалось, что побеждают «реалисты» брата Элиаса. И не удивительно – ведь они имели эту страшную власть денег. Например, из туго набитого кошелька брата Элиаса была оплачена прекрасная базилика в Ассизи. Однако потом под руководством брата Иоанна из Пармы восторжествовали «фундаменталисты». И не удивительно – ведь они имели единственное оружие, еще более страшное чем деньги, а именно нравственное негодование. И чем дольше, десятилетие за десятилетием, продолжался спор, тем больше обе фракции забывали, в чем собственно суть дела.

 

Поначалу они спорили по относительно деловым вопросам. Например, является работа настоящим выражением бедности или же нищенства, может ли орден францисканцев владеть виноградниками и может ли он принимать завещанное ему наследство. Но в начале 14-го века спор перешел на гораздо более модную тему: «зеркальце, зеркальце на стене, скажи кто беднейший в нашей стране?».

 

Но каким образом можно увидеть, кто среди братьев самый бедный? Святой Франциск не хотел для своего ордена вообще никакой монашеской рясы. Ему было достаточно обыденной одежды бедных людей Тосканы – длинной коричневой рубахи. Его ученикам удалось однако стилизовать ее под рясу, когда они по образцу бенедиктинцев удлинили ее до щиколотки и оснастили вызывающим благоговение остроконечным капюшоном.

 

Но теперь фундаменталисты неожиданно поставили под сомнение этот с таким трудом достигнутый одежный распорядок ордена францисканцев. Бедность монаха, утверждали они, узнается по тому, что он носит более короткую рясу, чем другие монахи.

 

«Мини» вместо «макси». Эта новая церковная мода была опасна. Ведь если для того, чтобы перекозырять в бедности других монахов, достаточно было произвольно укоротить рясу, то возникал вопрос, почему этот тренд должен остановиться на икрах или на коленах. Маленькое, но радикальное меньшинство францисканцев, так называемые фратицеллы, объявили себя сторонниками «мини». Используя церковно-латинский язык можно было сказать: монашеская ряса была модно укорочена «usque ad nates», т.е., так сказать, до задницы.

 

Доминиканцы до сих пор только наблюдали, покачивая головой. Но теперь, хотя им было это нелегко, они должны были решительно вмешаться в дело. В качестве первого предупреждения для всех путаников из ордена святого Франциска они подвергли сожжению на костре святой инквизиции 114 «мини»-францисканцев.

 

Тогда «молчаливое большинство» ордена францисканцев начало громко роптать. Разве это не ужасный позор, когда доминиканцы должны наводить порядок у францисканцев? «Навести порядок можем и мы сами!» И в 1316 году на генеральном капитуле ордена в Неаполе «молчаливое большинство» избрало генералом ордена сильную личность – Михаила из Чезены.

 

Брат Михаил установил порядок по старейшему рецепту: внутри ордена он действовал как реакционер, а вовне представлял себя прогрессивным. Он восстановил железной рукой во всем ордене «макси-моду», собственноручно послал в Марселе на доминиканский костер последних четырех «мини»-францисканцев и в тоже время демонстрировал себя вовне в качестве восторженного фундаменталиста.

 

Поводом для этого стал для него «теоретический спор о бедности», разгоревшийся в Провансе между францисканцами и доминиканцами. Один радикальный францисканец, Беренгариус из Перпиньяна, подстрекал верующих безумным утверждением, что Иисус и апостолы не имели никаких портмоне («non habuisse loculos»). Инквизитор Нарбонны доминиканец Иоанн из Бельны совершенно обоснованно и компетентно установил, что Спаситель имел портмоне. Но вместо того чтобы смириться, францисканец затеял принципиальный спор: Иисус и апостолы не имели ни денег, ни имущества, и это должно быть «dogma sanum et catholicum», т.е. твердой католической догмой.

 

Не успел этот самонадеянный провинциальный францисканец сгореть на костре, как сам генерал ордена в самоубийственном ослеплении дал увлечь себя этой идее. На генеральном капитуле в 1322 году в Перудже он допустил, чтобы эта новая «dogma sanum et catholicum» была единогласно и торжественно принята всем орденом францисканцев.

 

Теперь вынужден был вступить в игру сам папа. Даже ослабленный своим изгнанием в Авиньоне папа Иоанн XXII не мог допустить, чтобы орден францисканцев пропагандировал за него какие-то догмы.

 

Сначала папа заказал известному теологу из ордена доминиканцев магистру Хервеусу теологическую экспертизу, в которой было убедительно доказано, что Иисус Христос не только обладал портмоне, но даже участвовал в торговле недвижимостью.

 

Разве не написано в Евангелии от Марка (глава 2, стих 1), что Иисус, хотя он и проживал в Назарете, появился в Капернауме «в своем доме»? Домовладелец Иисус? Теперь мы понимаем, почему Иисус так часто был в пути. Как всякий ответственный домовладелец он должен был сам следить за порядком жилищ.

 

Опираясь на эти надежные показания папа Иоанн XXII принял 12-го ноября 1323 года в послании «Cum inter nonnullos» непогрешимое решение: «Тот кто упрямо утверждает, что Иисус Христос и апостолы не имели денег и имущества, стоит вне закона и подлежит проклятию».

 

После этого непогрешимого решения появление Михаила из Чезены у папы явилось только позорным эпилогом. Целых пять лет закоснелый генерал ордена францисканцев отказывался признать свое заблуждение. И у подножия папского престола 9-го апреля 1328 года он также не продемонстрировал никакого раскаяния. Напротив, он выкрикнул святому отцу прямо в лицо, что от папы, который положил в собственный карман 25 миллионов золотых дукатов, никто и не ждет справедливого решения в вопросе о бедности. Согласно протоколу и сам святой отец в этот момент, к сожалению, не смог сдержать нервы. Он выкрикнул францисканцу: «Heu te temerarium, insanum, haereticum», т.е. «ты бесстыжий лгун и еретик», и далее «eheu te serpentem in sinu Ecclesiae nutritum», т.е. «ты змея на груди церкви».

 

О дорогие христиане! Надо ли мне долго рассказывать о том, как этот злосчастный францисканец все ниже и ниже погружался в постыдную пучину ереси? Как он трусливо бежал из Авиньона для того, чтобы преподобные отцы-доминиканцы не смогли схватить его за «макси-рясу» и сжечь на костре? Как он бежал в Рим и там сумел наглым образом уговорить доброго, старого, не от мира сего брата Петра из Корбарио дать объявить себя новым папой? Как он бежал от справедливого гнева настоящего папы к кайзеру? И как он, ослепленный  честолюбием апостол бедности, в конце концов в Мюнхене дал вовлечь себя в гнусные денежные аферы?

 

Нет, мы не будем осуждать еретика-францисканца. Мы просто забудем про него. Но что мы должны всегда помнить, это «dogma sanum et catholicum», которую для нас придумали преподобные доминиканцы – отцы святой инквизиции и которую непогрешимо провозгласил папа Иоанн XXII в Авиньоне: имущество и собственность – это нечто достойное восхищения, а наличие денег в кошельке – божье благословение.

 

Перевод с нем. Бернхад Хайльман, Михаил Шнейдерман

Илл.: Елена Шнейдерман,

г. Кельн